Не все переплывут реку

Губы ее шепчут что-то тихо-тихо, она смотрит на улицу и вдруг видит знакомые, родные глаза. Они проступают сквозь стекло, ночной мрак, они плывут, как облака над золотыми перьями берез, над синими зеркалами озер, и разноцветными коврами трав на лугах, над ее старым деревенским полузабытым домом, они приближаются и словно растворяются в ней, вспыхнув перед глазами ослепительно ярким озарением ее душевного прозрения. Наконец-то это случилось.

– Мама, как мне тебя не хватает сейчас, если бы ты знала, – шепчет девушка побледневшими от волнения губами. – Я знаю, ты не умерла, ты просто ушла в мир иной, я не хочу верить в смерть, для меня ты всегда жива, и я так счастлива. Ты веришь мне?

– «Верю, моя девочка. Меня нет рядом с тобой, но я в тебе, в твоей памяти, в твоем сердце. Я долго ждала этого момента, и теперь я тоже счастлива. Ты должна любить жизнь, людей, я верю в тебя, и теперь я спокойна».

– Я буду стараться, мамочка.

– «Вот и чудесно. Я спою тебе романс, послушай, моя девочка…» – голос матери запел, как когда-то, в том далеком призрачном детстве.

Он пел только ей, только для нее, и в то же время для всех людей, пел о жизни, о любви, и Люськина душа вдруг обрела спокойствие и гармонию.

Теперь она знала, видела свою маму, чувствовала ее всем своим истосковавшимся сердцем.

Даже мачехе своей она посочувствовала, нелегко ей приходится с больным ребенком, с ней, Люськой.

И отец между ними мечется, его тоже жалко. Ей стало всех жалко, на глазах выступили слезы, то были слезы очищения и надежды.

Еще у нее есть настоящий друг, Мишка. Это конечно не тот сказочный принц, о котором мечтают все девчонки, но он всегда рядом, и сегодня вечером пригласил ее на дискотеку в ДК. На завтра.

Слезы высохли на глазах, и Люська засмеялась, сердце ее забилось в предчувствии чего-то очень хорошего, что ожидало ее в будущем.

И она пошла к себе, надо немного поспать, чтобы утром началась ее новая настоящая жизнь.

…………………………….

Москва, 2013 г.

Мишкина невеста

Как только он приехал из очередной командировки домой, на следующий же день решил навестить своего армейского друга, Мишку Савина. Так уж получилось, в круговерти семейной жизни, работы, он, было, даже забыл на время, что у него есть милый сердцу дружбан, с которым связано столько теплых воспоминаний.

Друг его жил в Черемушках, на Новочеремушкинской улице, это пара остановок на автобусе от метро «Академическая», или пятнадцать минут хорошего хода до дома друга. Сам же Иван – в десяти минутах ходьбы до метро «Проспект Вернадского», далековато друг от друга. Хотя, по московским меркам, около получаса езды на транспорте, это норма, сущий пустяк, особенно для молодого парня лет под тридцать.

Выйдя из метро «Профсоюзная», он решил пройтись пешком по местам, где прошла часть его буйной послеармейской молодости. Он вспомнил, как они познакомились, в больничной палате военного госпиталя, в Солнечногорске, под Москвой. Иван служил в войсках ПВО, недалеко от станции «Белые столбы». Во время очередной тревоги, ночью, когда солдаты его отделения расчехляли ракету и устанавливали ее на пусковой стол, Иван неудачно поскользнулся в спешке и упал, ударившись головой о бетонку.

Так вот, с гематомой на правой височной части головы и сотрясением мозга он был доставлен сначала в медсанчасть, а потом и в госпиталь. В палате было скучно, и после процедур кто спал, а кто шел перекурить в ожидании обеда, или ужина. В курилке было как в парной, но Иван разглядел в дыму веселого крепыша, который отпускал шутки направо и налево, и рассказывал скабрезные солдатские анекдоты, от которых у обычного интеллигентного гражданина, не говоря уже о гражданке, заложило бы уши от стыда и неловкости. Но только не в солдатской курилке, где собрались выздоравливающие защитники отечества.

Среди мата, хохота и гогота Мишка чувствовал себя, как рыба в воде. Они познакомились, и сразу же подружились. Так бывает. Ребята быстро шли на поправку. Иван в своей части по совместительству с военной профессией оператора наведения был еще и художником красного уголка батареи, поэтому нарисовал красочную стенгазету для госпиталя, и оформил стенд в связи с 50-летием Советской власти, рассчитывая на поощрение. Мишка помогал, в основном, шутками и анекдотами. Он был комиссован из армии, по какой-то непонятной ребятам статье, а Иван получил отпуск на целый месяц, для реабилитации, как и предполагал. И они расстались, обменявшись адресами. Как думали, навсегда.

Приехав в родной город Алатырь, Иван сразу же направился к своей бабуле. Он шел пешком от станции, не выходя на привокзальную площадь, по шпалам. Так было проще и ближе. Слева от железнодорожной линии раскинулось алатырское подгорье, а справа тянулись в гору улочки и переулки, ведущие в город.

Бабушка встретила его слезными объятиями, усадила за стол, и потчевала, чем бог послал. Из ее рассказов он узнал, что отец пьет беспробудно после развода, мать с братиком Вовкой и новым мужем уже давно проживает в Мурманске, так что ему лучше оставаться дома, у бабушки, где он родился и вырос.

– Да я и не собирался никуда идти, бабуленька, – Иван обнял свою бабушку за плечи, и только теперь разглядел, как она усохла вся, съежилась, постарела. Ему стало нестерпимо жаль ее, да и себя тоже. Никому они с ней не нужны.

– Ничего, не плачь, не пропадем. Вот отслужу, приеду к тебе насовсем, на завод устроюсь, и заживем потихоньку, не хуже других.

Бабушка согласно кивала головой в платочке, затем ощупала его мундир, шинель на вешалке: – Добротнай матерьял-то, поди недешевый.

– Так нам все равно бесплатно выдают, – беспечно отмахнулся внук, позевывая.

– Устал поди, сейчас постелю, отдохнешь. Кровать-то твоя так и стоит на своем месте у окошка, как всегда. На кладбище к деду нашему хожу, за могилкой прибираю, – рассказывала она внуку, и он сонно кивал ей в ответ, улыбаясь. Наконец-то он дома…

Краткосрочный отпуск закончился быстро. С отцом он не увиделся, тот уехал куда-то на заработки, сотоварищи. Зато встретился с другом Борисом, на радостях они крепко выпили: бутылку водки с пивом, ерш по-нашему. Как говорили мужики, водка без пива – деньги на ветер. Потом завернули в ДК, на танцы. С кем-то не поделили девчонок, завязалась драка…

Очнулся он уже утром, дома у бабушки. Как добрел до дома, не помнил, был на автопилоте. Бабуля охала и причитала, отпаивала его рассолом, чаем с вареньем…

Вернулся в часть, и завертели-закружили его суровые армейские будни. А тут и службе конец. Аж не верилось.

Долгие годы потом ему снился иногда один и тот же сон: будто вызывают его снова в военкомат и призывают на военную службу. «Так я уже отслужил, не имеете права!» – кричит он, и слышит в ответ: «Надо отслужить еще один срок, для пользы страны. Так-то, сынок». В ужасе он просыпался, и долго не мог прийти в себя, хотя уже и осознавал, что это был всего лишь сон.

Написал письмо матери в Мурманск, и она выслала ему на дорогу и на первое время шестьдесят рублей. Писала, чтобы экономил, денег у них нет, сами перебиваются, как могут, сынок у них родился еще один, поскребыш, назвали Игорьком. Живут в одной комнате, в коммуналке, впятером, работают. Вова, брат его, учится плохо, прогуливает уроки, не слушается. Но Ивану было не до них. Еще бы, конец службе.

Весь при параде, в новом дембельском мундире, на груди сверкают начищенные знаки воинской доблести: отличник советской армии, специалист второго класса, воин-спортсмен второго разряда, первый юношеский разряд по легкой атлетике он заработал еще до армии, в шинели и новой дембельской шапке он приехал в Москву. Доехал на метро до «Академической», и вот он в Черемушках. Быстро разыскал улицу, дом, подъезд, где проживал его дружбан по госпиталю, взбежал на пятый этаж, и нажал на кнопку звонка, полный радостных предчувствий и ожиданий.