Исторические повести

— Что же будет с его первой дочерью, Сфрагис? — спросил Хайран. — Как ее примут в этом чужом доме? Думаешь ли ты, что надо ему сообщить о дочери?

— Думаю, что надо, — ответил купец из Сидона. — Ведь это его дочь, которую он считал погибшей. И если через десять лет он может обнять свою дочь, так это ведь счастье. Я все ему расскажу и велю связаться с тобой, чтобы забрать Сфрагис. Я мог бы ее взять с собой, когда буду возвращаться, но у меня еще много остановок в пути. Пусть отец сам позаботится о своей дочери. Я буду рад передать ему добрую весть.

Потом Сфрагис и Байт долго расспрашивали о жизни ювелира Мериона, о его жене и детях. Сфрагис была так обрадована неожиданным известием, что от счастья стала еще красивей и оживленней.

— Какое счастье ты принесла мне, моя прекрасная Байт! — повторяла девушка и каждый раз бросалась целовать свою подругу. — Ты избавила меня от голода и нищеты. Ты спасла мне жизнь. А твой отец помог мне найти мой дом. Могла ли я надеяться на такое чудо?.. И вот уже скоро, скоро настанет день встречи. Пусть бы это свершилось!

— Но тогда мы расстанемся с тобой, Сфрагис. Тебе не печально это? — спрашивала Байт. — Я бы не хотела терять свою сестру, Сфрагис.

— Ты считаешь меня сестрой? — удивилась Сфрагис. — Ведь я никто — пока не встретила своего отца, пока не получила своего достояния, пока остаюсь нищей…

Байт не позволила своей подруге продолжать этот печальный разговор. Она ее остановила и сказала, что дело вовсе не в достоянии отца.

— Разве друзей выбирают по одежде и по их достоянию? — спросила Байт. — А если бы я оказалась на твоем месте и вот так встретилась с тобой в пути, разве ты стала бы выяснять мое достояние? Мне дорога твоя душа. И вовсе ты не нищая. Неужели ты думаешь, что я оставлю тебя в бедности, не поделюсь тем, что имею! Отец мой щедро открыл свой кошель. Он сказал, что рад помочь тебе во всем. И больше не говори мне о своей бедности, Сфрагис. А отца твоего мы попросим переехать в Пальмиру. Разве в Пальмире не нужны искусные ювелиры? Очень нужны!

В ДОМЕ КУДЗУЛЫ

В конце путешествия, когда уже можно было разглядеть красивые бронзовые ворота Каписы, Кудзула спросил Хайрана, где он намерен остановиться. Ведь с дочерью ему невозможно устроиться в доме у дороги.

— Я впервые здесь, — ответил Хайран. — Ты, Кудзула, пожалуй, единственный знакомый мне человек из Каписы. Нам некогда думать об удобствах, мы переночуем и в доме у дороги. Ведь наша забота — найти пленников.

— В том-то и дело! — воскликнул Кудзула. — Я помню о твоем несчастье и хочу тебе помочь. Я предлагаю тебе отправиться в мой дом. Караван твой со слугами останется в доме у дороги, а ты с дочерью, захватив ценную поклажу, прибудешь ко мне. Я окажу вам гостеприимство и тотчас же узнаю, как найти твоих близких среди десятков тысяч рабов, которые трудятся по велению кушанского правителя.

— Помилуй, добрый человек, как же я могу принять такое гостеприимство от человека незнакомого? Твое предложение так заманчиво.

— Чего не бывает на караванных путях! Я от чистого сердца пригласил тебя, Хайран. Так меня учил Просветленный. Я по-своему понимаю учение Будды. Я не стал аскетом и не брожу с чашей для подаяния, как делают это буддийские монахи, но то доброе, что я могу сделать человеку, я делаю. Да и ты отплатишь мне добром, когда мои торговые дела приведут меня в прекрасную Пальмиру. Давняя у меня мечта — прибыть в твой город со своими кушанскими товарами.

— Брат мой, Кудзула, добрые боги способствовали нашей встрече. Когда я покидал Пальмиру, я помолился в храме бога Бела.

В Пальмире нет храма прекрасней. Я сделал щедрые приношения жрецам, и это помогло! Я принимаю твое приглашение. Поверь мне, я буду с нетерпением ждать того дня, когда ты прибудешь в мой город со своим караваном.

Постоялый двор с домом у дороги, где обычно останавливались купцы и паломники, был полон людей, но тут же нашлось место для всего каравана пальмирского купца. У высокой глиняной ограды был раскинут большой шатер для рабов, рядом улеглись верблюды, освобожденные от поклажи. У большого глиняного корыта столпились мулы. В кожаных мешках рабы доставляли им воду из колодца.

Давая последние распоряжения своим помощникам и слугам, Хайран вдруг столкнулся с индийским паломником и радостно приветствовал его.

— Что-то хорошее осталось в моем сердце от встречи с тобой, — сказал Хайран индийцу. — Я запомнил твои рассказы о Будде и сообщил их моей дочери, человеку редкостного благородства.

— Я рад был этой встрече. Я не проповедник, но моя вера призывает меня делиться своими знаниями с каждым встречным. И если на этом караванном пути хоть один из встречных призадумался над тем, что такое добро и что такое зло, я посчитаю себя счастливым. Познание истины — великая наша цель.

Они расстались добрыми друзьями, и Хайран вместе с дочерью и Сфрагис отправились в дом Кудзулы. Слуги тащили вслед за ними ценную поклажу.

Дом Кудзулы, расположенный вблизи торговых рядов Каписы, был окружен тенистым садом. Высокая глиняная ограда скрывала от глаз прохожих редкостной красоты цветы, которыми гордился хозяин дома. Старый привратник, из рабов Кудзулы, низко склонился перед хозяином, а затем долго кланялся гостям. Серебряный колокольчик у калитки возвестил обитателям дома о том, что кто-то пришел, и мигом сад наполнился детскими голосами. Гордость Кудзулы — семеро детей, все бежали к калитке. Впереди всех — старшая дочь, Сита, ровесница Сфрагис. Она прижимала к груди сиамскую кошечку с шерстью, отливающей золотом. За ней, обгоняя друг друга, бежали мальчики и девочки. Самому младшему мальчугану, с черной курчавой головой, было шесть лет. Кудзула подхватил его на руки и крепко расцеловал. Мальчуган радостно смеялся. Он повис на шее отца и не хотел расставаться с ним. А тут уже столпились его братья и сестры, желая получить свой поцелуй. Сита подставила щеку, а затем протянула кошку.

— Поцелуй ее, отец. А что ты привез мне?

— Аравийский ладан и ароматные масла из Египта, — ответил Кудзула. — Пожуешь ладан и почувствуешь, как рот твой расточает дивное благоухание. Им пользуются знатные женщины Египта.

На пороге ждала жена Кудзулы, толстая, румяная, улыбающаяся, такая же приветливая, как и Кудзула. Она пригласила гостей в дом и тут же занялась убранством комнаты для гостей. Сита остановила ее и с кислым выражением лица поспешила сообщить, что отец привез ей какую-то чепуху вместо ожидаемых золотых браслетов с зелеными камнями.

— Но у тебя уже так много браслетов и перстней, что не хватит рук, зачем же еще? — спросила мать.

— Браслеты — это ценность, а что такое аравийский ладан, который жуют знатные египетские женщины! И пусть жуют. А мне он не нужен.

— Не вздумай огорчать отца, — предупредила мать. — Он от всего сердца купил тебе дорогой подарок. Этот ладан — очень дорогая вещь. Что может быть лучше для невесты? Но мне некогда обсуждать твои подарки. Мне надо принять гостей.

— Подумаешь, подобрал на дороге проходимцев и привел в дом! Какая от них польза? — пробормотала Сита вслед уходящей матери. Она прижалась к кошке и поцеловала ее в зеленые глаза, отливающие золотом.

Комната для гостей, устланная мягкими коврами и уставленная драгоценными ларцами, была просторной и светлой. Слуги разбросали мягкие парчовые подушки, принесли большие блюда с причудливой чеканкой, на которых были уложены лучшие сорта винограда, финики, изюм, румяные яблоки и еще какие-то неизвестные пальмирцам фрукты. Сюда же были принесены круглые деревянные столики, а на них — горы замысловатых яств, каких Байт никогда прежде не едала. Напитки в серебряных кувшинах, сладкие медовые лепешки на глиняных расписных блюдах, жареные утки и целый барашек на вертеле — все было так заманчиво красиво и благоухало пряностями.

— Твоя щедрость неописуема! — воскликнул Хайран, когда к гостям пришел Кудзула, умытый и по-домашнему одетый в шелковый халат. — Поверь, я запомню этот счастливейший день моей жизни.