Китайская бирюза

Она уже ясно различала голоса, тихо звучавшие за дверью по-английски. Один голос показался ей странно знакомым. Наконец дверь отворилась, и Лина едва сдержала крик. В храм вошел…. Кристиан собственной персоной! Он был в сопровождении высокого буддийского монаха в желтом облачении. Большая круглая голова монаха на жирной шее была наголо выбрита, а степенная походка говорила о высоком сане. В руке у Кристиана сверкнул какой-то предмет.

«Шприц! – догадалась Лина и едва не уронила вазу. – Кристиан хочет сделать мне еще один укол, чтобы я продолжала спать долго-долго, а потом, может быть, уснула навеки. Сейчас настоятель кликнет монахов, и они, молчаливые и послушные, как тени, оттащат мое тело в тайные покои, не задавая лишних вопросов. И я, если даже сразу не умру, буду валяться там беспомощная и безмозглая, как овощ… Настоятелю нельзя терять ни минуты, скоро в молельню придут верующие. Что ж, сейчас или никогда!».

Лина выскочила из-за колонны и, собрав все силы, плеснула в Кристиана водой из вазы. От неожиданности он и настоятель отпрянули, и этой секунды промедления оказалось достаточно. Лина выскользнула в открытую дверь и, пошатываясь, выбралась на улицу. К счастью, верующие и ранние туристы вошли в монастырь с первыми лучами солнца и уже разбрелись по территории. Они исподволь поглядывали на странную женщину. Растрепанную, в грязных белых брюках и мятой розовой кофточке, так не похожую на беззаботных западных туристок. Скорее она походила на алкоголичку с похмелья. Шатаясь, женщина шла вдоль строений монастыря и то и дело хваталась за стены, чтобы не упасть. Лине казалось, что она мчится, как ветер, а в реальности она еле брела, с трудом отрывая ноги от земли. Действие снотворного все еще не закончилось, и больше всего на свете недавней узнице буддийского храма хотелось в эти минуты лечь на землю и уснуть.

Усилием воли Лина взяла себя в руки. Чувствуя спиной, что за ней наблюдают из укрытия, она заставила себя идти быстрее и наконец влилась в пеструю толпу иностранных туристов. Надо действовать стремительно, пока группа не двинулась дальше. Это ее шанс к спасению. Единственный шанс.

Лине вдруг показалось, что у почтенного англичанина, опиравшегося на щеголеватую трость, доброе лицо.

– Сэр, помогите мне, пожалуйста, поймать такси, – закричала она по-английски, – моя жизнь в опасности, дорогой друг! Я из России! Мне срочно нужно в полицию.

– Эта женщина – душевнобольная, – Лина с ужасом услышала за спиной негромкий размеренный голос Кристиана, тоже заговорившего по-английски. Она лихорадочно схватила англичанина за руку и сильно сжала ее.

– Не верьте ему! Это страшный человек» Он лжет! – прошептала она.

– Мы привезли эту несчастную, страдающую падучей, в монастырь, надеясь на чудо, – продолжал Кристиан, – думали, буддизм поможет ей одолеть безумие, – но чуда не произошло.

– Не верьте ему, я совершенно здорова! – твердо сказала Лина. – Хотя мой вид, конечно, говорит об обратном. А это…это опасный преступник, он хотел убить меня. Остается узнать – почему, и, клянусь, я это узнаю…

– Не волнуйтесь, мэм, – старик пожал ей руку, – когда-то я читал о карательной психиатрии в Советском Союзе. Похоже, у вас мало что изменилось за прошедшие двадцать лет. Я не отдам вас в руки этого малоприятного господина.

– Мой муж остался в гостинице, – сказала Лина, и внезапно на глаза ее навернулись слезы, – он волнуется, ищет меня повсюду, он врач, я хочу к нему.

Англичанин твердо взял Лину под руку, вывел за ворота, усадил в такси, пожелал удачи и лишь тогда потрусил обратно – догонять свою группу.

– В гостиницу, – приказала Лина водителю по-английски. Водила уставился на нее с изумлением, как манчжурский воин на солистку ансамбля Надежды Бабкиной. Лина внезапно что-то вспомнила, достала из кармана брюк визитку отеля и протянула ее шоферу. Он профессионально улыбнулся странной пассажирке, однако по-прежнему не включал зажигание. «Деньги! – догадалась Лина. – Я же с пустыми руками. Моя сумочка! Ну, конечно, этот мерзавец похитил ее, чтобы замести следы». Она лихорадочно пошарила в другом кармане и вскрикнула от радости. Целых пять долларов! Лина ткнула их в нос водиле и рявкнула на родном наречии:

– На, смотри, урод! Доволен? Вот деньги! Поехали уже!

Китаец обрадовано закивал, разглядев купюру, и такси рвануло с места, стремительно набирая скорость.

– Доброе утро! – Лина, стараясь держаться как можно ровнее, подошла к стойке, за которой восседал ночной портье со следами вечного недосыпа на лице. Китаец натянуто улыбнулся и, окинув иностранку пристальным взглядом, едва удержался от едкого смешка. Растрепанный вид европейки буквально вопил о том, что она не ночевала в отеле.

– А вы точно у нас живете? – засомневался китаец.

– У вас, у вас, – почти закричала Лина. – В номере 503. Вместе с моим мужем.

– Музем? – удивился китаец и еще раз внимательно взглянул на Лину. – А как зовут васего муза?

–Петр. Петр Васильев, можете проверить в компьютере. А меня Ангелина. Ангелина Томашевская.

– Муз спал один? – китаец, перестав вообще что-либо понимать, нашел их фамилии в компьютере, кивнул, как фарфоровый болванчик и снова уткнулся в экран.

Лина не уходила.

– Вас муз в номере, – портье неохотно оторвался от экрана и уточнил, – клюсь он есё не сдавал.

У Лины едва хватило сил, чтобы добраться до номера и слабо поскрестись в дверь.

«Боже, почему Петр медлит? Что с ним? Только бы он был жив! Петр, отзовись! Скорее, ну скорее же!». Она застучала громче.

Наконец дверь распахнулась, и Лина буквально рухнула к мужу в объятия.

– Линочек! Девочка моя! Жива! Ну, слава Богу! Твой телефон замолчал около пяти вечера. Я ждал тебя до ужина, потом всю ночь, стучался в номер Кристиана, но без толку. Под утро я не выдержал и позвонил в полицию. Теперь они и тебя, и стилиста повсюду ищут, надо срочно дать отбой и… – Лина смотрела на бледное, словно посыпанное белой пудрой, как у китайских принцесс, лицо мужа, слышала звучание родного голоса, но смысл сказанного ускользал от нее. Она покачнулась и едва не упала. Петр дотащил жену до кресла, бережно усадил в него, включил электрический чайник, стоявший на тумбочке.

– Хорошо, что в номерах китайских гостиниц везде электрические чайники, они же термосы, а также чашки и заварка, не то, что в Европе, – едва успела подумать Лина и… мгновенно уснула…

Когда Лина открыла глаза, над ней склонились трое. Петр, по-прежнему бледный и растерянный, и те двое вчерашних полицейских, Первый маленький, а второй длинный. Все трое, смотрели на нее с искренним сочувствием.

– Хоросо, сто вы зывы, – сказал высокий. – Мозете говорить?

– Могу, – сказала Лина и жестом предложила полицейским присесть. – Скажу главное: я пока многого не понимаю.

– Вам не надо понимать, вам надо плосто пить сяй и говолить, – сказал китаец, улыбаясь и кивая Лине.

И она заговорила. Когда Лина рассказала о событиях последних двух дней, вернее, то немногое, что она помнила, все надолго замолчали.

– Непонятно, засем он это сделал? – сказал маленький китаец, не переставая улыбаться. – Засем худознику надо было вас плятать? Или дазе убивать?…

– Ну, кое-что я все же поняла, – медленно сказала Лина, – жаль, что слишком поздно…

Трое мужчин опять уставились на нее в полном молчании.

– Похоже, – продолжала Лина, – наш стилист – не только художник…

– А кто зе он? – удивился длинный китаец. – Луский спион?

– Да бог с ним, – возмутился в ответ Петр. – Хоть балерина. Ну, а моя жена-то тут при чем? Зачем ему был нужен весь этот маскарад с экскурсией и опасные игры в монастыре? И потом – лишь по чистой случайности я не поехал с ними. Никогда себе этого не прощу…– Петр посмотрел на Лину и отвернулся к окну. Лине показалось, что в глазах его блеснули слезы. – Думаю, он просто сумасшедший. В богемной среде отклонения в психике – не такая уж большая редкость.