Страница 14 из 18
Я спрашиваю ее:
– Это что такое? Другой нет?
– Нет! Бери! Надевай и будь счастлива! Все снимай полностью! Я твоему мужу вещи отдам.
– Трусы можно оставить? – робко спросила я.
– Ты дура, что ли? Ты рожать сюда приехала или зачем?
Я разделась догола, надела эту драную сорочку, руками дырку закрываю, спрашиваю:
– Куда дальше идти-то? Что мне дальше делать?
– Сейчас доктор подойдет, иди, ложись на кресло.
Когда меня везли в роддом, я молила Бога, чтобы врачом была женщина. Так, наверное, все девушки хотят. И вот я залезаю на кресло со своим пузом, а в кабинет входит афроамериканец. У меня от страха начинает колотиться сердце.
– А вы кто? – спрашиваю я. И давай слезать с кресла…
– Э… куда? Я – доктор, – сказал он на русском языке с сильным акцентом. Я была чуть жива от страха.
Он произвел осмотр и подытожил: «Скоро будете рожать, а пока – в палату».
Оказалось, рядом был Университет имени Патриса Лумумбы и доктор-афроамериканец проходил практику в этом роддоме. Я потом много там таких студентов увидела: и мулатов, и индусов, и корейцев.
Меня привезли в палату, где было четыре женщины. Одна из них все время охала и стонала. Это продолжалось довольно долго и сильно напрягало.
– Ой, мамочки, мамочки, ой, мамочки… дайте мне кислородную подушку! – верещала она во весь голос.
Заглядывает медсестра и рычит на нее, как цербер:
– Что ты орешь? Заткнись! Рот закрой!
Я лежу и думаю: куда я попала… божечки…
Роженица опять начинает:
– Ой, мамочки, мамочки. Дайте мне кислород, вы что, звери что ли…
Медсестра распахивает дверь:
– Ты опять за свое?!
– Дайте мне кислородную подушку, мне очень плохо!
– Я тебе сейчас подушкой дам, – рявкает та, но через минуту приносит ей подушку и дает немного подышать.
Тут медсестра поворачивается и говорит нам всем: «Будете вести себя, как она, вы у меня по двое суток рожать будете, я вам устрою! Чтобы я больше никого не слышала! Лежите как мыши! У нас кесарево! Врачи операцию делали, ночь не спали. А вам еще не скоро, терпите!» И вышла.
Ну, думаю, все… Бешеные медсестры, которые ненавидят рожениц непонятно за что. Куда я попала? Заберите меня отсюда!
Буквально через полчаса другая женщина, койка которой стояла напротив моей, начала охать и ахать:
– Все, я рожаю, девки, позовите врачей!
– Да подождите рожать, – ответил ей кто-то из женщин, – врачей нет, вам же сказали.
А она знай причитает:
– Девки! Не могу! Чувствую – рожаю!
Я встаю и, несмотря на свои схватки, выхожу в коридор. Там – никого. Тогда я кричу что есть мочи:
– Эй, кто-нибудь! Медсестра! Люди! Есть хоть кто-нибудь?!
На мой крик прибегает какой-то студент, другой афроамериканец.
– Что случилось?
– Девушка рожает! Скорее зовите врачей! – кричу я в полном ужасе.
– Подождите вы рожать. Врачей сейчас нет, они чай пошли пить после операции, им ведь тоже нужно чуть-чуть отдохнуть.
Я едва разобрала, что он вообще говорит, поняла лишь слово «чай».
– Какой чай?! Она рожает уже!
– Да ладно, рожает, все вы тут рожаете! – и стал ругать меня, что я встала с кровати: – Быстро ложитесь!
Подошел он к роженице, глянул и как закричит: «Ой, мать твою!» Побежал в коридор, схватил каталку и, видно, сам так переволновался от увиденного, что никак не мог попасть в проем двери: то одной стороной каталки упрется в косяк, то другой. Все врачи уже толпились сзади и орали на него. Наконец каталка оказалась в палате. Акушерка подбегает к роженице, видит всю ситуацию и кричит:
– Не надо каталку, я прямо здесь приму роды. Довезти до операционной все равно не успеем!
Через минуту раздался плач ребенка, он родился прямо на моих глазах. О боже, я лежу на расстоянии вытянутой руки и вижу, как рождается человек. Врач взяла ребенка на руки и, отрезав пуповину, передала медсестре. Потом эту роженицу переложили на каталку и куда-то увезли. Когда мы с ней позже встретились в коридоре, она сказала, что у нее это уже четвертый ребенок, поэтому она так быстро и родила. Меня же вся эта картина в тот момент привела в ужас. Когда я увидела младенца, у которого была вытянутая голова в форме яйца, видимо, кости и череп еще мягкие, все еще деформировано, сам он весь синюшный какой-то, – просто караул. Спасите, кто может, думала я и без конца читала про себя молитву «Отче наш». Видимо, я так напугалась всего этого, что у меня начались сильные схватки. Я начала кричать: «Рожаю, рожаю!» Я была уверена, что рожу последней из женщин в этой палате, ведь меня туда позже всех привезли, решила, что следующей по списку пойдет эта женщина с кислородной подушкой, но оказалось, что я!
Кто-то из врачей крикнул: «Еще одна рожает! Быстро на операционный стол!»
Всех подробностей родов я не помню. В общей сложности они длились около 12 часов. А 6 февраля 1984 года в 13:10 я родила сына! И была очень счастлива!
После родов у меня живот снова прилип к спине. Ни одной растяжки, как будто и не рожала. Как была худая, так и осталась. В этом смысле мне очень повезло: у меня эластичная кожа, и проблем с этим нет. Самое страшное началось потом. Когда я родила, меня выкатили в коридор и сказали:
– Сейчас, подожди, тебя нужно зашить, ты худая и сильно порвалась.
Тогда я уже думала, что все страшное позади, но, как оказалось, это было не так. Дальше у врачей опять начался какой-то аврал: то ли кесарево кому-то убежали делать, то ли еще что-то, но все про меня благополучно забыли. Я лежала в коридоре около трех часов и ждала, когда меня наконец-то зашьют и отвезут в палату отдохнуть. Несколько раз мимо проходила медсестра, с которой я пыталась заговорить:
– А скажите, пожалуйста…
– Сейчас есть принесут, – отрезала медсестра и пошла дальше.
Минут через пятнадцать снова она появилась. Я снова:
– Простите, вы не подскажете….
– Сейчас! Я же сказала, сейчас принесут.
То есть нельзя было и рта открыть. А кушать и правда захотелось очень сильно. Я уже и забыла, когда в последний раз испытывала такой голод. В итоге мне принесли и поставили на грудь тарелку красного борща.
– А как я его есть должна? Лежа?
– Да! Вставать, пока не зашили, нельзя! Ничего, как-нибудь поешь. Обляпаешься – не страшно.
Я, как могла, хлебала, жалела себя и все думала: в каком веке мы живем, что это за отношение такое к людям? Для меня мой первый роддом стал посещением комнаты ужасов. Я больше не хотела туда возвращаться ни под каким предлогом. Думала, неужели все роддома такие и все люди, которые там работают, такие злые, невнимательные, как будто роженица для них – враг народа. Для меня это было дико!
Я поела, меня стало клонить в сон, уже почти ничего не болело, и вдруг пришли врачи и покатили меня зашивать в операционную. Они решили, что никакого наркоза делать не надо. И вот тут начался настоящий ад! Когда они зашивали внутренние и внешние разрывы, я просто орала в голос, рыдала и думала, что лучше бы я еще два-три раза родила, чем испытывать такую невыносимую боль. Просто какой-то садизм! Положили между ног сложенную пеленку и привезли обратно в палату, а ребенка в первый день не принесли. Рано утром пришла медсестра с градусником и показала, как расцеживать соски для кормления, чтобы пошло молоко. Было тоже очень больно, но куда деваться – расцедила!
Принесли малышей, и когда я приложила сына к груди, он просто схватил сосок и потянул в себя молоко. Это были новые, нереальные эмоции, они меня, захлестнули, и я заплакала от счастья. Врач возмутилась: «Не надо нервничать, нельзя! А то молока не будет!»
Я считала часы до выписки из роддома.
Сыночка назвали Алешей. Бабушка попросила меня назвать сына только так и никак иначе, в честь ее старшего брата Алексея, который во время войны спас всю семью от голода.
После выписки из роддома я настояла на том, чтобы пожить какое-то время у бабушки на Ленинском проспекте, так как боялась, что не справлюсь одна, без помощи. Муж не возражал. Мои близкие все вместе приехали забирать меня, и мы, счастливые, вернулись домой, где нас уже ждала моя бабуля. Как же здорово снова оказаться в родных стенах! 25-й роддом остался только страшным воспоминанием, и я уж точно решила никогда туда не возвращаться!