Страница 17 из 22
Полковой врач Оля Жуковская выдает нам специальный шоколад "Кола", чтобы мы бодрствовали всю ночь. Мы съедаем его пачками, однако спать все равно хочется.
Но сегодня не поспишь: в Севастополе работает около тридцати прожекторов...
Густая, черная ночь нависла над Крымом. Мой самолет медленно летит во тьме, забираясь все выше, выше. Время от времени далеко впереди зажигаются прожектора. Там - Севастополь. Ползают по небу светлые лучи, а между ними вспыхивают искорки. Это бьют зенитки. Наконец лучи перестают качаться, скрестившись в одной точке.
- Кто-то из наших попался, - замечает Нина сдержанно и надолго замолкает. Возможно, она думает о том, что и нас ждет та же участь: отступая, враг сосредоточил на небольшом участке, в районе Севастополя, массу прожекторов и зениток.
Наша цель - действующий аэродром под Севастополем. Он работает днем и ночью. Немецкие самолеты совершают рейсы в Румынию и обратно.
К цели подходим на высоте двух тысяч метров. В первом полете нас держали прожектора. Их было много, Нина насчитала больше двадцати. Мы это учли.
Я заранее убираю газ. Снижаемся. Видим: на аэродроме включены посадочные знаки, рулят самолеты с зажженными навигационными огнями. У нас разгорелись глаза: сейчас мы их накроем! Только бы нас не обнаружили раньше времени.
Меня охватывает азарт.
- Целься получше, Нина! Такой случай еще не скоро подвернется!
Тихо. Кругом непроглядная тьма, а внизу огни самолетов и посадочное "Т" из электролампочек. Такое ровненькое, аккуратненькое "Т". Видимо, там ожидают самолет Из Румынии.
Мы продолжаем планировать. Посадочные знаки становятся все крупнее, ярче. Я забываю обо всем на свете. Ничего в мире мне сейчас не нужно; единственное мое желание - разбомбить вражеский самолет.
Нина вертится в кабине, нервничает. Но вот она замирает на некоторое время, прицеливается. Я чувствую, как самолет качнуло: оторвались бомбы. Грохот. Взрыв с пламенем. И сразу ослепительный свет: включились прожектора. Шаря по небу, они ловят нас где-то гораздо выше.
И там же, высоко, вспышки и треск зенитных разрывов. А мы низко...
Проносится мысль: сейчас дам газ, нас услышат и сразу схватят! Тогда не выбраться. Стрелка высотомера приближается к тремстам метрам. Мы слишком увлеклись, забыв о высоте. Земля совсем близко! Внизу я вижу шоссе, идущее к аэродрому, вдоль него - деревья...
От множества прожекторов на земле светло.
Больше снижаться нельзя, и я даю полный газ: вот теперь нам достанется! Но внезапно, к моему удивлению, наступает полная тишина. Молчат зенитки, погасли прожектора. Только на земле пылает самолет.
Совершенно свободно мы уходим в сторону моря. Что же случилось? Оставалось только гадать: то ли немцы приняли наш самолет за свой, когда услышали шум мотора так низко над головой, то ли в самом деле прилетел из Румынии их самолет и они боялись сбить его. Что ж, в любом случае нам повезло.
ВТОРОЙ БЕЛОРУССКИЙ
Сюда мы прилетели, совершив большой прыжок из Крыма. Мелитополь, Харьков, Брянск... Теперь мы - в составе Второго Белорусского фронта.
Базируемся временно в Сеще. Здесь все взорвано - городок, ангары, склады. Земля изрыта, перекопана. Еще до войны тут был огромный аэродром. Немцы тоже его использовали: это была крупная авиационная база.
Живем в больших землянках, хорошо оборудованных. А поднимешься по ступенькам наверх - и попадешь в светлый мир берез. Кругом - одни березки. Тонкие, совершенно прямые стволы устремляются к небу.
В Сеще мы сидим неделю в ожидании, когда к нашему полку прикрепят БАО (батальон аэродромного обслуживания) и приготовят для нас площадку поближе к линии фронта.
Здесь мы встретились с французскими летчиками из эскадрильи "Нормандия". Невысокий француз в летной щеголеватой форме, с небольшими усиками и живым лицом улыбнулся и заговорил со мной на ломаном русском языке:
- Мадемуазель лейтенант .. на самолет?
Я постаралась объяснить ему, что мы действительно летчицы и бомбим немцев ночью. Он, видимо, знал о нашем существовании, обрадовался, как старый знакомый, и стал быстро рассказывать что-то на своем языке. Потом спохватился и снова перешел на русский, отчаянно при этом жестикулируя.
На прощание он поцеловал мне руку и галантно поклонился, широким жестом выражая свое восхищение: женщины-летчицы! Это великолепно!
Из Сещи мы перелетаем в глухое лесное место - Пустынский монастырь. Здесь действительно пустынно: только лес, мы да еще комары. Отсюда мы делаем свои первые вылеты в Белоруссии. Бомбим врага в районе Могилева, работаем по переправам. На нашем фронте готовится большое наступление.
Ночи здесь удивительно коротки - не дольше трех часов. Поздно наступает темнота, и рано начинается рассвет. Да, собственно говоря, и темноты настоящей, такой, как на юге, нет. В северной стороне небо остается светлым всю ночь, поэтому в воздухе просто сумрачно, как бывает в предрассветный час.
Местность очень отличается от той, к которой мы привыкли, летая на Кавказе, на Кубани, в Крыму. Ни тебе моря, ни берега, ни гор; и только изредка - большая река. Сплошное однообразие - леса и леса, а среди лесов множество деревушек, озер и мелких речушек. И все они схожи. Сначала ну просто не отличишь!
Мы подробно изучаем район полетов, и каждый кусочек карты оживает, открывает нам свое лицо, свои черты, характерные только для этого района.
Хорошо подготовленное наступление началось в июне. Наши войска вбили клин в немецкую оборону, расширили его и погнали врага безостановочно на сотни километров. Мы едва успевали догонять его.
Второй Белорусский фронт под командованием маршала Рокоссовского успешно наступал, расчленяя вражеские войска на отдельные группировки и уничтожая их по частям. Иногда в окружении оказывалось сразу несколько фашистских дивизий. В разгроме таких группировок приходилось участвовать и нам, бомбардировщикам. Во время наступления мы впервые увидели близко пленных немцев. Колонны и группы пленных, идущих под конвоем на сборный пункт, стали обычной картиной летом сорок четвертого. Пленных захватывали в бою, но часто они сдавались сами. Даже к нам в полк приходили сдаваться. Прямо на аэродром...