Страница 17 из 56
Байрони словно ударили кулаком в живот. Она недоверчиво посмотрела в глаза Бренту.
- Что? - пролепетала она.
Брент рассмеялся.
- Мне было восемнадцать лет, а Лорел двадцать два. Она хотела меня - и получила. Отец появился, разумеется, совершенно неожиданно. - Брент машинально потер пальцем шрам на щеке.
Значит, отец его наказал, подумала Байрони. Десять лет, говорила ей Мэгги, десять лет он был предоставлен самому себе.
- Но тебе же было всего восемнадцать лет! А как он поступил с твоей мачехой? Тоже прогнал?
Брент рассмеялся, размахивая письмом.
- В этом-то и есть вся ирония, дорогая. В восемнадцать лет я был настолько щепетилен, что принял на себя ответственность за происшедшее. Возможно, не надо было этого делать. Для отца так было бы лучше.
В конце концов он, несчастный, понял, что она вышла за него замуж только из-за денег и его положения. Он отдал мне плантацию - Уэйкхерст и сделал меня опекуном Лорел. Иными словами, теперь всеми деньгами распоряжаюсь я. Не представляю, что она при этом чувствует, - А как же с твоим братом, Дрю?
- Отец оставил ему большую сумму денег, а кроме того, что-то ему досталось после смерти матери.
Сейчас Дрю двадцать шесть лет, он художник. Живет холостяком недалеко от главного дома. Когда меня десять лет назад выгнали из дому, Дрю уезжал в Париж учиться живописи. Фактически единственной связью с домом было случайное письмо от брата. Один Бог знает, что он теперь думает обо всем этом.
Брент внезапно умолк, допил бренди и опустился в кресло.
- Байрони, я должен ехать. Без меня адвокаты не смогут ничего оформить.
Байрони в глубоком раздумье кусала нижнюю губу.
- Значит, мы едем, - с готовностью проговорила она.
Брент поднял густую бровь:
- Мы?
- Разумеется. Если, конечно, ты не намерен возвращаться.
- У меня, по-видимому, нет выбора. Однако я хочу продать плантацию. В голосе его прозвучала неуверенность.
- Целых восемнадцать лет это был твой дом, Брент.
Он вздохнул, взъерошив волосы.
- Да. Я солгал бы, если бы сказал, что не тосковал все эти годы. Это красивый, хороший дом, Байрони, к югу от Начиза, у самой Миссисипи, севернее границы с Луизианой. По-моему, мой дед построил его в 1784 году. Разумеется, под сильным испанским влиянием.
О проклятие!
- Что? Расскажи мне о нем побольше.
- Рабы. Когда я уезжал десять лет назад, в Уэйкхерсте жили больше пятисот негров.
- Боже мой, что же они делают? Это же целая армия!
- Большинство из них работают на хлопковых плантациях, с рассвета до темноты, остальные - ремесленники: кузнецы, лудильщики, каменщики, плотники, ну и, конечно, прислуга в доме - около тридцати бедняков, обслуживающих белых. Няня-негритянка Бас, старая и сморщенная, как чернослив, была мне второй матерью. Неграм в Уэйкхерсте жилось лучше, чем на других плантациях. Они ели два раза в день, имели нечто вроде больницы, и любые наказания ограничивались двенадцатью ударами плетки надсмотрщика, тоже раба, но более образованного. Если бы я остался, то, вероятно, не очень задумывался бы над этим. Видишь ли, это были образ жизни и экономическая необходимость. Но теперь... Я вряд ли смог терпеть это дальше. - Брент рассмеялся. - Теперь я ".масса", а ты, дорогая, "миссис".
- Освободи их, - сказала Байрони без всякого предисловия.
- Освободить? Они же неграмотные, забитые и все из-за белых. Может быть, ты и права. Что же касается милейшей Лорел...
- Я поняла, что милейшая Лорел наделена превосходным вкусом к мужчинам. Однако с ее стороны было не очень разумно соблазнять восемнадцатилетнего юношу.
И сделать таким подозрительным к женщинам.
Таким подозрительным ко мне.
Байрони не терпелось увидеть Лорел. Губы у нее сжались в тонкую линию.
- Ты, вероятно, права, но я и сам был хорош.
Впервые переспал с женщиной, когда мне было четырнадцать лет, а в семнадцать уже был грозой всей округи. Черт возьми, я спал даже с двумя негритянками.
Видишь ли, это делал буквально каждый мужчина, так было принято. Меня называли enfant terrible - несносный ребенок и хихикали за моей спиной. Думаю, до того рокового дня отец гордился мною. Теперь, Байрони, ты знаешь мое прошлое, по крайней мере видишь, как все началось.
Байрони широко улыбнулась:
- По пути в Начиз расскажешь мне подробности твоей жизни за последние десять лет. Не называли ли тебя "несносным мужчиной"?
- Некоторые называли. Но теперь это не имеет значения. Ты уверена, что хочешь поехать со мной, Байрони?
- Ты же обещал мне свадебное путешествие, помнишь?
- А как насчет кнута?
- Кнут - мой постоянный спутник, - подтвердила она. - Я очень сожалею о смерти твоего отца, Брент.
- Я тоже. Не знаю, почему он не написал мне перед смертью. Я обязательно бы съездил домой.
- Подозреваю, дело, вероятно, в гордости.
Брент повернулся и внимательно посмотрел на Байрони.
- Ты сообразительная, Байрони.
- Я же купила кнут!
***
Вечером следующего дня Хаммонды, одетые для официального визита, прибыли на ужин в дом Сэкстонов. Там уже были Хорас и Агата Ньютоны, а также Сент Моррис и Тони Доусон.
- Прекрасно выглядите, Байрони. - Чонси крепко обняла приятельницу и улыбнулась мужу озорной улыбкой. - Дел восхищен тем, что вы пришли.
Говорит, что забыл, как выглядит нормальная женщина. На кого я сейчас похожа!
- У тебя величественный вид, Чонси, - заметил Брент. - Настоящий клипер под парусами из голубого шелка.
- Не забывайте про кружева, Брент!
- Я сижу рядом с Тони? - обиженно спросил Сент Дела Сэкстона по пути в столовую.
- Простите, старина, но Тони может быть очень приятным собеседником, когда в ударе.
- Чонси родит в следующем месяце. Меня удивляет, зачем вы вообще меня пригласили.
- Она такая громадная, вот я и забыл, - заискивающе проговорил Дел и повернулся к Байрони, сидевшей справа. - Вам идет золотистый шелк, дорогая. Что же касается этого деревенского дурня, - продолжал он, указав движением брови на Брента, - то я просто удивлен, что его не прикончили. Я наслышан о вашей драке.
- Имело место некоторое расхождение во мнениях, - непринужденно заметил Брент. - Ничего бы не произошло, согласись тот парень со мной. По правде говоря, даже не помню, о чем, собственно, шла речь.