Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 24 из 36

– Может, скажешь, что мне делать? Разбитая одна семья, несложившаяся вторая. Два малых ребенка на руках. Я ни одному, ни второму не могу дать нормальной семьи. Мне им это нужно как-то объяснять и сделать так, чтобы они при этом были счастливы. Я пытаюсь полгода заткнуть свой мозг, чтобы не влезть в петлю от всего этого, а ты каждый раз меня окунаешь носом в это. И да, я тебе писала, еще до Камбоджи, что не хочу с тобой отношений. Это не новость для тебя. Но я делаю все, чтобы просто радоваться, делать сумасшедшие вещи. Для тебя. Потому что ты мне очень дорог. Но тебя так не устраивает. А я по-другому не могу. Все. Я спать. Душу вынул. Я устала. И хочу домой. Только некуда.

– У тебя совесть есть? Некуда? Ты ведь обесцениваешь все, что я делаю!

– Это ты все превратил в цену…

– Да я от тебя ничего не требую! Даже свое присутствие исключил. Это ты превратила. Я был любим, а стал просто дорог…

– Олег! Мне ничего от тебя не нужно! И я уеду к маме.

Софи бросила трубку. Олег пытался дозвониться до нее. Бесполезно. Выключила.

Он закричал в бессильной злобе на самого себя и топнул ногой. «Да что же происходит-то! Боже! Когда же это закончится?!» Он хватал себя за руки, за волосы, шипел сквозь зубы, ненавидя себя за этот разговор и всю эту ситуацию. «Боже! Откуда столько боли? Почему? Зачем? За что?»

Он стал набирать сообщение Софи:

«Не уезжай, пожалуйста! Ты, наверное, права. Я псих ненормальный. Хотя… Беги от меня, а то всю жизнь будешь мучиться. А я, наверное, и вправду другим никогда не стану. Каждый раз обещаю, что это последний. И все заново! Наверное, я так смогу, только если у меня вообще чувств не станет. Ради твоего счастья и улыбки на твоем лице я готов отказаться даже от этого. И, наверное, это и вправду не любовь, а обусловленность, зависимость».

Написал. Отправил. Но вместо успокоения пришла новая волна психоза. «Надо срочно все уладить!»

Олег наспех оделся, вышел во двор, сел в машину и уже через пять минут был у двери Софи. Он начал тихонечко стучать в дверь, пока Софи не открыла ее.

– Ты совсем спятил?! Я только уснула! Я, на секундочку, кормящая мама! Мне высыпаться надо! Сколько ты еще будешь надо мной издеваться?

Олег пытался прижать ее к себе, но она грубо отталкивала его.

– Ты совсем охренел?! Завтра же уеду!

Софи резко развернулась и пошла в спальню, закрыв за собой дверь. Олег снял обувь и проследовал за ней. Софи спряталась с головой под одеялом. Он с трудом отыскал ее руку и начал целовать ее, приговаривая: «Прости. Прости меня, пожалуйста. Прости, любимая». Он слышал лишь рыдание из-под одеяла и понимал, что ничего не исправил…

Сказав еще сто раз «прости», он покинул спальню Софи, надел ботинки и вышел из дома абсолютно обессиленный.

Следующим утром Олег поехал к детям. Гулял, играл с ними, старался максимально отвлечься от дурных мыслей. Олег проверял то телефон, то почту, в надежде увидеть весточку от Софи. Сам несколько раз писал ей, прося прощения, но она не отвечала.

Вечером от Софи пришло сообщение: «Молока нет почти весь день. Полчаса массировала грудь. Лила орет. Завтра куплю молокоотсос». – «Может, ванну теплую примешь. Я знаю, что помогает», – ответил Олег. – «Не нервничать помогает и ложиться спать вовремя». – «Я уже и так все понял. Зачем напоминаешь?» – «В следующий раз подумаешь».





Настроение Олега снова упало ниже некуда.

На следующий день Олег получил от Софи письмо.

«Привет, милый Олежка… Засунув свое эго (после всего тобой сделанного и сказанного) в самую дальнюю точку, начать хотелось именно так.

Наверное, я не скажу тебе ничего нового, но тем не менее. Я больше просто не могу. Попросила я тебя уйти именно потому, что сил не хватает говорить в лицо правду. Я бы не смогла сказать всего, что хотела. Ты как-то сказал, не можешь сказать – пиши. Вот я и подумала, что так будет лучше.

Я устала. Устала врать и в первую очередь себе, а по накатанной – и тебе тоже. Я вернулась в состояние годовалой давности. И ты меня совсем добил песней „Бескрайний век“… Ровно год назад я сидела на кухне в Москве и ревела под нее. Не зная, что делать, куда бежать и надо ли бежать и что-то делать. Тогда я еще ходила к психологу и на вопрос – покажите, где вы находитесь (относительно лабиринта), я ответила – в самом центре. И вот я снова там. В самом центре этого лабиринта. Сегодня отличается от того дня лишь тем, что теперь это не вгоняет меня в панику. Я не боюсь. Очень много всего с тех пор произошло, и за все это я тебе благодарна. Я не жалею ни о чем.

Как-то ты меня спросил: „Как же так, ведь летом было здорово?!“ И это правда. Но летом было лето. И пока это самое сумасшедшее лето в моей жизни.

Относительно того, чтобы не врать и моего отвода глаз. Вот так стыдно, что даже смотреть тебе в глаза тяжело. И ты, конечно же, это замечаешь. А у меня не хватает смелости сказать, как есть. Я не знаю, как себя вести. Я не люблю. Я вижу, как ты смотришь на меня, и не могу тебе ничего сказать, но и дать ничего взамен не могу. Мы несколько раз обсуждали то, что я ничего не хочу, но каждый раз все возвращается к началу. И ты не прав. Ты не вызываешь раздражение, это просто от собственной глупости, страха и незнания. Я не знаю, что делать, вот и все. Плюс вся ситуация, которая сделала меня полностью от тебя зависимой. Я не могу тебе говорить – не приходи. Я считаю, что это твой дом, и ты можешь здесь быть, когда захочешь. Тут твоя дочь, и ты должен видеть ее, когда тебе хочется. С финансовой стороной все еще хуже. Я не могу (физически не могу) ничего у тебя просить, потому что знаю, что тебе сложно, да и вообще. Боже… Даже писать сложно. Не то что говорить. А ты меня держишь в состоянии, что мне приходится тебя об этом просить. Мне легче отказаться от чего-то, чем просить. И это ужасно. И я, конечно, наверное, очень ленюсь с кабинетом. Но для меня это что-то совершенно новое и неизвестное и плюс Лила… Я так или иначе ограничена в действиях. Хотя… Все это оправдания. Просто пока результата нет, и меня это еще больше злит.

Я уже триста раз, наверное, потеряла какую-то логику мысли (чего с тобой бы не случилось).

В общем, я хочу разобраться с собой. Можно уехать куда угодно. Есть, пить Эрнумаско или любую другую штуку. Пытаться заставлять себя медитировать… Но, как было написано кем-то (не помню кем), поехав в Тибет, ты привезешь оттуда ровно столько спокойствия, сколько привез туда с собой.

Это и есть моя самая большая проблема. Нет мира в душе. Можно сколько угодно бегать, менять города и страны. Ходить с блаженным лицом. Но если мира нет внутри, то его и не будет. И дело не в том, что не такой был Жан. А теперь не такой Олег в Питере. (Я не сравниваю вас, я сейчас о себе.) Дело во мне и моем хаосе, от которого нужно избавиться. И дело не в том, что я себя потеряла (как я думала раньше), а именно в том, что я себя не признаю. И этот цикл будет повторяться, пока я не найду хоть каплю мира внутри себя.

Я чувствую перед тобой вину. Не знаю, что с ней делать. (Не нужно только говорить – не чувствуй.) Я просто хочу немного свободы и времени и пространства для себя. Я не знаю, кто я. А пока не примешь себя, ничего вообще не выйдет.

Я научилась принимать прошлое… Не страдать по нему, не сожалеть о чем-то и не грустить, что вот тогда было так, а сейчас нет. Я ему благодарна. Ценен каждый миг. Но настоящее ценнее.

Хочется еще писать и писать. Но это будет уже из пустого в порожнее. Надеюсь, ты меня услышишь и правильно поймешь».

Олег начал писать ей сразу же:

«Милая Софи!

Я не Ошо и не Будда. Понимая, как тебе сейчас не просто, я делаю все для того, чтобы у тебя на душе было спокойно. Раньше не ждал от тебя слов любви, потом нежных объятий, потом теплых слов, теперь уже не жду просто слов…