Страница 15 из 40
Вынужденная стоянка получилась не слишком уютной. Боясь нового нападения, толком не раскладывались и огня не разжигали, просто сгрудились у борта возка и принялись жевать заготовленную в дорогу сухомятку. Караваю для восстановления сил Добрыня выделил горсточку овса.
Заметив, что Вольник по-прежнему неподвижно лежит на земле, Тиша подошла к нему, присела рядом на корточки.
- Вольничек, - позвала она, гладя его по руке, - ты бы поел, что ли? Или, может, тебе водички принести?
Он не отозвался, даже не открыл глаз. Встревожившись, Тиша слегка похлопала его по щеке, прикоснулась к жилке на шее.
- Не тормоши, - строго сказал ей Добрыня.
- Может, хоть укрыть чем?
- Говорят тебе, не тронь. Дай ему полежать спокойно.
Однако Тиша не послушалась. Подождав, чтобы Добрыня отвернулся, она шепнула:
- Если нужно, я ладить умею. И нутро, и спину.
Вольник снова никак не откликнулся. Тогда Тиша загнула на нём рубаху, положила руки ему на живот и принялась осторожно его выглаживать, мягко прощупывать, продвигаясь снизу вверх. Очень скоро Вольник вздохнул, перевернулся носом в траву и буркнул еле слышно:
- Тиш, не надо.
- Больно? - спросила она жалобно, опустив глаза.
Вольник сел перед ней, взял обе руки девушки в свои и сказал, по очереди целуя её ладошки:
- Что ты, наоборот, очень приятно, - а потом, наклонившись к самому её лицу, с озорной улыбкой добавил: - Но больше так не делай. Я ведь не деревянный.
Он вдруг быстрым движением прикоснулся губами к её губам - и сразу же отпрянул, вскочил на четвереньки и сбежал, проскользнув под возком. Тиша ахнула, залилась жарким румянцем.
- А я тя упреждал: не тронь, - усмехнулся Добрыня.
В отличие от Вольника, дядьке Зую отдых не пошёл впрок: его начало лихорадить, а рука разболелась и не давала ни мига покоя. Торвин предложила было обработать рану средством, что ей дал гарнизонный целитель, но Зуй отказался наотрез и принялся лечиться сам, старым тормальским способом - крепкой маковой настойкой. Такое "лечение", конечно, избавило его от боли, но, увы, заодно превратило из ходока в поклажу.
Убедившись, что дольше ждать не имеет смысла, Торвин подъехала к привычно сидящему на облучке Добрыне.
- Раненого придётся грузить в возок, - сказала она, обводя недовольным взглядом своих подопечных. - И конечно, ни к чему теперь тащить его с обозом через весь Дол. Где ближайший хутор, на котором о нём смогли бы позаботиться?
- Кроличья нора.
- К Ящеру этих Кроликов. Ещё?
- Белозорье. Но до него почти пол дня ходу, к тому ж Луча всё равно дома нет. А без него какое лечение? Корпия да самобулька. Эдак мы и сами могём.
- И что, вовсе нет ничего ближе?
Добрыня хитро покосился на неё и ответил:
- Есть, как не быть. Тут рядышком ведьма живёт, тётка Ёлка. Она лечит справно, и к тому ж с этлами в ладах. Вот только чтоб к ней попасть, придётся с сойти Тропы и заворотить в Истоки.
Торвин помрачнела, насупилась, поёрзала в седле. Потом вздохнула и спросила с подозрением:
- Но туда-то хоть не пол дня идти?
- Не-не, - сразу оживился Добрыня, - что ты, Лебёдушка! Совсем недалёко будет: по стёжке к Истову Хребту, потом ещё малость вдоль Малиновых Звонов, а от них Свитовой тропой - и прямиком к Еловой горке. А уж обратно можно будет чуток прорубиться мимо Яблочной горки и снова выскочить на Тропу возле Оленегорского торжка. Что скажешь?
Торвин со вздохом расстегнула седельную сумку, достала карту. "Вот ведь коза упёртая, - зло подумал Добрыня. - Ничего на веру не берёт. А могла бы и просто послушать совета старика." Торвин же, повозив так и эдак пальцем по пергаменту, строго сказала:
- Темнишь, Добрыня. Белозорье вижу, вот оно. А вот твой путь: Истов Хребет, Малиновые Звоны... А дальше - ничего. Никаких горок, ни еловых, ни яблочных. Как это понимать?
Добрыня с бесконечно терпеливым видом слез с облучка и принялся чертить палкой в пыли:
- Глянь сюда. Это будет Ночь-река, это - Ограда, это - Торговая тропа, а вот здесь - Светлая Марь. На Мари и впрямь никто из людей не живёт, потому как там болото, змеелюдья вотчина. Но между ней и Долом, вот сюда вот, выходит охвостье Истова Хребта. На нём стоит парочка хуторов, совсем маленьких, на княжьих картах такие не значатся. Вот здесь - Замошье. Оно от Ограды недалеко, но через самую топь, человеку её не перейти. Дальше, поближе к Тропе, становится посуше и повыше. Там стоит Подкоряжье, а за ним и Яблочная горка. А Оленья горка - с ней вровень, только по другую сторону от Торговой тропы.
- А Еловая горка где?
Добрыня со вздохом развёл руками.
- Еловая горка - хутор потаённый, его как ни нарисуй - всё соврёшь.
- Как же ты тогда собираешься на неё выйти?
- Для тех, кому действительно надо, проход на Еловую горку открывается сам.
Торвин ещё раз заглянула в свою карту, внимательно сверила её с тем, что Добрыня изобразил в пыли, и пробормотала себе под нос:
- Не нравится мне всё это, ох как не нравится... Впрочем, - добавила она уже в полный голос, чтобы слышали все, - если ты не ошибся в расстояниях, мы ещё можем успеть к ночи выйти на Оленегорский торжок. Поднимаемся, уважаемые, пора двигаться дальше!
По стёжке шли пешком, привязав лошадей сзади к возку. Торвин впереди подчищала тропу. Вокруг был уже не светлый лес Занорья, прозрачный даже в самых густых кустах, а настоящие заросли, глубинный Торм. Густой ивняк, камыши выше головы, рощицы бамбука - полосы сверху вниз без конца, без единого просвета. И - стада зубаток. До подъёма на Истов Хребет Нарок убил десятка три этих тварюг и совершенно перестал их бояться. Зубатки не отличались умом, они просто кидались на идущее мимо них мясо, не скрываясь и не пытаясь защитить себя. Сложность представляло только то, что на бронированном зубаточьем теле были лишь два уязвимых места: глотка да задница. Чтобы попасть в одно из них, приходилось поворачиваться как можно шустрее.