Мы – до нас

Всем своим видом дав понять, что его решение окончательное и обжалованию не подлежит, академик круто развернулся и уже через минуту сидел за столом с находками.

Как только он оказался за пределами слышимости, Александр сразу же принялся возмущаться вслух:

– Нет, вы видели?! Образец юридического беспредела! Вопиющая историческая несправедливость! За одно и то же преступление – одному прощение, а другому – наказание!

– Да нет, Шура, в чем-то Владимир Всеволодович прав… – заступилась за академика Людмила. – Он действительно хочет, чтобы мы за время учебы выучили русскую историю в ее полной – как он сам любит говорить – гармонии.

– Защищай-защищай… своего академика! – обиженно заметил Александр, кивая при этом на Стаса, и язвительно усмехнулся: – Только зря стараешься! У него уже свой адвокат имеется!

Людмила недовольно передернула плечами и, действительно, найдя в комке земли нечто интересное – зеленоватую бусинку, отправилась показывать ее академику. Владимир Всеволодович сразу разволновался и стал доказывать Валентину, что это еще одно доказательство его правоты: бусы зеленого цвета были самыми дорогими и носить их могли только очень богатые и знатные женщины.

– Слушай, Саша, – воспользовавшись тем, что они опять остались одни, осторожно спросила Юля: – Я давно хотела узнать: а почему ребята называют Людмилу по-разному?

– Как это по-разному?

– Ну, одни Людой, а другие Милой? Причем, с каким-то явным подтекстом! Я спрашивала у ребят, но они почему-то отмалчиваются или отнекиваются – не знаем, мол, и все тут!

Александр тоже захотел уклониться от прямого ответа, но, перехватив призывный взгляд стоявшей у стола Владимира Всеволодовича Людмилы на Стаса, небрежно кивнул на нее:

– Видишь ли… Как бы тебе это объяснить… Ну, словом, тот, с кем она побывала в очень тесных – понимаешь? – отношениях, называет ее Милой. А все остальные – просто Людой!

– Надо же, до чего додумалась! – покачала головой Юля.

– Да, и не зря говорят: дурной пример заразителен. Я вот тоже для одних Саша, а для других Шура… – согласился Александр, и, как нарочно, с соседнего места раскопок его окликнул рыжий парень:

– Шур! Пошли, перекурим?

– Как… неужели ты… – во все глаза уставилась на него Юля.

– Да нет! На мужчин это правило не распространяется! – засмеялся Александр. – Это с ориентированием у меня вечные проблемы: даже в парке в трех соснах могу заблудиться, а что касается ориентации, то тут все в полном порядке. Просто у нас в комнате все четыре студента – Александры. Вот мы, по жребию, и разделились, чтобы не путаться: один Саша, второй Алекс, третий Сандро, а я – Шура.

– А я вот пока для всех – только Юля! – вздохнула девушка и с лукавинкой посмотрела на парня. – Может, придумаешь мне еще какое-нибудь имя?

– А что? Может, и придумаю… – бросив на нее рассеянный, беглый взгляд и куда более заинтересованный, долгий, на Лену, лениво пообещал Александр и крикнул ждущему ответа соседу:

– Не могу! Академик запрещает курить на территории раскопок, говорит, в Древней Руси этого не было! А я и так в опале! К тому же, скоро обед, вот тогда и проветримся и покурим!

Судя по расположению на небе солнца и добродушному настроению академика – двум обстоятельствам, которым студенты доверяли больше, чем собственным часам, – обед уже действительно был не за горами.

Но Владимира Всеволодовича, подошедшего к жителям, вдруг заинтересовало то обстоятельство, что некоторые из мужчин несколько раз чистили этот пруд.

– Так-так, – заторопил он их. – А чего-нибудь такого необычного, чего сегодня нигде не увидишь, не находили?

– Как не находили? – охотно отозвался один из мужчин. – Я лично подкову однажды достал!

– Да какое же это – необычное?.. – разочарованно вздохнул Владимир Всеволодович.

– А разве нет? – удивился мужчина. – Теперь даже в Покровке нет ни одной лошади, все на автомобилях. Разве что только шину да цепи зимой на дороге или в кювете увидишь!

Зрители засмеялись, и тут подала голос одна из женщин:

– Я, конечно, пруд не чистила, но лет двадцать назад, когда мимо проходила, уж очень мне один камень приглянулся. Хороший булыжник такой, пуда полтора-два весом. Ну, я его и прихватила.

– Ай да Наталья Васильевна! Слыхали? – тридцать килограммов так, между прочим, с собой прихватить! – принялись перемигиваться мужчины.

– Ага! Мужа своего гонять!

– Бедный Ефимыч!

– То-то он у тебя на инвалидности!

– Да не слушайте их! – отмахнулась от них женщина. – Мне как раз тогда гнет для квашения капусты нужен был. А что касается необычного, так на нем – то ли стекляшки цветные, то ли камешки с одной стороны были… Я их, конечно, выковыряла и выкинула, а тем камнем квашеную капусту до сих пор закрываю!

– Да… Не густо… – подвел итог беседе академик, но тут подал голос подошедший и узнавший, о чем речь, дядя Андрей:

– Я как-то раз какую-то странную блесну или грузило нашел…

Владимир Всеволодович с новым интересом посмотрел на него:

– И чем же она или, как вы говорите, оно показалось вам странным?

– Так ведь в нашем пруду, кроме карасей, хищных рыб отродясь не водилось, да и сетями никто не баловался! – удивился дядя Андрей. – А еще, вроде, как буквы какие-то на ней были…

– И… что же вы с ней сделали? – боясь дышать, осторожно спросил академик. – Выбросили?

– Зачем? В хозяйстве все годится, верно, мужики? – огляделся дядя Андрей и, дождавшись одобрительного гула голосов, объяснил: – Как говорится, употребил по прямому назначению: сделал из него грузило к закидушке, когда еще до болезни рыбачить на речку ездил! Хорошее, должен вам сказать, было грузило, фартовое!

– Было? – упавшим голосом уточнил академик и вздохнул: – Ну-да, конечно: в конце концов, оно однажды зацепилось за корягу, сорвалось и пропало навсегда?

– Почему? Что я мест на реке не знаю, куда можно забрасывать, а куда нет? – даже обиделся дядя Андрей. – Так в сарае, где все мои рыбацкие снасти, и лежит…

Владимир Всеволодович сразу просиял и умоляюще посмотрел на него, потом – на женщину:

– А вы… не могли бы его принести?

– Конечно! О чем разговор! – охотно согласился дядя Андрей.

– И вы, Наталья Васильевна, свой булыжник тоже… Может, мне вам на помощь кого из студентов дать?

– Да что я, сама не справлюсь?

Дядя Андрей и Наталья Васильевна ушли. Судя по всему, академик был готов дожидаться их возвращения даже до вечера. К тому же, подошел директор школы Юрий Цезаревич и стал просить передать ему после окончания работ все ненужные экспонаты для школьного музея, и студенты с голодным нетерпением, уже с нескрываемым нетерпением, поглядывали на обеденный стол.

Лена давно уже разложила миски и ложки и начала нарезать хлеб.

– Мила! – направляясь на помощь к ней, по пути спросил Стас. – А находки сразу нужно относить или после окончания всех работ?

– Конечно же сразу! А что у тебя? – живо заинтересовалась Людмила и, увидев на ладони Стаса зеленоватую бусинку, воскликнула: – Ой, еще одна! Станислав, это знак! Я же ведь тоже нашла такую, так сказать – пару ей!

Стас равнодушно пожал плечами – пара так пара – и понес находку Владимиру Всеволодовичу.

Но Александр был ошеломлен.

– Что?.. Мила?! – пораженно переспросил он и с презрением посмотрел на девушку: – То-то вы на три часа позже с ним заявились! А я-то, наивный, думал, что это поезд опоздал! Что, не хватило времени по дороге?

– Дурак! – швыряя в него щетку, крикнула Людмила. – И не подходи больше ко мне! И своей Милой называть больше не смей! Никогда, слышишь?

Она достала из сумки сигарету, незаметно вышла за пределы раскопа и, воспользовавшись тем, что академик с найденной Стасом бусиной тут же поспешил к Валентину, часто и нервно закурила.

Александр стряхнул со своей белой футболки крошки земли и снова уставился на Лену.

– Так… – довольно потирая ладони, прошептала Юля. – Половина дела сделана. И надо же – сама собой, даже без моего участия! Теперь надо дождаться решения второй половины – удаления из карьеры нашей деревенской красавицы…