Невезуха

— Как зовут полковника Накса? — вопросы следовали один за другим, задавал их Серк, глядя в планшет, видимо, там они были записаны. А док подтверждал после каждого ответа, что я говорю правду. — Кто ведает вещевым довольствием в группе «ц»? Какую должность в штабе занимает генерал Брикс?

И так далее и тому подобное. Ни на один из вопрос я не ответил, тем поставил в тупик майора, он-то, как я понял, уже точно решил, что я суперагент и киллер, которого прислали из штаба. Дерек, похоже, рассказал обо мне много чего интересного. Фантазия у него будь здоров, шпион все-таки, им по должности положено придумывать самое невероятное. Док подтвердил, что я не вру и не понимаю, о каких начальниках идет речь. После получасового допроса о том, что я не знал, меня попросили рассказать об инциденте с троллями-диверсантами. Говорить я им ничего не стал, просто скинул со своего коммуникатора на их нейросети видеофайл, я же и на самом деле записывал происходящее.

Этот коммуникатор оказалось вещь стоящая, в нем функций было на порядок больше, чем в смартфоне, но все понятно, быстро разобрался. Коммуникатор всегда отслеживает нейросети всех, кто находится рядом, поэтому отправил видео без проблем. И они, похоже, его просмотрели быстро, потому что тут же док вылетел из комнаты, отдавая какие-то распоряжения, видимо, отправляя за этими серыми громилами носилки и санитаров, забыв снять с моей головы горшок. Видимо это и позволило моим начальникам говорить откровенно между собой. А чего? Сидит себе нечто с горшком на башке, вроде как и не тролль и не нерк, так, чучело, и неизвестно слышит он их или нет. А может и специально так себя вели, безопасность же, у них свои приколы.

— Через два часа выход восьмой группы, — произнес задумчиво сержант. — Идут к антам, задача захватить плацдарм для установки стационарного портала, вероятность выживания процентов сорок.

— Вполне нам подходит, — покивал майор. — Скажешь полковнику, что я решил усилить его передовую группу своим диверсантом, специалистом по чистым операциям и мастером-киллером.

— Черепаху тоже придется с ним отправить, иначе нас не поймут, — продолжил Серк. — А она для моей группы специально сделана, жалко будет ее потерять.

— Твоя черепаха была выпущена сразу с бракованным искином, поэтому ты уже с ней потерял пятерых операторов-нерков, — ответил майор. — Да и сама конструкция никуда не годится, ни брони, ни вооружения достойного, ни нужной грузоподъёмности, ее надо списывать, а это сделать нельзя, интенданты не пропустят, а если отправим вместе с Шутником, то спишем на боевые действия. А твоей группе закажем нового бронесерва, покрупнее и помощнее, теперь, по крайней мере, нам известно, каким он должен быть.

— Эта идея мне нравится, — согласился сержант. — Тогда я отправляю сейчас Шутника с черепахой в оружейный склад, пусть готовятся к боевой операции, берут полный боекомплект и броню.

— А я пойду разговаривать с полковником, — сказал майор. — Пусть знает, что мне для его боевого подразделения ничего не жалко, лучшего своего агента-киллера отдаю.

Оба вышли, и я остался наедине сам с собой, с колпаком на голове и прикованный к стулу. Надо было подумать. А подумать есть о чем. Что это за жизнь у меня такая, если выжить в ней почти невозможно? Зачем она нужна? Не проще ли просто взять и застрелиться, и не мучиться? Нет, сначала-то было все совсем не так плохо, мрак этот мне помогал выживать, потом артефакт, но куда-то все делось, и я снова один на один с судьбой. Понятно, что впереди мне не светит ничего хорошего. И причем так было всегда. Интересно, кто придумал мне такую жизнь? Бог? Вот бы мне с ним встретиться и потолковать на тему, почему одним все блага, а мне объедки и обноски со свинцовым дождем из пуль в придачу?

Я вздыхал и грустил до тех пор, пока не пришел док и не снял с меня колпак, посмотрел на меня с укоризной и мрачно проговорил:

— Ты специально мне сюда троллей отправляешь? Сейчас опять здесь вся команда, а у них особые капсулы и расход медикаментов в них о-го-го какой. Не мог их убить, что ли?

— Не мог, — вздохнул я. — Убил бы, уже бы меня расстреляли.

— А что? — пожал плечами док. — Это было тоже бы неплохо. Кстати, предупреждаю, ты меня уже утомил, приходишь каждый день и просишь, чтобы тебя допросили, мне это уже надоело.

— Так разве ж это я прошу? — несказанно удивился я. — Насколько я понимаю, это ваши офицеры интересуются моим знанием о вашем мире, точнее о моем полном незнании. Это им интересно меня допрашивать.

— Вот что я тебе скажу, Шутник, — доктор снял с меня оковы. — Нужно быть редким идиотом, чтобы вызвать такое внимание большого начальства, и тем более службы безопасности. У тебя, похоже, это врожденное. У нас это называется олигофрения.

— Наверное так, вы правы, доктор, туповат я малость, — покивал я. — Извините, док, а вы не сможете ответить мне на один вопрос? Я вон на сколько ваших ответил.

— Задавай свой вопрос, но только один, — согласился док. — Самому любопытно, о чем может спросить олигофрен.

— Как делаются искины? — произнес я. — Меня интересует в первую очередь искин моей черепахи.

— Так вот, что тебя интересует, — доктор задумался. — Ответ я знаю, но информация секретная. С другой стороны, тебя сегодня отправят туда, откуда не возвращаются, да и интересен ты мне. Ладно, расскажу. На самом деле все просто. Берут маленьких детей, причем в раннем возрасте, до пяти лет им в голову внедряют кучу имплантов на интеллект и память, соответственно объединяет все эти дополнительные примочки самые совершенные нейросети, их обычно две или три, ну а потом мозг отделяют от тела, переносят в особый контейнер, где он продолжает расти и развиваться. Когда мозг достигает зрелости и больше не растет, начинается воспитание и обучение искина, ему ставят дополнительные программы, учат правильно реагировать на те или иные события. Вот, собственно, и все. Такие искины ставятся на космические корабли и всю сложную технику. На твою черепаху воткнули такой дорогой продукт только потому, что этот искин не прошел всех необходимых тестов. Сразу скажу, процент брака такого производства искинов довольно большой, все-таки мозг разумного существа очень сложен, вот брак и суют на всякую мелкую технику вроде твоего бронесерва. Я ответил на твой вопрос?

— Да, док, ответили, — покивал я. — Получается, мой искин вполне себе живой человек по мышлению?

— Живого в нем нет ничего, кроме мозговых клеток, — фыркнул доктор. — Память полностью вычищена, все знания идут от основной программы, все действия прописаны, это просто компьютер, только более быстрый и сообразительный, чем построенный на чипах. Еще на заре нашей вычислительной техники мозговые ткани разных животных успешно конкурировали с чипами всевозможных видов. Дело в том, что, чтобы добиться от машин такого же быстродействия, требуется много места. Раньше искины космического корабля занимали чуть ли не половину его внутреннего пространства, что, согласись, не совсем удобно, а искину, сделанному на основе мозга разумного существа, требуется чуть меньше полвины кубического метра. Ты заметил, что я говорю о мозге разумного существа, а не о мозге нерка? Мы никогда не используем мозг нерков и троллей, а готовим искины только из других существ, как правило более примитивных. Кстати, это одна из причин, почему мы продолжаем экспансию других планет, нам требуются мозги аборигенов.

— Спасибо за разъяснение, доктор, — произнес я и ужаснулся, когда до меня дошло, зачем они захватывают другие планеты. — Конечно, я понимаю, нецивилизованно использовать свои мозги для искинов, к тому же главный критерий, как я понимаю, разумность, а где ее взять у троллей?

— Твой юмор оценил и кому надо эту шутку расскажу, — фыркнул док. — А теперь встал и бегом в оружейку! Твоя команда уже начинает строиться на полигоне. Бегом! Не забудь попросить у оружейника автоаптечку, она тебе точно пригодится, скажи, я разрешил взять из старой, просроченной партии. Там медикаменты более древние, зато комплектуется двумя запасными картриджами. Такому идиоту, как ты, это точно пригодится.