Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 21



И если общие соображения о войне, приводимые эрцгерцогом, зачастую заслуживают одобрения, а искренность, с которой он излагает допущенные им же самим ошибки, весьма высоко ставит его как человека, Клаузевиц все же прав, когда говорит[76], что эрцгерцог при обычно верных оценках так и не поставил во главу угла стремление к уничтожению противника, ради чего все и должно происходить на войне. Последнее важно для него лишь постольку, поскольку является средством к изгнанию врага из того или иного пункта. Эрцгерцог в основном искал успеха в занятии тех или иных линий и местностей. Он был чересчур увлечен комбинированием времени и пространства и прохождением дорог, рек и возвышенностей, считая мельчайшие детали в этом столь же важными, сколь они вообще могли быть в рамках всей кампании.

Еще одним писателем, который вплоть до недавнего времени пользовался большим уважением, особенно во Франции и в России, является генерал Жомини. Родившись в 1779 г. в Пайерне в Швейцарии, сначала он поступил на военную службу на родине. Первая его работа – «Трактат о крупных операциях» – вышла в 1804 г. В серии книг он критически рассматривал кампании периода Республики и Консульства. Эта работа была дополнена военно-политической биографией Наполеона. Его главная работа носит заглавие «Очерк военного искусства» и вышла многочисленными изданиями впервые в 1830-м, а в последний раз в 1894 г.[77] Наполеон, талант которого он признает, принял его во французский Генеральный штаб. Там он дослужился до генерала и в ходе многих кампаний был начальником штаба у маршала Нея. Так как он посчитал себя обойденным при производстве в генерал-лейтенанты, он вдруг вспомнил о том, что по национальности является швейцарцем и потребовал в 1813 г. отставки. Когда ему в ней было отказано, в ходе перемирия[78] он перешел на сторону русских. Император Александр немедленно принял его в чине генерал-лейтенанта в русскую армию[79], в которой он и после Освободительной войны служил еще долгие годы, став генерал-адъютантом императора. Он оказал определяющее влияние на формирование русского Генерального штаба за счет реформирования Петербургской академии Генерального штаба[80].

Жомини попытался прийти к базовым принципам в оперативной сфере и усматривал их в том, что следует основные силы армии бросать раз за разом в решающий пункт поля битвы и, по возможности, против тыловых коммуникаций противника, а также в том, чтобы сделать их столь мобильными, чтобы сила их могла быть направлена только в уязвимые места противника. И сколь неоспорима правота этих требований, то все же во всей полноте своей они в принципе не подтверждаются, ведь конкретные обстоятельства определяют, удастся ли действовать таким образом. Тактический принцип, дополненный и отстаиваемый Жомини, о том, что следует стянуть основные силы в решающем пункте, чтобы ими можно было управлять воедино, не содержит ничего, кроме само собой разумеющегося. Не оспаривая ценности и значения внешних операционных линий, Жомини все же настойчиво подчеркивает ценность внутренних коммуникаций, обращаясь при этом к примерам из наполеоновских кампаний. Военное искусство он разделяет на военную политику, стратегию, большую (высшую) тактику, инженерное дело и элементарную тактику. Службу Генерального штаба он сводит воедино под наименованием «логистики». К стратегии он причисляет все, что относится к театру военных действий во всей его полноте, а тактика для него – искусство вести сражение в ограниченном пространстве с использованием всех необходимых для этого подготовительных мер.

Жесткая логика и ясное определение понятий, которое характерно для всей системы Жомини, очевидно, чисто французской природы. Этому не следует удивляться, ведь он принадлежит преимущественно к французской школе. Однако и у нас некоторые позволили Жомини ослепить себя, прежде всего это касается графа Йорка фон Вартенбурга[81], чью работу «Наполеон как полководец» следует оценить как неудачную. Ведь, как верно заметил Теодор фон Бернгарди, Жомини всегда приспосабливает события «по необходимости к своей, в любом случае, несколько односторонней системе»[82]. Особенной глубины в анализе, говорит он, у Жомини не отмечается.

Мы сможем в полой мере постичь ход мыслей Наполеона только, если мы будем следовать за его свершениями и сравнивать его мнение о том или ином положении, как это следует из его переписки, с последующими событиями. Конечно, при этом при первом взгляде на высказывания императора сложно привести их в соответствие с тем, о чем сообщал в своих воспоминаниях маршал Сен-Сир[83]. 8 сентября 1813 г. император заявил[84], что если бы ему удалось выкроить день, то он написал бы книгу, где он столь исчерпывающе изложил бы основы военного искусства, что они были бы понятны любому офицеру, и что после этого войну смогли бы изучать как любую другую науку. Здесь якобы есть противоречие с позицией Мольтке. Последний утверждал[85]: «Если же теперь в ходе войны, с началом операций, остается неясным все, кроме того, что полководец сам по себе представляет в отношении воли и дееспособности, общие принципы стратегии, выведенные из них правила и построенная на них система попросту не могут иметь практической ценности». Однако следует, очевидно, учитывать, при каких обстоятельствах и в какой связи были произнесены эти якобы сказанные Наполеоном слова. Он тогда только что получил известие о полном поражении его «Берлинской армии» под Денневицем[86]. Как сообщает Сен-Сир, он принял это горестное известие с величайшей невозмутимостью, тем более что его положение сильно пошатнулось ввиду проигрыша этого сражения, которое стало поистине поворотным пунктом в войне[87]. Император не позволил себе проявлений неудовольствия или же упреков в адрес разбитого маршала Нея и его подчиненных. Проигрыш сражения он приписывал единственно значительной сложности военной науки, которая зачастую не может быть оценена в полной мере. Высказывание Наполеона о возможности написания учебника по военному искусству в этой связи означает скорее проявление сожаления, что у него нет в распоряжении достаточно обученных генералов, нежели указанием на то, что он и действительно полагал, что войну можно изучать по книгам. Даже если Наполеон и был автором этой фразы, то «выведенные в подобной работе правила не могли бы иметь практической ценности». Затем Наполеон, вынужденно имея обширный досуг, предоставленный ему на о. Св. Елены, отнюдь не использовал его в том смысле, о котором сообщает нам маршал Сен-Сир. Всеобъемлющая работа о военном искусстве, из которой каждый мог бы познать его, так и осталась его долгом перед потомками, ведь иначе и быть не могло. Таким трудом стали лишь сами его кампании.

То, что продиктовал лишенный трона император на о. Св. Елены следует воспринимать с осторожностью, ведь оно ценно лишь в той степени, насколько оно действительно может считаться отражением взглядов Наполеона. Эти заметки, так же как и некоторые из его писем подчиненным командирам, пронизывает своего рода доктринерство. Очевидно император, как и Фридрих Великий, другим выражал свои мысли не совсем в той форме, какую они имели в ходе его внутренних размышлений. Впечатление доктринерства, которое производит на нас, немцев, Наполеон, кроме того по большей части коренится еще и в особенностях французского языка. Так, когда он часто употребляет термины «система» или «метод», то во французском лексиконе это означает ничто иное как то, что мы понимаем под планомерными и основательными действиями. В этом же смысле император пользуется во многих письмах выражениями «методически» и «систематически», предупреждая своих подчиненных о необдуманных действиях. При этом его манера выражаться подверглась и влиянию имевшегося у него явного математического дарования, поэтому он достаточно легко мог обращаться к лексике, используемой в научном обороте.

76

Feldzüge von 1799. Bd. 1.

77

Труд Жомини многократно переиздавался и на русском. См., напр.: Жомини Г. Стратегия и тактика в военном искусстве. М., 2009. – Прим. пер.

78

Имеется в виду перемирие между Наполеоном и союзниками по 6-й антифранцузской коалиции, продолжавшемся по настоянию австрийцев летом 1813 г., но не приведшему к миру, зато предоставившему Австрии благовидный повод примкнуть к врагам Франции. – Прим. пер.

79

Блюхер расценивал такую перемену стороны иначе. Когда в дни накануне Линьи в 1815 г. генерал Бурмон перешел к нему со своим штабом, то последнего он не удостоил даже взглядом. Когда же его свита обратила его внимание на то, что генерал и сопровождавшие его офицеры нацепили белые кокарды Бурбонов, с которыми Блюхер находился в союзе, фельдмаршал возразил: «Да что там, подлец подлецом и остается».

80

Правильнее – Николаевской академии, открытой в 1831 г. – Прим. пер.



81

Йорк фон Вартенбург (1759–1830). Прусский генерал-фельдмаршал, ставший героем кампании 1806 г. и освобождения Пруссии от Наполеона в 1813 г. Именно он 18 декабря 1812 г. по собственной инициативе заключил Тауроггенскую конвенцию с русской армией, положившую начало переходу Пруссии на сторону антифранцузской коалиции. – Прим. пер.

82

Friedrich der Große als Feldherr, Berlin, 1881. Bd. 1. Предисловие.

83

Сен-Сир Гувион (1764–1830). Маршал Франции (1812). Успешно сражался в ходе кампании 1812 г., попал в плен к русским в 1814 г. Перешел на службу к Бурбонам, сделан военным министром. Основатель французской Военной академии. – Прим. пер.

84

Приводится по работе автора: Die Heerführung Napoleons in ihrer Bedeutung für unsere Zeit. Berlin, 1910. S. 440ff.

85

Taktisch-strategische Aufsätze. „Über Strategie“. S. 292.

86

Битва под Денневицем состоялась 6 сентября 1813 г., окончилась победой союзников над маршалом Неем. – Прим. пер.

87

Автор, что простительно пруссаку, несколько преувеличивает значение успехов прусских войск, хотя общепризнанным решающим успехом антинаполеоновской коалиции стала «Битва народов» под Лейпцигом 16–19 октября 1813 г. – Прим. пер.