Призрачный остров

Стефания переступила промокшими ногами и поскользнулась на размокшей земле. Она нелепо взмахнула руками, откинулась назад, затем качнулась вперед – к свежему холмику, выставила вперед беззащитные ладони и каким-то чудом не упала. Подумалось, что она на самом деле раскачивается, как начинающий канатоходец, на уходящем из-под ног тросе, цепляясь за воздух и понимая, что никто не подставит ей плечо, что удержать равновесие ей нужно самой.

Стефания скользнула прощальным взглядом по свежему букетику цветов на могиле, развернулась, чтобы уйти, и заметила стоявшего поодаль мужчину в черной куртке и накинутом на голову капюшоне. Незнакомец опустил голову, пряча лицо, но Стефания сразу поняла, что наблюдает он за ней. Он не скрывался и занял позицию, с которой хорошо просматривалась могила. Мужчина не двигался, не ссутулился скорбно, как другие посетители кладбища, напротив – стоял неподвижно, широко расставив ноги и засунув руки в карманы. Он действительно наблюдал за Стефанией, и, когда заметил, что она собирается уйти, развернулся и пошел прочь, даже руки из карманов не вынул. За поворотом мужчина исчез, будто растворился в дождливой дымке, подобно призраку. А Стефанией овладел такой ужас, что она, оскальзываясь и рискуя упасть в лужу, бросилась с кладбища бегом.

Кто-то ощутимо ткнул ее в плечо, и от этого бесцеремонного толчка Стефания проснулась. Она открыла глаза и беспомощно заморгала, пытаясь принять реальность – другую, неприятную, но не такую ужасную хотя бы потому, что в настоящем еще можно что-то изменить, тогда как в прошлом – уже нет.

– Кошмары снились? – усмехнулся рыжий, стоя над ней и закрывая небо. Стефания спросонья не сразу сообразила, что темнота растворилась не в отблесках костра, а в тусклом свете раннего утра. Хотя Данила бесцеремонно разбудил ее, она была благодарна ему за то, что он вырвал ее из неприятного сна. Кошмар был таким не из-за образов, а из-за того, что в точности повторял пережитые в реальности события.

– Который час? – спросила она, поднимаясь. Рыжий вскинул левую руку и посмотрел на обвитое кожаными шнурками запястье.

– Время вставать следующему дежурному.

Стефания невольно улыбнулась собственной оплошности, ведь ни у кого из них не оказалось часов. Но Данила оставался серьезен:

– Твоя очередь. Следи за костром! Там ветки.

Он кивнул куда-то в сторону, а затем, вместо того чтобы прилечь, пошел прочь.

– Ты куда? – вырвалось у Стефании не столько из любопытства, сколько из-за тревоги. Рыжий дернул плечом, но не оглянулся. Стефания проводила его взглядом и тихо хмыкнула. Ладно, как знает. Не маленький.

Костер не полыхал так, как накануне, древесина тлела уютно и жарко. Но чтобы огонь не погас, нужно подкинуть веток и бревнышек. Стефания развернулась и, увидев за спиной бодрствующую Марину, вскрикнула от неожиданности.

– Не хотела тебя напугать!

– Почему вы не спите?

– Давай уж на «ты», – поморщилась Марина, – вроде почти ровесницы! Да и вот это все…

Она обвела рукой берег, и Стефания улыбнулась. Смешно и правда выкать друг другу, когда ситуация поставила всех на одну доску.

– Ложись. Я покараулю за тебя. Все равно не спится, – великодушно предложила Марина. – Я привыкла рано вставать, в полшестого.

Она посмотрела на светлеющее небо и удовлетворенно кивнула:

– По мне можно как по часам время узнавать. Сейчас около шести.

– Данила дежурил всю ночь? Никого не разбудил? – удивилась и невольно восхитилась выносливостью рыжего Стефания.

– Да лучше б спал! Если он с недосыпа опять будет кусачий, как крокодил, то…

Марина не договорила, и они обе тихо, чтобы не разбудить остальных, рассмеялись.

– Пойду поищу веток, – сказала Стефания, – все равно уже проснулась.

– Далеко не уходи!

– Да, конечно.

Оставив за спиной костер, дежурившую возле него Марину и сладко спящую парочку, Стефания побрела по берегу в ту сторону, куда ушел рыжий. Не то чтобы ей хотелось следовать за ним или ее глодало любопытство, но некая тревога заставила выбрать это, а не противоположное направление. Она хотела только издали убедиться, что с рыжим все в порядке, что ему не пришло в голову лезть без страховки на скалу или совершить еще какую-нибудь глупость.

Как и подозревала Стефания, Данилу она нашла у скалы, врезавшейся в сушу подобно длинному лезвию. Он стоял у самой кромки воды и вглядывался в теряющуюся в тумане даль. Стефания замедлила шаг, но прятаться не стала – глупо, да и незачем. Рыжий не столько услышал ее, сколько почувствовал, оглянулся, а затем развернулся и скрестил на груди руки.

– А костер? – строго спросил он.

– Возле него осталась Марина. А меня отправила за ветками, – слукавила Стефания. Данилу ответ, похоже, удовлетворил. Тут же потеряв к ней интерес, он наклонился и принялся расшнуровывать кроссовки.

– Что ты хочешь сделать?

– Душ принять, – буркнул он и запихнул в кроссовки носки.

– Но… Холодно же!

Только от мысли, что кому-то пришло в голову лезть в непрогретую с ночи воду таким свежим утром, ее передернуло, а кожа покрылась мурашками.

– Если тебе холодно, иди грейся у костра. Я тебя не звал.

– Слушай, может, хватит, а? – рассердилась Стефания. – Хватит нападать на людей, и в частности на меня! Что я тебе сделала?

Он задержал на ней взгляд, и в его глазах холодная зелень вновь поглотила теплый мед. Уголок его рта дернулся, но затем рыжий, словно спохватившись, расплылся в нарочито-дурашливой усмешке:

– Ты слишком самоуверенна! Я так отношусь не к тебе, а ко всем.

– Добрее надо быть с людьми! Огрызаешься, как собака…

Данила снова скрестил руки на груди, сделал шаг вперед, так, что оказался в полуметре от Стефании, и тихо, будто сдерживая закипающее раздражение, ответил:

– Собаки, в отличие от людей, не подлые и не лживые. Я им доверяю куда больше!

– Это в тебе какой-то максимализм играет! Взрослый мужчина, а ведешь себя как обиженный подросток!

– А ты – как старая брюзга, которая лезет со своими нравоучениями туда, куда не просят!

Стефания выдержала его взгляд и даже не отступила. Он, словно меряясь с нею силой, тоже не отводил глаза… И, выждав некоторое время, усмехнулся – свысока, а не потому, что признавал за собой проигрыш. Он преспокойно стянул с себя футболку, швырнул ее на песок и дернул «молнию» на джинсах. Стефания поспешно отвернулась, но успела заметить на оголившейся выше локтя руке Данилы безобразный шрам, будто оставшийся после рваной раны.

Конечно, ей бы стоило уйти, оставив рыжего с его неверием в людей и юношеским максимализмом наедине. Пусть купается в холодной воде, если ему так вздумалось, авось, остынет! Она даже развернулась и направилась вдоль скалы тем же путем, по которому они ходили вчера, но что-то заставило ее вернуться.

Это неправильно – уходить! Пусть даже этот взрослый и спортивный мужчина не нуждается в опеке. Неправильно – в их неправильной ситуации, когда они не должны действовать порознь, а наоборот, обязаны держаться друг друга. Стефания села на песок, чтобы издали последить за рыжим. Когда она убедится, что он благополучно вернулся на берег – уйдет в их импровизированный лагерь.

Рыжий плыл от берега вдоль уходящей в воду скалы сильными и широкими гребками. Стефания вновь усомнилась в том, правильно ли делает, карауля его на берегу. С таким хорошим пловцом ничего не должно случиться! Скорее всего, Данила, как и хотел, решил обогнуть скалу по воде. Однако она осталась сидеть на месте, а когда рыжий внезапно исчез в тумане, поднялась на ноги.

Его не было довольно долго – настолько, что Стефания всерьез заволновалась, подошла к воде и едва не выкрикнула его имя. Когда наконец-то она увидела Данилу, плывущего к берегу, то внезапно разозлилась на него за то, что заставил ее волноваться, а заодно и на себя – за то, что волновалась за не заслуживающего этого.

Рыжий, конечно, увидел ее, уходить не было смысла. Стефания приготовилась защищаться от насмешек, которыми он наверняка ее осыплет. Данила вышел из воды, и ее взгляд уперся в его голый торс, скользнул по россыпи веснушек на плечах и невольно задержался на темно-рыжий волосках, покрывающих грудь. О том, что она собралась держать оборону, Стефания на мгновение забыла, но тут же спохватилась, что язва-Данила расценит ее взгляд по-своему, и поспешно подняла глаза. Она ожидала увидеть кривившую его губы усмешку – ведь от него явно не укрылось то, что его рассматривали! – но внезапно обнаружила, что Данила излишне даже для своей масти бледен, а в глазах вместо насмешки плещется тревога. Что-то рыжий обнаружил, что если не напугало его, то изрядно обеспокоило.