Страница 6 из 20
Один из известных исследователей утопии как квазинаучного жанра Е. Шацкий указывает, что утопия для ученого – это мысленный эксперимент. «Определенную разновидность утопий… можно рассматривать как доведение до крайних логических последствий явлений, реально существующих в обществе, или, другими словами, как гипотезу о перспективах его развития. Даже там, где мы не имеем дела с подробно описанной моделью утопического общества, обычно встречаются многочисленные предположения о том, какие последствия повлечет за собой установление или упразднение тех или иных общественных институтов»[25]. Осознание негативных последствий построения общества на логически непротиворечивых основаниях привело к проведению мысленных экспериментов «наоборот» и созданию антиутопий типа «Мы» Е. Замятина и «1984» Дж. Оруэлла.
Следует обратить внимание на то, что в истории человечества фактически не было рыночных утопий, поскольку в саморазвитии и спонтанности тех или иных общественных процессов люди всегда видели только угрозу. С большой натяжкой такой утопией можно считать лишь книгу Ф. Хайека о денационализации денег[26]. Но сегодня в эпоху критики рационализма с особой ясностью ощущается абсурдность представления общества в виде единой слаженной организации. Поэтому спонтанные процессы стали восприниматься не столько как угрозы, сколько как некие зоны свободы, лежащие в основе социального развития.
Окончательное крушение тоталитаризма как «идеального» социального строя совпало с еще одним важным фактором формирования нового мышления – процессом глобализации. По существу этот процесс зародился давно и шел постепенно, открывая людям многообразие культур на Земле. (Можно сказать, что первым европейским «глобализатором» был Александр Македонский.) Но к концу XX столетия, как говорится, количество перешло в качество, и стало очевидным, что Западная цивилизация при всей своей привлекательности не является единственной и, главное, хотя и очень хочет, но не может задавать стандарты жизни для людей всей планеты. Глобализация обусловила возрастание потребности в идентичности (самобытности) конкретных обществ и сообществ и показала невозможность применения к ним единых критериев, какими бы универсальными они не казались.
Со времени самостоятельного существования социальных наук, каждая из них пыталась доказать свою научность, аналогичную научности естествознания, и создать обобщающую эмпирически обоснованную теорию, полностью объясняющую свой предмет. Однако ни математическое направление маржинализма в экономической теории, ни позитивизм в социологии, ни натурализм в политологии не смогли даже приблизиться к точности естественных наук и универсальности их постулатов[27]. Напротив, всякий раз вместе с внедрением в повсеместную практику «универсальных идей» нарастающие негативные социальные явления постепенно разрушали веру в них и, наконец, разрушили совсем. Думать, что социальные субъекты подобны центрам тяжести в физике – слишком большое допущение. Общества, общности и другие социальные группы в социокультурном отношении слишком различны, чтобы их бытие подчинялось одним и тем же закономерностям. Поэтому сегодня никто уже и не пытается создать единую концепцию развития общества или даже отдельных его институтов.
Наверное, первыми, кто столкнулся с ограниченностью универсальных научных идей в современном мире, были менеджеры западных компаний, открывавших филиалы и представительства за рубежом. В отличие от экономистов, все еще веривших в то, что их наука похожа на математику и физику, а их рецепты процветания будут работать в любой стране, менеджеры на практике осознали недостаточность адаптации западных моделей и необходимость разработки особых подходов к работе с «инокультурным» персоналом. Если неолиберализм начала нового века все еще позиционировал себя в качестве некой волшебной палочки, делающей любую страну благополучной и процветающей, то реально действующие менеджеры уже с начала 1980-х годов были вынуждены погрузиться во все многообразие представлений людей различных национальных сообществ о работе, зарплате, карьере и пр. И они поняли, что научные идеи в социальной сфере дают ожидаемые результаты только в рамках определенных институциональных контекстов, а их на Земле множество.
Массовый скептицизм по отношению к традиционной науке во второй половине XX века был вызван пониманием того, что она, демонстрируя определенные успехи, не в состоянии решить фундаментальных проблем современности. Гуманное общество, даже на Западе, так и не построено, а в процессе хозяйственной деятельности человека возникает множество технологических, экологических и других рисков, которые, престав быть только предметом обсуждения ученых, вызывают тревогу у людей огромных регионов. Кроме того, с развитием средств массовой коммуникации современный человек получает во много раз больше негативной информации «в единицу времени». «Странным образом – пишет Л. Г. Ионин, – тотальное онаучивание мира сплошь и рядом приводит к результатам, противоположным тем, что имеют ввиду его сторонники. Так, невероятное усложнение технологических, экономических и социальных систем… приводит к тому, что они становятся непостижимыми и неконтролируемыми со стороны своих создателей и обретают собственные, незапланированные и неконтролируемые человеком способы деятельности.»[28]
Переход общества от состояния модерна к новому состоянию знаменуется глубокими изменениями сущностного порядка, хотя и происходят они довольно медленно. «Постмодернизм рассматривается как феномен общественного сознания, порожденный распадом предшествующего типа сознания, в котором наука выступала в роли ядра и играла роль, аналогичную роли мифа и религии в прежние времена. Постмодернизм возникает как реакция на потерю наукой ее роли доминанты общественного сознания, как реакция на распад данной социокультурной матрицы. В свою очередь постмодернизм выступает и как важный фактор, усиливающий этот распад. Постмодернизм ставит под вопрос современную науку в ее двойной функции: и как особого, “привилегированного” способа познания, и как ядра современной или модернистской социально-культурной матрицы».[29]
Возрастание недоверия к науке приводит к тому, что при столкновении с чем-либо неожиданным, непредсказуемым или непонятным обыденное сознание не апеллирует к ученым, а ищет чью-то скрытую злую волю. Всевозможные теории заговоров, тайных сговоров, законспирированных соглашений существуют, начиная с Античности. Но особый размах и особую фундаментальность они приобрели в эпоху постмодерна. Неслучайно книга А. Дугина о конспирологии начинается со введения с характерным названием «Конспирология – веселая наука постмодерна».[30]
Понятие «постмодернизм» имеет несколько значений и употребляется довольно произвольно. С нашей точки зрения, прежде всего следует отличать модернизм и постмодернизм от модерна и постмодерна. В соответствии с привычным словоупотреблением, под модернизмом и постмодернизмом могут пониматься направления в культуре и искусстве (прежде всего, в литературе, архитектуре и изобразительном искусстве), а также идеология и социальная теория, включающая философские и конкретные социально-гуманитарные элементы. Понятиями «модерн» и «постмодерн» следует обозначать типы обществ с различной культурой и временные периоды их существования[31].
Постмодерн как тип или состояние современного общества учеными оценивается по-разному. Точно так же, как и авторы теорий постиндустриализма, информационного общества и общества риска, постмодернисты делятся на два лагеря. Представители первого считают, что современное общество – это новое общество, качественно отличающееся от общества модерна, т. е. это в прямом смысле слова постсовременность. Представители второго лагеря отмечают, что, несмотря на значимые социальные изменения, которые происходят, начиная со второй половины прошлого века, культурный код современного общества в целом остается прежним. Поэтому, по удачному выражению Э. Гидденса, мы переживаем лишь стадию радикализации современности[32].
25
Шацкий Е. Утопия и традиция. М.: Прогресс, 1990. С. 33.
26
Хайек Ф. Частные деньги. М.: Институт Национальной Модели Экономики, 1996.
27
Культурология, сформировавшись в середине прошлого века усилиями постструктуралистов и постмодернистов и имея аксиологические основания, – единственная из социальных наук, которая не пыталась стать «точной». Не существует и современных всеобщих культурологических теорий, хотя в любом учебнике по культурологии изложены глобальные линейные, волновые и циклические модели развития культуры, созданные, начиная как минимум с XVIII века.
28
Ионин Л. Г. Социология культуры: путь в новое тысячелетие. Учеб. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Логос, 2000. С. 396.
29
Чешков М. А. «Новая наука», постмодернизм и целостность современного мира // Вопросы философии, 1995. № 4. С. 26–27.
30
См.: Дугин А. Г. Конспирология. М.: Арктогея, 2005.
31
Выделение модерна и постмодерна как сменяющих друг друга типов общества в целом соответствует таким градациям общественного развития как индустриальное и постиндустриальное общество в социальной теории, новое и новейшее время в истории.
32
См.: Giddens A. Consequences of Modernity. Stanford, California, 1990.