Страница 66 из 78
Джек позвонил в колокольчик и сообщил Сеймуру:
— Наилучшие пожелания мистеру Филдингу, и убавьте веселье на полубаке вдвое. Готов поклясться, что это — ответ на мою записку, — проворчал Джек, возвращаясь к провальной игре.
На самом деле, ответ пришел лишь во время следующей утренней вахты, когда Джек спустился с марса длинным управляемым скольжением по грот-брам-бакштагу. «Диана» уже несколько часов находилась в зоне крейсирования, на каждом марсе сидел наблюдатель. При такой ясной погоде они могли охватить взглядом семь сотен квадратных миль моря, но пока что вообще ничего не видели — ни проа, ни даже дрейфующего ствола пальмы. Только бледно-кобальтовый купол неба, незаметно темнеющий по мере спуска к резко очерченному горизонту, и лазурь великого диска океана — две чистых идеальных формы, а между ними корабль — преходящий, настоящий и неуместный.
— Сэр, вас в каюте ждет записка, если угодно, — доложил Флеминг.
— Благодарю, мистер Флеминг. Принесите ее, пожалуйста, вместе с секстантом.
В ожидании он посмотрел на доску для записей показаний лага: между четырьмя и пятью узлами при сравнительно усилившемся ветре, в почти полный бакштаг.
— Очень незначительное продвижение, мистер Уоррен.
— Почти никакого, сэр — отозвался штурман. — Я обращал особое внимание на это каждый раз, когда опускали лаг.
Принесли записку и секстант. Джек опустил бумагу в карман, подошел к скруглению фальшборта и привел солнце к горизонту. Корректировки на время до полудня он помнил отчетливо. Применив их к показаниям секстанта, он кивнул. «Диана», безусловно, находилась на заданной широте.
Стивена он обнаружил в каюте — тот работал над нотами в ярком свете кормового окна.
— Мы на заданной широте, — сообщил Джек и развернул записку. — Да чтоб мне сгнить заживо! — удивленно выругался он и передал сложенный лист доктору.
Мистер Фокс передает наилучшие пожелания капитану Обри, чье приглашение отобедать в среду он получил, но груз дел вынуждает его и свиту отказаться.
— Что ж, — ответил Стивен. — Не думал я, что человек столь образованный может быть таким грубым. Скажи мне, дружище, ты с ним был очень резок?
— Вовсе нет. Один лишь раз высказался несколько резко, когда он меня спросил: понимаю ли я, что обращаюсь к непосредственному представителю его величества. Я ответил, что он может представлять короля на суше, но я представляю его на море. Волей Господа я единственный капитан на борту.
Последовала пауза.
— Киллик, — позвал Джек, — Киллик, иди сюда.
— Ну что еще? — отозвался Киллик с неподдельным негодованием. С его рабочей блузы и рукавиц при каждом движении сыпался толченый уголь. Требуемое «сэр» он добавил лишь после долгой паузы.
— Киллик серебро полирует, — заметил Стивен.
— И лишь половина готова, а за помощниками всегда нужен присмотр. У них же копыта вместо рук, оцарапают почем зря.
Киллик страстно любил серебряную посуду, и для этого обеда достал редко используемый лучший сервиз, здорово потускневший, невзирая на чехлы из зеленой байки.
— Позови мистера Филдинга, — приказал Джек. Потом, уже обращаясь к первому лейтенанту, сказал: — Мистер Филдинг, прошу садитесь. У меня к вам и кают-компании чертовски неуклюжее предложение. Ситуация такова: я пригласил посланника и его коллег завтра на обед. Сваляв дурака, я принял как должное, что они согласятся, и вот бедный Киллик по уши в толченом угле, а кок трудится как проклятый над двумя или даже тремя блюдами с Бог знает сколькими переменами. Но утром я обнаружил, что считал цыплят, не отложив яиц... что убил цыплят... Короче, тяготы дел не дают мистеру Фоксу и его людям отобедать со мной завтра. Так что, с вашего позволения, я бы хотел пригласить кают-компанию и устроить пир для друзей. Чертовски неуклюжее приглашение, но все же...
Приглашение могло быть неуклюжим, но обед оказался необычайно удачным. Стол в кают-компании сиял от громадной позолоченной супницы внизу до позолоты бизань-мачты в середине, а потом еще до одной супницы в начале стола. И все это великолепие — посреди сизигийного прилива серебра, выстроенного ровно и так плотно, что между ним едва можно было хлеб положить. Лучи солнца напрямую не достигали стола, но в рассеянном свете эффект оказался потрясающим. Матросы, бегавшие по разным предлогам на корму, чувствовали, что такой стол рекомендует их корабль наилучшим образом.
Роскошь создала любопытный эффект — нейтрализовала принужденность и серьезность, которые обычно (и видимо неизбежно) сопровождают обычные визиты капитана в кают-компанию. С самого начала стало ясно — это не тот вид сорт обеда «Да, сэр. Нет, сэр.», сквозь которые Джек Обри прошел, начиная с первого своего назначения. Приходилось прилагать усилия, и иногда успешно, чтобы эти официальные торжества становились чуть менее неприветливыми. Сейчас же не понадобилось даже бутылки вина, дабы за столом установился приятный гул общения (хотя льющийся поток ему, конечно, помогал). Никто не сказал ничего особенно выдающегося, но офицеры за столом были довольны компанией, пищей и своей славой.
Еще одна особенность — вестовые. У каждого за стулом стоял или морской пехотинец, или юнга. Хотя они и были чистыми, с иголочки одетыми и внимательными, но не особо вышколенными. Даже относительно чопорные морские пехотинцы принимали определенное участие в пиршестве, гораздо больше, чем обычно в таких ситуациях. Это радовало их еще больше, нежели гостей. Так что улыбки, кивки, ухмылки прислуживавших (никто и не делал вид, что не слушает застольные разговоры) и радостные лица вносили вклад в общее веселье. Пожалуй, даже слишком большой.
Офицер морской пехоты Уэлби соперничал с капитаном Обри в неумении рассказывать шутки и байки. Но имелась у него в запасе одна история, которая едва ли могла не сработать. Она была правдивой, пристойной, рассказывал он ее великое множество раз и в ней не таилось ловушек. Теперь, пребывая в прекрасной форме после второй порции гуся и шестого бокала вина, он приступил к рассказу.
Он поймал взгляд Джека во время секундной паузы в беседе, улыбнулся и произнес:
— Любопытный случай произошел со мной, сэр, когда я занимался в восьмом году вербовкой. Пришел к нам юноша, довольно-таки хорошо сложенный, но в лохмотьях. Я сидел за столом вместе с писарем, а за мной — сержант. Спрашиваю: «Кажется, ты нам подходишь. Ты откуда?». Отвечает: «Аттуда». Переспрашиваю, а сержант еще громче добавляет: «Капитан тебя спрашивает, ты откуда, из какого прихода». Он снова: «Аттуда». «Нет, — еще громче переспрашиваю я, — ты где родился?». «Аттуда, — он уже кричит, и вид испуганный, а сержант уже собирался его поучить, как себя вести, но писарь прошептал: «Думаю, сэр, он из Аттуды, это деревня в Йоркшире».
В этот момент вестовой Макмиллана (юнга, более привычный к мичманской берлоге, чем к кают-компании), разразился полупридушенным взрывом смеха, отвратительного подросткового кудахтания, подхваченного двумя другими юнгами. Они не могли взглянуть друг на друга без того, чтобы не начать снова, и их пришлось вывести вон. Остаток истории Уэлби они пропустили — выдуманное дополнение, только пришедшее ему в голову, о том, что рекрута звали Чиво.
— Давайте выпьем, мистер Уэлби, — предложил Джек, когда хохот наконец-то стих. — Да, мистер Харпер, что такое?
— Вахта мистера Ричардсона, его наилучшие пожелания, и на норд-норд-осте земля, примерно в пяти лигах.
Новость разлетелась по всему кораблю. После обеда миссия поднялась на палубу поглядеть на горизонт на левом крамболе, где уже видимые с марса Ложные Натуна могли предстать перед теми, кто не захотел забираться на верх. Стивен на сходном трапе встретил Лодера, наименее неприятного из «старых пердунов».
— Кажется, вы очень весело провели время в кают-компании, — заметил Лодер.
— Крайне приятно, — согласился Стивен. — Хорошая компания, много веселья и лучший обед из тех, что я ел в море — какая черепаха, а какие яванские гуси!
— Эх, — вздохнул Лодер, имея в виду, что он сожалеет о черепахе и гусях, считает отказ Фокса от имени коллег злоупотреблением властью, и сам он непричастен к этой варварской невежливости.