Страница 7 из 16
– Я не могу тебя потерять. Папа не может тебя потерять. Ты выздоровеешь, я это знаю.
Мама протянула к ней руку. Ее пальцы были такими тонкими, такими хрупкими.
– Если ты будешь с честью выполнять свой долг, делать все, чему я тебя научила, обещаю, я никогда тебя не покину, – она сжала руку Оливии. – Я люблю себя, Си И.
Оливия не слышала этого имени много лет, с тех пор, как умерла бабушка. На ее глаза навернулись слезы.
– Мама…
Загудел кухонный таймер. Мама сняла с огня китайские свиные ребрышки и выложила их на керамическое блюдо.
– Помни мои слова, – сказала она Оливии. – Теперь отнеси это на стол.
Накрытый стол ждал на веранде гостиницы «Гранд-Сильвер», защищенный от ливня и от потоков воды внизу. Цепочка выложенных вокруг него талисманов служила границей и тянулась до дверей в гостиницу. Вдоль нее толпились привидения, перешептываясь друг с другом. Они стали материальными, состоящими из плоти и костей, – только на эту ночь. Только на время пиршества до восхода солнца. На небе, в разрыве между тяжелыми тучами, висела полная луна, похожая на злой глаз.
Оливия вышла с тележкой, уставленной гигантскими горшками и стопками металлических блюд, и с грохотом провезла ее мимо собравшихся в фойе туристов, не отвечая на их вопросы. Она не позволила Карлосу последовать за ней на веранду, и ощущала его взгляд спиной, переступая порог гостиницы. Она выкладывала одно блюдо за другим с утками по-пекински на середину стола, создавая шеренгу из мяса и мягких, бледных, источающих пар булочек. Она снимала крышки с горшков, и аромат супа из мускатной дыни поднимался в плотный воздух. Потом девушка начала разливать суп по мискам так быстро, как только могла.
Привидения шептались и прижимали ладони к барьеру, шипели, когда пахнущая медью магия рассыпала искры, обжигая их кожу. Спина Оливии покрылась холодным потом. Но ее руки не дрожали, и она продолжала разливать суп по мискам. Наконец, на столешнице не осталось свободного места. Оливия отступила назад, и выложила еще один ряд талисманов, так что образовался узкий свободный проход от двери к столу.
И громко объявила:
– Добро пожаловать, уважаемые гости! Меня зовут Оливия Чан, и я приготовила для вас угощение, чтобы вы могли взять еду, поесть и успокоить ваши души. – Мама произносила эту речь много раз, и Оливия ни разу не запнулась. – Прошу вас, подойдите. Добро пожаловать к столу!
С этими словами она разорвала барьер из талисманов вокруг стола. Привидения накинулись на еду. Они отталкивали друг друга, хватали миски и палочки для еды. Некоторые ели руками и заталкивали в рот пищу так быстро, как только могли. Многие призраки больше походили на зверей, чем на людей, так были голодны. Они яростно рвали мясо, погружали лица в миски с супом и огрызались на соседей, добираясь до желанных блюд. Казалось, что еда испаряется, пока привидения сражались… и ели, ели, ели.
«Я приготовила недостаточно еды, – в панике подумала Оливия. Ее желудок сжался от ужаса. – Все эти люди пришли к моему столу, а я не смогу накормить их всех».
«Выдохни».
Она перевела дух. Схватила тележку и бросилась обратно за новыми порциями еды. Креветки в прозрачном сладком соусе; крабы с имбирем и луком-шалот. Один сорт рыбы за другим, все приготовлены на пару́ с острым, соленым соусом. Нежная маринованная говядина, еще шипящая на металлических блюдах. Тушеная куриная грудка, со всеми соусами; свиные отбивные с острым перцем. Свиные ребрышки по рецепту матери, сладкие и политые ярко-красным соусом, присыпанные поджаренным кунжутом. (У Оливии заболело сердце.) А затем, наконец, блюдо за блюдом нарезанных ломтиками апельсинов и миски со сладким супом из красной фасоли. Они исчезли, едва Оливия их поставила на стол, но она не снижала темп, ноги у нее горели, но руки не дрожали.
Ночь подходила к концу, и новые призраки стекались к столу, сменяя тех, кто набил свой желудок и побрел прочь. Луна плыла по небу. В перерывах между новыми волнами привидений Оливия наблюдала, жгла благовония и бумажные амулеты на маленьком костре. Тлеющие искры поднимались в воздух подобно пожеланиям и гасли. Дождь лил без остановки.
Мей Лин не появилась. Оливия следила за столом и так сильно кусала губы, что начала ощущать вкус крови. Приходили новые привидения, некоторые ели спокойно, другие набрасывались на блюда, словно умирали с голоду. Дикость их взгляда, их горе, их страх и ярость, все это стихало во время еды. Берите и ешьте, сказала она. Призраки американских китайцев рыдали сильнее других, смеялись и наслаждались знакомыми блюдами. «Спасибо, – говорили они ей. – Никогда не думал, что снова попробую это блюдо». И один за другим исчезали, таяли, чтобы, наконец, упокоиться.
Вот почему она здесь, новая экзорцистка Чан. Это был экзорцизм лишь в самом приблизительном смысле этого слова. Ее работа не была актом изгнания; ее роль заключалась в том, чтобы утешить одинокие души, предложив им свободу.
Оливия вспомнила о шагах наверху, о ночных рыданиях. Она подбросила вверх свой бумажный амулет и пошла обратно в гостиницу, сквозь толпу туристов в фойе. Они пытались заговорить с ней, но она их не слышала. Она остановилась у стойки администратора и уставилась на портрет Плачущей Дамы.
Вчера Рени перегнулась через стойку и улыбнулась ей. «Наша Плачущая Дама становится… неуправляемой. Не могли бы вы попробовать это исправить или найти ей замену?»
Чем дольше привидение обитает в одном месте, без отдыха, тем более беспокойным оно становится. Жизнь и смерть Бисдена зависела от того, привлекал ли городок туристов привидениями. А когда призрак активен, это придает легендам легитимность. Но привидения, слишком надолго запертые в одном месте, начинают сходить с ума, и тогда причиняют вред людям.
Оливия пристально смотрела на картину, на белую вуаль, закрывающую лицо Плачущей Дамы. За десять лет проведения Фестивалей привидений, с того первого фестиваля в «Гранд-Сильвере», Оливия ни разу не видела Мей Лин.
Под вуалью Плачущей Дамы мог скрываться кто угодно.
Она повернулась и побежала на кухню. Там еще оставалось немного риса, как раз хватит на одну миску. Все остальное закончилось, поданное на стол на веранде и уже съеденное. Оливия надеялась, что риса хватит. Она поднялась по лестнице на третий этаж и направилась в свой номер. Когда она шла наверх, до нее сверху донеслись знакомые рыдания, и она заторопилась. Когда Оливия открыла дверь в комнату, она увидела женщину, стоящую у окна и глазеющую на пир внизу. На ней было подвенечное платье с испачканным грязью подолом и длинная белая вуаль. Призрачная женщина повернулась к Оливии.
Оливия сняла со своей шеи подвеску-амулет и положила его на пол рядом с собой. Медленно подошла и протянула миску с рисом.
– Я принесла вам немного еды, – сказала она. На этот раз ее голос не показался ей самой слишком громким. – Здесь не очень много, но вы, наверное, голодны. Пожалуйста, уважаемая гостья, возьмите и поешьте.
Плачущая Дама не пошевелилась, но позволила Оливии подойти. От риса поднимался легкий пар и плыл по воздуху. Дождь лил снаружи, барабанил в окно, требовал, чтобы его впустили. Оливия протянула руку, предлагая миску.
Призрачная Дама взяла ее. Прикоснувшиеся к Оливии руки были теплыми и твердыми.
Оливия осторожно откинула с лица женщины вуаль.
Когда умерла мать Оливии, она не вернулась в виде привидения. Оливия почти ждала, что мама вернется, но та не материализовалась в больничной палате, когда папа решил отключить ее от системы жизнеобеспечения, и ни в одну из тех ночей, когда Оливия слышала, как папа плачет в одиночестве у себя в комнате. На похоронах только молчаливое тело с обликом мамы лежало в гробу.
Люди становятся призраками, когда они не знали покоя, или у них осталось незаконченное дело, или они испытывали слишком большие сожаления и не могут упокоиться. Они превращаются в привидения, когда те, кого они любили при жизни, забывают их или не выказывают им уважения. Оливия жгла благовония, несмотря на предупреждения о пожаре в особенно сухие дни, а иногда она откладывала на маленькую тарелочку немного еды, которую готовила, и потом ставила на мамин алтарь. Но она держала этот маленький алтарь в своей комнате, подальше от папы. Всякий раз, когда отец видел его, он кривил губы и внезапно уходил из дома: горе гнало его куда-то в другое место.