Радуга

Я растрогалась. В глазах собрались слезы, которые тут же побежали по щекам, прикрыв лицо ладошкой, старалась сдерживаться, чтобы не всхлипнуть.

— Дорогая, почему плачешь? — ангел слегка наклонился ко мне и погладил по волосам.

— Да все отлично. Заебалась просто, вот и все, — отмахнулась.

Херувим улыбнулся, стирая слезы с моих щек.

— Держи, папаша. — широко улыбнувшись, передаю свёрток ангелу.

Азирафаэль сначала слегка испугался, но потом широко улыбнулся, проведя указательным пальцем по маленькому личинку. Малыш нахмурился и схватил палец в свою мизерную ладошку.

— Спасибо, Микаэла, — шепчет ангел, не отрываясь смотря на своего сына.

Все успели меня поздравить, похлопать по плечу, улыбнуться, посмотреть на ребенка. В общем, было приятно. Доктор заверил, что скорая уже на подходе и меня быстро заберут, хотя мужчина ещё долго не мог понять откуда тут взялась палатка с оборудованием. Отмазаться помогла Анафема, уведя мужчину из помещения.

— Ладно, раз все отлично… Я поехал, — махнул рукой Кроули, перекатываясь с пятки на носок.

Я посмотрела на Азирафаэля, а он мне улыбнулся. Если мой ангел хранитель и был бы против, то мне, собственно, все равно. Но даже если для вида херувим обязан возмутиться, Кроули — его лучший друг.

— Эй, тощий, — улыбаюсь во все тридцать два зуба, втюхивая младенца в руки мужчине.

— Не-не-не. Уроню ещё, не стоит, — отмахивался рыжий.

— Если не возьмёшь, заплачет и тогда твои чувствительные уши в трубочку свернуться. — щурю глаза.

Демон приоткрыл рот, но все же осторожно, с огромным страхом и аккуратностью взял мальчика на руки. Я заметила, что на лице у мужчины показалась на секунду горестная улыбка, пока он смотрел на мирно спящего ребенка.

Смотрю на Азирафаэля, он смотрит на меня и нам не нужны слова, чтобы понять друг друга.

— Энтони Дж. Кроули, будешь крёстным Натаниэля? — чувствую поддержку своего хранителя и понимаю, что делаю все верно.

Рыжий снял свои очки и просто застыл, хлопая удивлённо ресницами. Взгляд его змеиных глаз скользил то по нам, то возвращался к малышу и снова обратно.

— Так. Ладно ты, Радуга… У тебя шарики за ролики укатились от всего этого. Но, Азирафаэль, я же демон. Как бы, ну, эм. Он же нефилим ангела. Я имею ввиду, что по определению не могу быть крестным. Это же… Кому обычно на смех? А! Курам! Это курам на смех! — Кроули выглядел комично, неспособный подобрать слова, запинаясь на предложениях и нервно хихикая.

— Мы знакомы шесть тысяч лет и… — Азирафаэль на секунду замялся. — Никому другому я бы не смел доверить такую роль. Я даже подумать боюсь, что будет, если мой сын попадет в руки Гавриилу. Нет, конечно, ты можешь отказаться, если не хочешь… — начинает давать заднюю книголюб, и я дёргаю его за руку, заставив замолчать.

Змий какое-то время смотрит на младенца, и я замечаю улыбку. Не ту, которая была раньше, — отчаянная, горькая, грустная, а другую, несвойственную обычно демону, — светлую. Кроули поднимает взгляд на нас и надевает свои гогглы, прижимая ребенка крепче к себе.

— Только потом не жалуйтесь, ясно?! — задорно хмыкнул мужчина, ещё раз посмотрев на ребенка и отдавая его Азирафаэлю в руки. — Думаю, Азирафаэль, какое-то время твой магазин будет закрыт, да? Стоит отметить это дело в Тадфилде, я прав? — Кроули встал на входе в палатку, ожидая ответа.

Азирафаэль смотрит на меня, передает Натаниэля в мои руки.

— Ой, да валите оба. Только с вас потом рассказ, почему, сволочи, трубку не брали! — злобно шикнула, боясь разбудить младенца.

Демон с ангелом замерли и виновато улыбнулись, покидая мою временную палату.

«Спасибо».

Не знаю кому адресовала это. Но я была благодарна.

Натаниэль рос весь в папу, ну, почти. Все же любовь к авантюрам, наверное, мое воспитание. Влипал то в одну историю, то в другую. Уследить за сорванцом — тяжёлая работа. Но внешность отцовская. Становилось иногда даже обидно, что от меня у него ничего нет. Кудрявый, светловолосый, курносый. Глаза только, как голубое чистое небо. Хотелось дать сыну лук, стрелы и отправить бороздить небеса, вылавливая одинокие сердца, чтобы пускать в них стрелы. Однако каждый раз, когда нас навещал Кроули вместе с Азирафаэлем, Натаниэль в первую очередь бросался на шею демону, выпрашивая покатать на «черной машинке». Ангел немного расстраивался, что сын в первую очередь приветствует крестного. Только вот, Натаниэль сильно уважал отца, поражаясь безграничной доброте и любви к миру. Каждый раз, когда херувим садил мальчика к себе на колени и рассказывал о мире, тот, перебирая пуговицы старомодного пиджака внимательно слушал, постоянно задавая миллионы вопросов, на которые ангел с охотой отвечал. А также, сын очень увлекся религией — не ожидала от него такого, но согласилась, как никак, Натаниэль — часть этого эфемерного мира. Я с охотой поддержала своего мальчика, изучая с ним все тонкости религии.

С каждым годом начала замечать его различие от других детей. В нем было больше света. Я серьёзно, невольно можно было заметить, как мальчик буквально светился изнутри. Животные его обожали, беспрекословно слушаясь, мертвые цветы распускались в руках. Все близилось время рассказать, кто его отец на самом деле.

***

Натаниэль, которому уже исполнилось пятнадцать лет, сидел в гостиной на кресле перед нами, слушая долгий рассказ. Действительно долгий, потому что Азирафаэль начал издалека, вот прям с самого сотворения мира.

Что меня удивило, мальчик воспринял все спокойно. Словно ожидал этого.

— Натаниэль, мы любим тебя. Прости, мы не могли тебе раньше рассказать, потому что хотели, чтобы у тебя было нормальное детство, — перебивая друг друга от волнения, лепетали мы с Азирафаэлем.

— Мам, пап. Я все понимаю. Честно сказать, даже от сердца отлегло, — улыбнулся мальчик своей чистой улыбкой. — Я думал, ты испугаешься, когда увидишь, но теперь все встало на свои места.

Под наши ошеломлённые взгляды, мальчик встал с кресла и прикрыл глаза. А спустя мгновение за спиной раскинулись изящные серовато-белые крылья. Я только и смогла открыть рот, а Азирафаэль взял меня за руку, словно не верил своим глазам.

— Натаниэль, — только и смогла прошептать, прикрыв рукой рот.

— Мам, пап, я хочу пойти в монастырь, — объявил нам сын, пряча свои крылья.

Мы с Азирафаэлем переглянулись. И, поняв друг друга без слов, кивнули сыну, одобряя его выбор.

***

Мы стояли с сыном недалеко от кладбища мирно куря рядом со свежей могилой старенького, только что похороненного мистера Смита. Хороший был дедушка, яблоками угощал.

— Мам, я боюсь. — сын выпускает дым из лёгких и садится на землю, которая пачкает его идеальный костюм.

— С каких пор священники исповедуются перед обычными людьми? — хмыкаю, потому что могу предугадать его вопрос.

— Вот снова ты так. Я же серьезно. — Натаниэль расстегивает верхнюю застёжку сутаны, поджимая одну ногу.

— Натаниэль, перестань. Все смертные умирают, тебе ли не знать? Ты уже взрослый. Самый молодой священник в Тадфилде. Ты должен гордиться собой. — присаживаюсь рядом, не боясь запачкать свое радужное платье, тушу сигарету и облокачиваюсь о плечо сына.

Звонит телефон, и я лениво смотрю на экран смартфона.

— Твой отец звонит, — оповещаю Натаниэля и подношу трубку к уху. — Да, милый?

— Здравствуй, дорогая, как вы там?

— Да вот, на могиле сижу, — ухмыляюсь, заранее зная реакцию.

— Кто?! Какой могиле?! Натаниэль, в порядке?! — затараторил Азирафаэль, переходя на фальцет.

Усмехаюсь и подношу трубку сыну.

— Привет, пап, — здоровается Нат. Возвращаю трубку к своему уху.

— Ты когда приедешь, милый? — снова облокачиваюсь о плечо сына.

— Не пугай меня так! О, да, я думал послезавтра. Я хотел бы и завтра, но не получится, потому что тут такое…

— Азичка, не мямли, умоляю, говори как есть. — закатываю глаза, а сын на это ухмыляется, вновь делая затяжку.

— Селесте дали разрешение, — выдыхает Азирафаэль тихо, боясь, что его услышат.