Новая Ты

Раньше никому и никогда ключей не давал. Но это должно было случиться. Жизнь требует перемен. И я к ним готов. В моей кровати достаточно места, и теперь, когда появилась достойная девушка, я рад впустить ее к себе. Я – хозяин своего будущего. И я даже приплатил, чтобы дубликат ключей сделали розовым в цветочек.

Когда я вложил это великолепие в ладонь моей Эми, она сначала оцепенела, а потом принялась осыпать ключи поцелуями.

– Я понимаю, как много для тебя это значит. Спасибо, Джо. Буду беречь как зеницу ока.

Вечером она пришла ко мне, и мы смотрели ее любимый дурацкий «Коктейль» с Томом Крузом (увы, никто не идеален!), занимались любовью, заказали пиццу, а потом у меня сломался кондиционер.

– Надо сообщить хозяину? – забеспокоилась она.

– К черту! Грядет Великий день, Эми.

Я улыбаюсь и заваливаю ее в постель. Небритые ноги царапают меня, но я уже привык. Мне даже нравится. Она облизывает губы.

– Ты о чем, Джо?

– Иди домой и пакуй вещи. Я умчу тебя сегодня на красном кабриолете.

Кусаю ее в шею.

– Ты меня похищаешь?

Если ей так хочется, то да.

– У тебя два часа. Быстро!

2

Она побрила ноги. Я знал, что она понятливая. И я свое слово сдержал. Теперь мы – те самые засранцы, которые колесят по курортам Род-Айленда на красном кабриолете, вызывая всеобщую зависть. Мы – ваш худший ночной кошмар. Мы переполнены счастьем. И нам нет до вас никакого дела: думайте что хотите, делайте что хотите. Я за рулем шикарной тачки, рядом девушка моей мечты. Никаких забот. Никаких тревог. Наконец-то. Только любовь.

Верх поднят, мы поем «Goodbye Yellow Brick Road» Элтона Джона. Я хочу отмотать все назад, хочу вернуть очарование вещам, отравленным болезненной порочностью моей бывшей девушки Джиневры Бек (теперь-то я понимаю, что она страдала пограничным расстройством личности, а это – увы! – не лечится). Бек и ее ненормальные друзья надолго лишили меня привычных радостей жизни. Весь город долго напоминал мне о ней. Я думал, что не смогу больше гулять по Нью-Йорку и наслаждаться музыкой сэра Элтона, потому что его песня звучала, когда я убивал Пич.

Эми гладит меня по плечу и показывает на хищную птицу, парящую в небе. Я улыбаюсь. Какое счастье, что она не из тех дур, которые тут же прикручивают музыку и принимаются нудно обсуждать скрытый символизм увиденного! Она классная. И любит меня. Все чудесно. Но факт остается фактом.

Я забыл опорожнить кружку!

И это меня гложет. Я боюсь последствий. В той ситуации у меня не было выбора: организм требовал своего. Но я не могу простить себе последующей безалаберности. Как можно было оставить свой биологический материал на месте преступления, словно легкомысленная девица – трусики у случайного кавалера? Это оплошность. Сбой системы. Доказательство моего несовершенства, вопреки обычной аккуратности и педантичности. А хуже всего, что у меня даже нет запасного плана, хотя в новой счастливой жизни с Эми я должен быть чист. Кристально чист.

Она протягивает мне свои солнечные очки, покрытые царапинами.

– Ты за рулем – тебе нужнее.

Бек так никогда не поступила бы, а Эми заботится обо мне.

– Спасибо, малышка.

Она нежно целует меня в щеку. Неужели все это происходит со мной? Я не сплю? Любовь преображает мир. В моем сердце не остается ни капли ненависти. Эми, моя целительница, мой очаровательный антисептик, уничтожила ненависть подчистую. Раньше я нередко зацикливался, некоторые даже могут обвинить меня в одержимости. Но Бек была в полном раздрае, так что ради ее же блага мне приходилось обыскивать ее квартиру, читать почту, контролировать «Фейсбук» и «Твиттер», переживать по поводу ее навязчивой писанины, ее противоречий, ее лжи. Однако я усвоил урок. С Эми у нас все чудесно, потому что виртуальная жизнь ее не интересует. Она вне системы. Ее нет ни в «Фейсбуке», ни в «Твиттере», ни в «Инстаграме». У нее даже электронной почты нет. Она пользуется одноразовыми мобильниками, и мне приходится чуть не каждую неделю забивать в память ее новый номер. Она на сто процентов аналоговая. И мне она идеально подходит.

Поначалу эта ее особенность меня ошарашила и насторожила. Как можно не пользоваться Интернетом? Она что, напыщенная дура, возомнившая себя неизвестно кем? Или лгунья?

– Как же переводить тебе зарплату? – поинтересовался я тогда. – Мне нужен номер банковского счета.

– У меня есть подружка в Квинсе. Я выписываю чеки на ее имя, и она мне их обналичивает. Мы все так делаем. Она никогда не подводит.

– Все?

– Ну да, мы все – кто предпочитает жить офлайн. Я не одна такая.

Тупые овцы из Интернета мнят себя феями и снежинками. Они хотят, чтобы им непрерывно твердили, как они уникальны, необычны и неповторимы, и чтобы Принс пел «Nothing compares» (да бедняга скорее в гробу перевернется!). Все эти богини «Инстаграма»… «Ах, посмотрите, как я мажу маслом бутерброд!» Наконец-то (хвала Господу!) нашелся кто-то совершенно иной. Эми ничего из себя не строит и не оригинальничает. Мне не приходится в гнетущем одиночестве следить за обновлениями ее статуса и разглядывать постановочные фоточки фальшивого веселья. Когда мы вместе – мы вместе. А когда она уходит, я могу быть спокоен, что она идет туда, куда сказала.

(Конечно, я следил. И телефон ее время от времени проверяю. Должен же я убедиться, что она не врет. Хватит с меня лжи!)

– Кажется, я чувствую запах моря, – замечает она.

– Нет, еще рано.

Эми кивает. Она не спорит по мелочам. В нет той злобы, что была в Бек – в этой маленькой хронической лгунье, которая обманывала самых близких людей: меня, своих товарищей по учебе… Она соврала мне, что ее отец мертв (хотя он живет и здравствует). Она утверждала, что, как и Пич, ненавидит фильм «Магнолия» (хотя в письме заявляла обратное, я своими глазами видел).

Эми – славная девочка и врет лишь незнакомцам из вежливости, а любимым людям – никогда. Например, сейчас на ней потертый топик с эмблемой университета Род-Айленда, хотя она в жизни в нем не училась. Она, как и я, вообще нигде не училась. Мне для этой поездки Эми припасла футболку Брауновского университета.

– Будем всем говорить, что я – студентка, а ты – мой профессор. – Она хихикнула. – Мой женатый профессор.

Она раскапывает подобную одежду в комиссионках. На ее груди постоянно красуются надписи и логотипы. Когда в магазине покупатели спрашивают, правда ли, что она училась в Принстоне, университете Массачусетса или в Нью-Йоркском университете, Эми всегда отвечает «да» (я сам слышал). С женщинами она любезна и вежлива, а мужикам позволяет думать, что у них есть шанс (хотя, конечно, нет). Ей просто нравится общаться, нравится слушать чужие истории. Она – мой маленький антрополог, мой исследователь.

Мы приближаемся к повороту на Литтл-Комптон, и когда мне начинает казаться, что жизнь прекрасна и лучше уже быть не может, в зеркале заднего вида я замечаю мигалку. Нас догоняет полицейская машина. Настойчиво. Быстро. Сирена ревет. Я выключаю музыку. Бью по тормозам. Сдерживаю дрожь в коленях.

– Что за черт?! – возмущается Эми. – Ты же не превысил.

– Вроде нет, – выдавливаю я, наблюдая в зеркало за выходящим полицейским.

Эми поворачивается ко мне:

– Что ты сделал?

Что я сделал? Убил свою бывшую девушку Джиневру Бек. Тело закопал в пригороде Нью-Йорка рядом с домом ее психотерапевта, доктора Ники Анжвина, которого и обвинили в убийстве. Перед этим задушил ее навязчивую подругу Пич Сэлинджер – меньше чем в пяти милях отсюда, на пляже рядом с загородным домом ее семьи – и обставил все как самоубийство. А до этого устранил ее лживого дружка-наркомана Бенджи Киза, торговавшего никому не нужной органической содовой; тело кремировал и спрятал в его же тайном хранилище. Семья даже не стала искать беднягу, решив, что он обкурился и утонул… Ах да. Еще была Кейденс, моя первая любовь, упокоившаяся в море. Никто на свете не знает, что во всех этих смертях виноват я. Так что вопрос Эми можно считать риторическим.