Страница 9 из 13
– Врача позови.
Терехов огляделся. Обычная палата, и дышит сам. Вроде бы и не случилось ничего. Просто сознание потерял.
Он глубоко вдохнул, не сдержав блаженной радости.
Врач пришел сразу, доктор Верещагин.
– Николай Александрович, дорогой, – пробасил тот. – Что же вы себя не бережете?
– А что, собственно, случилось?
– Пока ничего. Лишь первый тревожный звоночек, что пора отдохнуть.
– Я не люблю отдыхать. Я от скуки умру.
– Ну, вариант умереть от стресса гораздо более реален, дорогой мой. Прописываю постельный режим на недельку.
И впервые за последние два месяца Николая обожгло этой самой реальностью: а что он может предложить Эмили? Сорок восемь лет, почти дед с подорванным здоровьем. А у мисс Райт вся жизнь впереди, причем в совершенно иной плоскости. Он лежит в унылой палате в морозной Москве под смогом, а она стоит перед камерами на солнечном острове. Два разных мира.
И так паршиво стало от этого осознания, что перспектива досрочно уйти на пенсию и то меньше расстроила.
– Я уже и не помню, что люди в отпуске делают, – пробормотал он обреченно, пытаясь смириться со своим новым статусом: одинокий мужчина средних лет, которому предписан постельный режим… Ужас.
***
– Как я ему скажу, Мел?! Привет, Ник, помнишь меня? Мы переспали на чужой свадьбе, поддавшись эмоциям. Так вот: я беременна! Да-да, Ник, представь, я настолько идиотка, я не принимала таблетки и забыла об этом сообщить.
– Да он тебя благодарить должен! В ногах валяться! – полыхала восторгом Мелани.
– Боже, я все равно не верю, что могла залететь. Мне тридцать два года, я опытная женщина, – выдохнула Эмили в порыве самобичевания, но сердце при этом сладко сжалось: под ним зародилась новая жизнь.
– Позвони ему.
– По телефону такие новости не сообщают, а с работы не могу сорваться. Тридцать первого будет последний день съемок.
Мелани довольно поддакнула:
– Во-о-т, разумная мысль. Закончатся съемки – и вперед к нему на крыльях любви.
– Я даже не уверена, люблю ли я его. Я ведь его совсем не знаю.
Но Эмили врала сейчас. Любила и еще как. Увидев положительный результат теста, захотела обнять весь мир, раскалившись от счастья под островным солнцем. Сама идея того, что у нее мог появиться сын или дочка царя Николая, казалась каким-то рождественским чудом. Она в мыслях уже рассказала Нику сто раз, и он каждый раз целовал ее и говорил, что не станет подавать на нее в суд за совращение миллионера ради алиментов.
– У меня будет племянник, – зарыдала в трубку Мел. – Мама с папой от счастья с ума сойдут.
– Не говори им пока… Я сама еще ничего не знаю. Не представляю, что делать.
– Погоди, ты же не думаешь про аборт?!
– Нет, конечно. – Испугавшись, Эмили приложила ладонь к животу, защищая. – Но сначала хочу рассказать отцу ребенка, а уж потом – своим родителям. Ты же знаешь, как они любят достать вопросами.
– Так ты ему в новогоднюю ночь расскажешь? Это так романтично! А что ты наденешь? В России снег? А кто…
Эмили отключила звонок и шумно выдохнула.
На календаре было двадцать восьмое декабря, оставалось всего три дня, чтобы решить, в каком виде подать новость Нику. Было страшно. Несмотря на то, что они не общались, Эмили разговаривала с ним в мыслях и чувствовала единение душ. Это казалось естественным и правильным, и перспектива испортить отношения с мужчиной, которого ей подарила судьба, реально пугала. Хотелось сохранить светлые воспоминания о том прекрасном дне. А если Ник холодно отнесется к новости о будущем ребенке, то все хорошее, что было между ними, рухнет, как карточный домик.
Ник – взрослый мужчина, состоявшийся. У него есть семья и он не планировал серьезных отношений после смерти жены, а значит и детей больше не хотел. Для него это может стать бременем.
«Совсем не могу представить твою реакцию», – сказала ему в мыслях Эмили.
«А ты позвони, спроси, как у меня дела», – ответил ей виртуальный Ник.
Но Эмили не стала звонить. Вместо этого она набрала имя Терехова в поисковике, чтобы увидеть его фотографии. И первой новостью выскочила старая, вот эта:
«Николай Терехов опроверг слухи о связи с актрисой Эмили Райт».
Мог бы и не торопиться.
Она пролистала его фотки и наткнулась на изображение той самой дерзкой Сони, которая приставала к царю на свадьбе. И внутренний голос сразу противно забрюзжал: «Он не звонил почти два месяца. Неужели не понятно, что он уже о тебе забыл?»
Когда раздался звонок, Эмили долго смотрела на экран. Стас. Отвечать не хотелось, чтобы не разрыдаться: друг сразу поймет, что ей плохо. Собравшись с остатками ранимого духа, она мазнула пальцем по экрану.
– Привет, ты как? До сих пор в Хоббитоне? – бодро поздоровался Стас.
– Привет! Да. Но тридцать первого вечером уже домой, в Калифорнию. А может, в Лондон, не знаю пока. – Она решила не признаваться, что хочет сначала показаться в Москве. – Как семейная жизнь?
– Лучше с каждым днем. Слушай… ты в порядке? В смысле, мы после свадьбы не разговаривали толком.
– Да, у меня все замечательно! – тоном бешеного зайчика ответила Эмили. – И твоя свадьба была тоже замечательная!
– Именно об этом я и хотел спросить… Ты как вообще? – И голос такой жалостливый, аж противно. Он пожалеть звонит, что ли?!
– Ой, прости, меня зовет режиссер. Пока! Созвонимся!
Она бросила телефон в теплый желтый песок под ногами и потопталась по нему. Достали! Звонят, звонят – и все время не те! Не тот, вернее. Еще и сочувствуют теперь.
– Себя пожалей, дурак! – крикнула она Стасу и позвала Чарли, чтобы заказал билет на самолет на тридцать первое, вечером.
– В Лос-Анжелес. И никакой Москвы, – с обидой сказала она. Перепады настроения ее измотали. Пора бы и к врачу записаться. А Ник, если ему интересна судьба Эмили, пускай первым звонит. Она же не девочка-подросток, чтобы бегать за ним.
«Ну хорошо, я все равно ему скажу. После Нового года, чтобы не портить человеку праздник».
Эмили обняла руками плоский живот и нахмурилась:
– Если ты мальчик, назову тебя Юл Бриннер. На зло ему!
Но голос Ника ответил в мыслях: «Не веди себя, как ребенок».
– Хорошо, не буду, – пропищала она и заплакала.
Глава 7. Ужасы отпуска
– Ко-о-ля, ну что ты лежишь бревном вторые сутки?
Нинушка, домоправительница, принесла ему чай на подносе. Зеленый, без сахара. Терехов скривился и откинул голову на подушку.
Его спальня была просторная, в бежевых и золотистых тонах, и цвет напоминал о платье Эмили, которое он с нее снимал.
– Нинуль, тошно мне.
Весь вчерашний вечер он смотрел фильмы, в которых снималась Эмили, и стало только хуже. Она гениальная актриса. Без шансов, что она захочет усложнить себе жизнь присутствием стареющего русского. Сорок восемь лет в наши дни – это только начало жизни, судя по статьям в интернете, но было слишком много «но». А если Эмили разочаруется в нем? Николай меньше всего хотел топтаться по хрупким осколкам ее сердца, как выразилась Настена. Он жаждал заботиться об Эмили, а не вносить разлад в ее складную жизнь.
Домоправительница присела на край кровати и сказала загадочным шепотом:
– А я знаю, что тебе нужно, Коль. – Она потянулась руками под кровать и вытащила шахматную доску. – Мы в шахматы с осени не играли.
– Не хочу.
– О-о, так и в депрессию не долго уйти. – Нинушка осуждающе покачала головой. – Ты влюбился, что ли?
– Влюбился.
– А почему не поедешь к ней?
– У меня постельный режим.
– А по-честному?
Он вздохнул тяжело и признался:
– Да зачем я ей сдался, Нинуль?
– Коль, я тебя не узнаю. Чтобы ты – и не взял то, что хочешь?
– Не трави душу, – попросил он и отвернулся.
Нинушка работала в особняке еще в те времена, когда хозяйка была жива и Настена носилась по комнатам, как сквозняк. Сейчас же здесь, в Барвихе, и так скука смертная, а теперь еще и апатия навалилась.