Дерзкие, влюбленные

– Нет, синьор. Я люблю Вашу дочь, – произнес Джованни на одном дыхании.

Якопо стукнул рукой по столу. Это прозвучало так громко, резко и внезапно, что Джованни показалось, будто Якопо стукнул ему по лбу.

– Поражает также твоя дерзость, – сурово произнес Якопо. – Как ты смеешь говорить мне подобные вещи?!

– Синьор, но это правда! – порывисто воскликнул Джованни.

– Ты не имеешь права любить мою дочь! – гневно сверкнули глаза Якопо.

– Разве нужно спрашивать позволения, чтобы полюбить кого-то? – скрывая иронию, с наивным видом спросил молодой парень. – У кого?

Смелость конюха привела Якопо в замешательство. Первые мгновения он даже не нашелся, что ответить.

– Ты имеешь право влюбляться в девушек своего круга, – произнес Якопо строго.

– Но как я могу приказать сердцу, синьор?

– В том-то ваша проблема: вы, люди без происхождения и без образования, ни над чем не имеете власти. Даже над собственными чувствами! – нервно бросил Якопо.

– А вы, богатые аристократы мира сего, умеете управлять своими чувствами? – приподнял Джованни бровь.

– Молчать! – снова стукнул Якопо рукой по столу, и Джованни подскочил от неожиданности. – Ты забываешься! Ты всегда пользовался тем, что приходишься молочным братом моей дорогой Контессине, но подобное «родство» не дает тебе никаких привилегий! Да, это моя вина… – сокрушенно покачал он головой. – Моя вина, что я всегда слишком мягко относился к тебе, позволял вам вместе играть, общаться с ней на равных…

– Синьор, я ничем не пользуюсь! Я лишь говорю о том, что я искренне люблю Вашу дочь и хочу на ней жениться.

Глаза Якопо стали огромными, как круги Джотто из поговорки4.

– Жениться?! – он аж задохнулся от негодования. – Ты в своем ли уме?!

– А что в этом такого? – пожал плечами Джованни.

– Ты хоть знаешь, что в жилах Контессины течет кровь Медичи? Ее мать – Медичи, понимает это твоя глупая голова?! Неужели ты в самом деле полагаешь, что она выйдет замуж за какого-то… Как там твоя фамилия?

– Ди Пьетро, синьор.

– Вот именно, – взмахнул рукой Якопо, словно хотел сказать, что не стоило сотрясать воздух, он все равно не запомнит этой фамилии. – Контессина выйдет замуж только за того, кто будет для нее хорошей партией, то есть за человека состоятельного, благородного происхождения. И такая партия уже найдена, caro figliolo5, – с добродушным сарказмом проговорил Якопо. – Совсем скоро будет объявлена помолвка.

– Как?! – пораженно воскликнул Джованни. Такая новость ударила в самое сердце, почти разбив его. – Но… Нет! Это неправда! Контессина не выйдет замуж за другого, которого она не любит к тому же!

– Figliolo mio, – засмеялся Якопо, – дети из благородных семей женятся с детьми из благородных семей. Запомни эту простую формулу.

– Это политика! Это политический брак, ничего не имеющий общего со счастливым браком! – со злостью и отчаянием возразил Джованни.

– Называй, как хочешь, но это дело решенное, – развел руками Якопо.

– Неужели Вы уже получили ее согласие?

– Figliolo mio, разве это требуется?

– Она никогда не согласится на Вашу политику!

– Вы оба всегда были бунтарями, но в этот раз не стоит затевать никакого восстания. Лучше не испытывай мою лояльность и любовь в твоем отношении, – многозначительно посмотрел Якопо на парня, который весь покраснел от сдерживаемой ярости. – Это все, что я хотел сказать тебе, – как всегда неожиданно закончил он разговор.

– Синьор…

– Джованни, я не намерен слушать никакие возражения, – протестующе поднял Якопо руку, не давая сказать молодому человеку ни одного слова. – Можешь идти. У меня много работы.

Джованни несколько мгновений в ужасе смотрел на седовласого тирана. Он, правда, никогда не считал его таковым, но в тот момент Якопо в глазах Джованни был именно тираном. Потом парень резко развернулся и бросился вон из кабинета.

Когда дверь за его спиной захлопнулась – с грохотом – Якопо, вздыхая, тяжело опустился в свое излюбленное кресло.

– Эх, молодость… «Люблю… Жениться…» Мало ли кого я любил и на ком хотел жениться… Давно пора понять, что богатые аристократические семьи заключают только политические браки.

– Мама, – ворвался Джованни на кухню, где полная, круглолицая женщина в белом фартуке, надетом поверх длинного платья, и в белом чепчике, из-под которого выбивались темные кудри, прекратила мешать что-то в огромной кастрюле и вопросительно посмотрела на сына. Вокруг хлопотало еще несколько поваров, которые тут же отвлеклись от своих занятий и с любопытством воззрились на парня, тем самым заставив Джованни замолчать.

– Что такое, Джови? – спросила кухарка.

Джованни подошел вплотную к женщине и прошептал ей прямо в ухо:

– Мне срочно надо поговорить с Контессиной. Попроси ее спуститься в сад.

– Доделаю тесто и позову.

– Сейчас! – горячо и нетерпеливо прошептал Джованни.

– Да бросьте вы шептаться, – вмешался один из поваров. – Здесь у всех стен есть уши, так что ваши тайны вскоре узнает весь дворец и весь город.

– Не твоего ума дело, – строго оборвала его женщина. Потом повернулась к сыну и произнесла не менее строго: – Если тебе так не терпится, попроси дворецкого.

– Нет!

– Тогда жди!

От злости Джованни едва не выхватил кастрюлю из рук матери и не вылил тесто ей на голову. Но потом передумал устраивать бунт и отправился в сад. Ему совершенно нечем было заняться. Он работал во Дворце конюхом и все свои дела уже завершил. К тому же сегодня лошадей вообще не выводили из стойла.

Джованни направился в самый отдаленный уголок дворцового сада в надежде, что Контессина сама догадается о том, как он изнывает от нетерпения увидеть ее, и спустится к нему в сад. Почти так и случилось. Только вышла она на балкон, а не в сад. И совсем не быстро, а после долгих-долгих минут ожидания. Может, конечно, он слишком громко топал, хотя обувь у него была мягкой и почти не производила шума, но так или иначе, девушка выпорхнула на балкон и перегнулась через перила. Узкий лиф темно-зеленого платья делал ее идеально стройной. Неглубокое декольте скрывало высокую грудь, но открывало тонкую шею и округлые плечи, на которые падали каштановые локоны. Правда, она терпеть не могла эти платья и с большим удовольствием нацепила бы на себя штаны, но отец буквально впихивал в нее хорошие манеры и изящный нежный образ светской дамы.

– Джованни! Что ты хочешь? – с улыбкой махнула Контессина рукой своему возлюбленному.

– Контессина! Amore6! Мне нужно поговорить с тобой! Сейчас!

Девушка тут же скрылась за тяжелыми темно-красными драпировками, а Джованни продолжил свой променад под ее балконом, гадая над тем, помчалась ли она вниз на встречу с ним или просто вернулась к своим делам?

Контессина была порывистая и непредсказуемая. Будучи еще совсем молодой, всего 17 лет от роду, из-за светских нарядов она выглядела немного старше своих лет, но внутри оставалась бесшабашной девчонкой.

Когда Джованни уже решил, что она все же вернулась к своим делам, послышался стук ее каблучков на дорожке. Подхватив не слишком пышные юбки, девушка бежала к нему. Потом резко остановилась в шаге от молодого человека: глаза блестят, на губах играет улыбка. Она явно сдерживалась, чтобы не броситься возлюбленному на шею.

– Что ты хочешь мне сказать? – с детским любопытством смотрела она на Джованни, словно он должен был поведать ей новую тайну.

– Ты выходишь замуж? – выпалил Джованни.

– За кого? – округлила свои зеленые глаза девушка.

– Твой отец некоторое время назад сообщил мне, что нашел тебе подходящую партию.

– Ах, за этого старого лысого крота? Нет! Я еще не выжила из ума!

4

Tu sei più tondo che l'O di Giotto – итальянская поговорка: ты такой круглый, как «О» Джотто. Поговорка происходит из легенды: Папа Бонифачьо VIII, искал художника для написания собственного портрета, и ему порекомендовали Джотто, который написал фреску в базилике Сан-Франческо-ди-Ассизи и распятие в базилике Санта-Мария-Новелла во Флоренции. Папа послал к Джотто поверенного, чтобы тот проверил способности художника. Джотто, вместо того, чтобы послать через поверенного свои лучшие работы, нарисовал на холсте круг: простой, но совершенный. И Папа нанял его для написания своего портрета!

5

Caro figliolo (it.) – дорогой сынок.

6

Amore (it.) – любимая, любовь моя.