Страница 58 из 78
Бонден, пусть и заслуженный старшина капитанской шлюпки, не прикасался к румпелю после отплытия из Прабанга. Он был уверен, что капитан справится. Штурман Уоррен плавать не умел и считал, что хотя у капитана может и получиться, но лучше бы он даже не пытался. Юсуф, которого взяли как переводчика и потому, что он различал хорошее и дурное (по крайней мере касательно рыбы и фруктов), пребывал в убеждении, что это невозможно. Но как мусульманин он принимал это стойко — что предначертано, то предначертано, с судьбой не спорят. В любом случае, он был морским малайцем, и что в воде, что на суше чувствовал себя одинаково дома.
Должно было иметься и пятое мнение — Бампфилда Эллиота. Джек собирался взять его с собой — пусть юный Эллиот не моряк и никогда им не станет, но Джеку он нравился. Как капитан «Дианы», он вынужден был адресовать второму лейтенанту жесткие слова гораздо чаще, чем это принято или приятно. Он надеялся, что перерыв наладит отношения. Не то чтобы Эллиот стал затравленным, мрачным или обиженным. Скорее его разум подавил чувство вины и неадекватности, а также неуважения, с которым к нему относились на борту «Дианы». Но за день до отплытия, когда Филдинг заново чернил реи фрегата, работавший на высоте матрос уронил ведро. Оно вполне могло упасть без вреда — на палубе было очень мало людей. Сто к одному, что оно оставило бы всего лишь черное пятно, которое предстояло отскребать ютовым, но в итоге ударило Эллиота по уже поврежденному плечу — лейтенант был таким же невезучим, как и некомпетентным.
Мыс, пролив и остров становились всё ближе, гораздо ближе. Джек, склонившись и вглядевшись вперед, заметил, что высокий берег отражает ветер так, что он проведет его по середине прохода — на отливной волне было заметно легкое поперечное волнение. Его разум сразу же начал вычислять скорость, инерцию, расстояние, оптимальный курс и предоставил ему ответ меньше чем за секунду, в сотне ярдов от скалы. Еще несколько мгновений спустя Джек увалился, набрал ход, и мощный импульс пробросил его сквозь пролив прямо против ветра. Грот дернулся, шлюпка завернула за мыс и пошла вдоль его дальней стороны. Экономия пяти ничего не значащих минут — невеликая победа, но приятно почувствовать, что старые навыки не пропали.
Побережье этой части Пуло Прабанга оказалось сильно изрезанным. Фьорд, в который они заходили, имел спутника дальше. Длинные узкие заливы разделялись мысом Бугис, так что на своей карте Джек первый обозначил как Восточный залив Бугис, а следующий — как Западный. Но на «Диане» его все звали «Французский ручей», потому что на его восточном берегу располагался Амбелан, в гавани которого стояла «Корне».
Дорога из нескольких рыбацких деревень и маленьких городков шла в Прабанг по возможности вдоль берега и пересекала обе бухты. Джек планировал высадиться в дальней части первой, пройтись по берегу до дороги, а по ней — к западной стороне следующей. Оттуда можно было через залив рассмотреть «Корне». Даже после плавания ему хотелось пройтись, и уж точно не пропало желание посмотреть, как там справляются французы. Он знал, что они кренгуют свой корабль — опасное дело на побережье с такими сильными приливами, и хотел посмотреть на ход работ, хотя бы с профессиональной точки зрения.
Во время первой части плавания шлюпка пересекла устье Западного залива Бугис, но в сам залив Джек не заходил, пусть даже ветер благоприятствовал. Он желал избежать любых неблагоразумных действий, способных помешать переговорам Фокса с султаном. Но вряд ли его поведение сочтут неподобающим, если он, во время прогулки, посмотрит на «Корне» с другого берега залива. Тем более что французские офицеры постоянно брали с собой в Прабанг подзорные трубы, чтобы рассматривать «Диану». Потом, насмотревшись вдоволь и взяв новый набор пеленгов, он продолжит прогулку, перейдет следующий выступ берега и на дальней стороне и постучав по дереву, обнаружит вытащенную на берег шлюпку и дым вечернего костра.
Когда в голове Джека зазвучало слово «ужин», Юсуф и Бонден выловили рыбу — прекрасную серебристую рыбину фунта на два или три, с багряными глазами и плавниками.
— Рыба-паданг, туан! — воскликнул Юсуф — Хорошая, очень хорошая, отличная рыба!
— Тем лучше, — отозвался Джек.
Он раздернул шкоты, мягко подведя катер к берегу, аккуратно выбрался из него (ботинки и матросский мешок он повесил на шею), оттолкнул шлюпку от берега, крикнул: «Тогда до вечера в бухте Пэррот» и сел на теплый песок высушить ноги.
Уоррен ответил радостно, но Бонден, пусть и снова занявший законное место на корме, раздосадовано покачал головой. Лучше бы капитан взял с собой абордажную саблю и перевязь с пистолетами, а еще лучше — мушкет и пару хорошо вооруженных матросов.
Песок оказался розовато-белым, в отличие от черного вулканического в Прабанге, и приятно плотным. Джек, высушив ноги и обувшись, уверенно шагал, прищурившись от солнечного сияния, и уже дошел до конца залива и идущей выше линии прилива дороги.
Свернув на нее, через пять минут он оказался в благословенной тени саговых пальм. Они густо росли с обеих сторон почти до самой деревни. Совершенно необитаемые заросли — ни людей, ни животных, едва ли хоть одна птица, только мириады насекомых. Джек их едва видел и совершенно не узнавал, но они создавали постоянный звон, столь вездесущий, что несколько минут спустя он его уже не замечал, кроме тех редких случаев, когда гудение внезапно прекращалось.
Саговые пальмы — не слишком красивые растения: толстые и низкие, с пыльными бледно-зелеными кронами. Одиночество среди этих деревьев давило на Джека, и он с удовольствием наконец-то вышел из их тени на рисовые чеки за деревней в глубине Западного залива Бугис. На чеках работали люди, некоторые бросали ему вслед взгляды без особого интереса, а тем более удивления. То же самое и в деревне, едва ли обитаемой в это время дня. Здесь стала ясна и причина этого очевидного равнодушия, когда открылся вид на весь длинный залив с Амбеланом на восточном берегу. На его причале собралась целая толпа, а у берега стояли на якоре две китайских джонки. Разумеется, местные жители привыкли к чужакам.
За деревней дорога карабкалась на вершину длинного каменистого мыса, образующего второй берег залива. Наверху Джек, уже здорово вспотевший, повернул направо, чтобы выйти в точку напротив маленького порта. Там он обнаружил тропинку, вьющуюся между булыжниками и низкой, прижатой ветрами растительностью. Вскоре он обнаружил, зачем она нужна: внизу на берегу во множестве валялись обломки скал, некоторые — далеко в воде. На многих из них стояли рыбаки, забрасывающие длинные бамбуковые удочки в умеренный прибой прилива. К каждой группе камней от тропинки отходило свое ответвление.
Пройдя где-то с милю, Джек свернул на одно из них и спустился по склону более чем на полпути, к четко очерченной границе между зонами, в которой ветер дул достаточно сильно и постоянно, чтобы не давать разрастаться деревьям и кустарникам, и зоной в тени дальнего мыса, где все росло в обычном диком изобилии — деревья, ротанговые пальмы, панданусы, а вдоль всего берега тысячами грациозно взмывали вверх кокосовые пальмы. В нескольких шагах от места, где он остановился, виднелся небольшой уступ с родником, выбивающимся из склона холма, густыми зарослями мягкого папоротника и невероятным разнообразием растущих на камнях, в глубоком мху, на деревьях и кустах орхидей любых размеров, цветов и формы. «Господи, вот бы Стивена сюда», — пожалел Джек, усевшись на удобную осыпь и доставая из мешка маленькую подзорную трубу и пелькомпас.
Эти слова он снова повторил позже, когда в поле зрения подзорной трубы тяжело пролетела крупная черно-белая птица с большой рыбой в когтях. Подзорная труба была карманной моделью невеликой силы, но благодаря тому, что противоположный берег был залит светом, а воздух необычайно чист, Джеку открывался прекрасный вид на «Корне». Ее действительно накренили на левый борт на отмели чуть к северу от города, так что медная обшивка сверкала на солнце. Корабль привязали к нескольким необычно крупным деревьям; одно из них (а может, увивающая его лиана) снизу доверху покрывали багряные цветы. «Ох, вот бы мои розы так цвели», — между делом подумал Джек, вернувшись мыслями к заплесневелым, покрытым тлей, но столь любимым зарослям в Эшгроу.