Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 21

Этому соответствует и то, к чему приходит Клаузевиц: «Тот, кто собирается вникнуть в такую субстанцию, коей является война, не должен привносить в это ровным счетом ничего, кроме воспитания своего духа; если он пользуется готовыми идеями, а не пришедшими к нему под влиянием момента, которые он не пропустил через свои плоть и кровь, то поток обстоятельств опрокинет воздвигнутое им здание еще до того, как оно будет окончено. Война имеет иную, недоступную пониманию людей природу и именно у самых выдающихся из них, которые знают, чего они хотят, не пользуется ни малейшим доверием»[18].

Как в «системе подпорок», так и в этом «воспитании духа», кажется, заложено мало, и все же такое мнение в принципе охватывает все, в чем нуждается профессия военного в самом высоком ее смысле. Эта мысль пронизывает все уроки Клаузевица, которые тем более ценны и тем большие плоды принесли нашей армии, что они сплошь пропитаны опытом военной истории. Клаузевиц даже прямо заявляет, что теория войны должна быть лишь размышлением, но не уроком. Он писал: «Оно является аналитическим исследованием ситуации, ведет к точной ее картине и – если в нем обращаться к опыту, то есть в нашем случае к военной истории, – также к основательному знанию о ней». «Абсолютная, так называемая математическая, составляющая в военных расчетах никогда не найдет себе твердой почвы»[19]. «…В войне, этом акте человеческих взаимоотношений, этом конфликте больших интересов, разрешаемом кровопролитием», теория, основанная «на абсолютных выводах и правилах, которой намерены самодовольно следовать», непременно подведет, ведь «горе теории, вступающей в противоречие с духом». «Ведение войны почти для всех сторон характеризуется неопределенностью границ, лишено всякой системы, свода правил или же ограничительных рамок синтеза, а потому возникает неподдающееся устранению противоречие между подобной теорией и практикой». «То, что делает гений, и должно стать лучшим из правил, и теория не может сделать ничего лучшего, нежели показать, как и почему так произошло». «Для того, чтобы каждый не был обязан вновь рассматривать и перерабатывать для себя, а находить вопрос уже приведенным в порядок и достаточно освещенным, для этого и существует теория».

«Тем самым возникает возможность подходящей, то есть полезной и никогда не вступающей в противоречие с действительностью, теории ведения войны. И тогда необходимо так соотнести ее с действиями, чтобы зияющие различия между теорией и практикой, зачастую возникающие из-за неразумных теорий, совершенно исчезли, а тем самым она будет приведена в соответствии со здравым смыслом». И действительно, отличительным признаком всякой здравой теории является то, что она никогда не отдаляется от человеческого разумения. И поскольку такого не происходит, то она не является теорией в общепринятом смысле, а лишь одухотворенным знанием, которое совершенно незаменимо для всех задействованных в ней солдат. Кто пренебрегает таковым, тот добровольно меняет надежное командование на хаос военных событий.

В работах Клаузевица мы видим отражение военного опыта наполеоновского времени. В качестве сравнения генерал, однако, часто приводит материал из войн Фридриха Великого, где он и находил исходные пункты для своих размышлений.

Когда король Фридрих выдвинулся в свою первую операцию против Силезии, он уже располагал обширными знаниями военной литературы своего времени. В частности, ему были близки кампании принца Евгения Савойского[20]. Он часто выражал благодарность трудам Фекьера[21]. 10 лет мира, предшествовавших Семилетней войне, предоставили ему возможность переработать свои наблюдения в обеих Силезских войнах[22]. Одновременно он первым придал учениям своей армии характер непосредственной подготовки к войне. В это время и был создан крупный учебник «Генеральные принципии войны, примененные к тактике и к дисциплине прусских войск». Незадолго до Семилетней войны последовала и работа «Размышления и общие правила войны», которую близкий к нему генерал фон Винтерфельдт[23] назвал «неоценимой полевой аптечкой».

В «Генеральных принципиях войны» король теоретически развивал идею сражения на уничтожение, как он понимал его на основе первых двух войн и его маневров, а также из изучения прошлого. Параллельное сражение, которое он в конце концов взял за правило, всегда приводило лишь к вытеснению противника с поля боя, а вот если бы, напротив, удалось привести в действие массу своей армии против фланга противника в то время, как более слабое другое крыло будет сломлено, то возникла бы возможность не только одержать решительную победу, но и «разбить противника неравными ему силами». Основная мысль, которая происходила из такого косого боевого порядка, проявилась почти во всех сражениях Семилетней войны, хотя формы, в которых велась атака, зачастую менялись. А так как в этом упражнялись в мирное время и в чистом виде, то такая форма была проведена только под Лейтеном[24]. Однако изучение сражений короля всегда показывает его стремление к уничтожению противника за счет воздействия на его фланги и тыл.

И если король желал полной победы, то вскоре он должен был все же признать, что он заходил слишком далеко, когда требовал от своей пехоты, чтобы она, по возможности не открывая огня, шла бы на врага, действуя главным образом штыками. В сражениях Семилетней войны он хотел как можно полнее пользоваться оружием. Но и значение артиллерии он недооценивал. С началом четвертого года войны[25] он все же сделал ее действенным наступательным оружием. Он признавал: «Атаковать противника без того, чтобы обеспечить это (артиллерийским) превосходством в огне, – это словно заставить толпу с палками сражаться с вооруженными войсками, а австрийскую систему с многочисленной артиллерией, сколь бы неудобной она ни была, следует принять, ведь она и противника может научить тому, как искусно использовать ландшафты»[26]. Король писал: «Лучшая пехота мира может в некоторых местах, где она вынуждена сражаться, используя местность против врага и его орудий, прийти в беспорядок. Наша, обессиленная и испорченная как победами, так и поражениями [армия], должна быть бережно использована в тяжелых операциях. Следует обращаться с нею согласно ее внутренним качествам». И хотя король был очень далек от того, чтобы положиться на позиционную оборону Дауна[27], он продолжал: «Австрийцы весьма обогатили военное искусство, однако это не должно помешать нам все-таки одержать над ними верх. Столь умело применяемое ими искусство обороняться дает нам в руки средство атаковать их… И если умению австрийцев, превращенному ими в тактику, можно только раздавать похвалы, то я могу лишь осудить их манеру действий при больших операциях».

Позже король Фридрих воплотил эти принципы на деле. В июле 1759 г. он оставил на укрепленной позиции под Шмоттзайфеном против Дауна небольшие прусские силы, находившиеся в безопасном тактическом положении и приковавшие к себе втрое превосходящие их силы [противника]. Также королю удалось сохранить неприступной, по тогдашним обстоятельствам, позицию армии до подходящего момента для дальнейшего возвращения к маневренной войне. Иным было положение под Бунцельвицем[28] в 1761 г. Позиция была избрана по тактическим соображениям, предполагалось отражать на ней вражеские атаки. Здесь мы видим, как говорит Клаузевиц, короля, «имеющего фронт во все стороны и проводившего все дальнейшее маневрирование, исходя из точки укрепленной позиции»[29]. Тяжелые потери, которые прусская армия понесла в течение кровавого 3 ноября 1760 г. под Торгау[30], заставили короля придерживаться принципа сохранения своих войск в наступательном сражении, и он позволил даже в самых отчаянных обстоятельствах отступиться от избранного метода[31]. Для его действий вполне подходит выражение Клаузевица: «Тот, кто за счет выигрыша времени и экономии сил пытается добиться всего, не обязан будет усиливать энергию войны».

18

Clausewitz. Bd. 7. Кампания 1812 г. Карл фон Клаузевиц (1780–1831). Прусский генерал-майор. Выдающийся военный историк и теоретик, взгляды которого были положены в основу германской и, частично, российской военной мысли XIX–XX вв. Участник наполеоновских войн, в том числе в кампании 1812 г. бился в рядах русской армии в Бородинском сражении. В течение 12 лет руководил прусской Военной академией, заложив основы будущего профессионализма германского Генерального штаба. Его труды, особенно «О войне», переведены на многие языки и многократно переиздавались, в том числе в России. – Прим. пер.

19

Clausewitz. Vom Kriege.

20

Принц Евгений Савойский (1663–1736), лучший полководец австрийской армии за всю ее историю и национальный герой. Прославился победами над французами и турками. Сторонник союза с Россией. – Прим. пер.

21

Имеется в виду Антон де-Па де Фекьер (Feuquiers) (1648–1711), французский генерал, участник войск Людовика XIV в конце XVII в. В отставке написал мемуары о войне, которые много раз переиздавались, став учебником по тактике. – Прим. пер.

22

Так в Пруссии называли ее участие в войне за Австрийское наследство 1740–1748 гг., по итогам которой Пруссия захватила большую часть Силезии, заключив мир в конце 1745 г. – Прим. пер.

23





Винтерфельдт Карл фон (1704–1757). Прусский генерал, ближайший друг и советник Фридриха II, фактически начальник его штаба, был смертельно ранен в сентябре 1757 г. в сражении при Мойсе. – Прим. пер.

24

Сражение при Лейтене 5 декабря 1757 г. было выиграно 32 тысячами пруссаков против почти 90 тысяч австрийцев, понесших огромные потери, в том числе 21,5 тысячу пленными, и стало едва ли не самой блестящей победой Фридриха Великого. – Прим. пер.

25

То есть 1759 года. – Прим. пер.

26

Размышления о тактике и отдельных сторонах ведения войны в декабре 1758 г.: Taysen. Op. cit. S. 161.

27

Леопольд Йозеф Даун (1705–1766), австрийский генерал-фельдмаршал. Одержал ряд побед в Семилетней войне, славился как искусный тактик и мастер маневра, однако был чрезвычайно медлителен, за что его сравнивали с римским полководцем Фабием Кунктатором. – Прим. пер.

28

Ныне Болеславице в Силезии (Польша). Там летом 1761 г. Фридрих II разместил в укрепленном лагере 50 тысяч солдат против 132 тысяч австро-русских войск. Там же он успел заключить антиавстрийский и антироссийский союз с Турцией, но резкая перемена обстановки со смертью Елизаветы Петровны в декабре 1761 г. изменила ход войны. – Прим. пер.

29

Clausewitz. Bd. 9. Die Feldzüge Friedrichs des Großen.

30

Битва под Торгау состоялась 3 ноября 1760 г., став последним крупным сражением Семилетней войны. Несмотря на победу пруссаков, потери обеих сторон были столь велики, что Фридрих II не смог изменить ход войны. – Прим. пер.

31

Ouevres. Bd. 5. P. 14.