Радуга

Азирафаэль зарумянился, отвёл взгляд. Похоже, тема определенно неловкая. Ну, да, только недавно был девственник со стажем в шесть тысяч лет, а теперь получает звание отца. Он до сих пор стесняется слово «секс» произнести. Хотя и водится с демоном. Эх, тонкости натуры. Я же села удобнее в постели, ожидая того, что скажет мне этот пернатый.

— Микаэла. Я очень долго следовал определенным правилам. Я не человек. Я ангел. И у ангелов, в отличие от демонов, запретов довольно много, и мы их соблюдаем. Вожделение для нас не свойственно почти. Знаю случай лишь, когда людей стало больше и ангелам захотелось выбрать себе жен человеческих. Но это скорее было любопытством, и прощение получили все.

— Ты тоже там участвовал? — прервала рассказ, за что получила неодобрительный взгляд.

— Нет, я был занят иными вещами, более приближенные к библейским, — отстраненно ответил книголюб.

На самом деле, Азирафаэль тогда был больше увлечен развитием кулинарии, так как люди уже всецело осваивали разные рецепты, тогда херувим и увлекся едой, граничащей с грехом чревоугодия, но не переходил рамок, оставаясь изысканным гурманом. А что касается бытия 6:1-4, где говорится говорится: «когда люди начали размножаться на земле, и родились им дочери, то сыны Божьи увидели дочерей человеческих, что они были справедливы, и взяли тех жен всех, кого они избрали.» его совсем не интересовало. Поэтому ангелов не свергли, но почитать стали меньше многих, а Гавриил, Михаил и Рафаил стали на чин выше, нежели другие. Так как устояли перед соблазном.

— Дорогая, в первую очередь, хочу сказать, что я стал твоим ангелом хранителем и, в отличие от Герцога Хастура, все официально. — мой, теперь официальный, хранитель достает какой-то документ, где золотым каллиграфическим почерком под огромным текстом стоит подпись.

— Окей, это значит, что вопросов по поводу моего волшебного выздоровления не будет, и ты официально можешь находится рядом со мной, я права?

Херувим кивнул.

— Но эта бумажка не объясняет с какого хрена я беременна! — нервы мои определенно сдают.

— Микаэла, ох, я… — испугался ангел, осторожно беря в ладони мои искалеченные руки. — В один миг я попросил Господа об этом, я не хочу каяться в своем желании. Ибо думал, что такое дано только ему. Когда я говорил, что, чтобы подарить ребенка, я должен этого захотеть, я не договорил кое-чего, на самом деле — этого мало, Бог должен одобрить такую просьбу почти лично, понимаешь? — мужчина почесал свой нос, отводя взгляд куда-то в сторону.

— Я не совсем тебя понимаю… — хотя смысл постепенно до меня доходит.

Азирафаэль совсем поник, начиная теребить бинты на моих руках.

— Много ли ты знаешь о рождении Иисуса? — снова издалека начал ангел.

— Ну, эм, Дева Мария жила нетужила с мужем пока… А-а-а-а. Но ведь у нас все было, скажем так, «по людским понятиям». — ставлю кавычки.

Ангел совсем стал красным, подобно раку, сваренному по точному рецепту.

— Думаешь Мария и правда осталась не тронутой? — тихо прошептал ангел, скромно посмотрев мне между бровей.

— Так, надеюсь, тогда вместо тебя не был сам Господь и во мне не второй Иисус? — хотела скрестить руки, но только причинила себе боль, светловолосое создание тут же взял меня за руки и положил их поверх одеяла.

— Нет-нет, я это… Был я. Дорогая, это чудо, на которое мои силы не повлияли.

— А, ну, конечно, План Божий! Ох, и что теперь? — возвела я руки к потолку, не забыв стрельнуть туда же гневным взглядом.

Ангел неожиданно прислонил ладонь к моей щеке, и я посмотрела в любимые серо-голубые глаза, в которых были небо Лондона и безмерная любовь к миру и людям. Не думаю, что хоть один ангел на небесах имеет столько же доброе и большое сердце, как у Азирафаэля.

— Микаэла, если позволишь, я хотел бы оберегать вас. — мужчина прислонил вторую ладонь к моему лицу, словно запоминая каждую чёрточку на моем лице.

Не могу улыбнуться, но вопросы не закончились, теперь мое сердце наполняется теплом и любовью. Я подползаю ближе, утопая в объятиях, свернувшись калачиком и прислонив руку к своему животу, прислушиваясь к ощущениям. Пока ничего, может позже, уверена, позже почувствую.

— Азирафаэль, а я ведь больше ничего не слышу, ни одной мысли. — улыбаюсь, теперь я правда наслаждаюсь тишиной, она больше не пугает меня, а, наоборот, дарит умиротворение.

— Думаю, так дитя себя защитил, забрав дар божий себе, — сквозь улыбку произносит мужчина, крепче прижимаясь ко мне.

И остался последний вопрос. Я, конечно, уверена, что теперь мой ангел хранитель меня защитит. И все же.

— Азирафаэль, меня будут искать. Им будет этого мало. — поднимаю свою забинтованную руку. Чувствую, как херувим весь напрягся, даже скрипнули зубы.

— Не будут. Кроули обещал, что не будут.

— А мальчик! Ананд, что мне помог! — вскинула голову, обеспокоенно надеясь, что Кроули его не тронет.

— Ох, да, сейчас.

Азирафаэль быстро щелкает пальцами.

— Он дома, — коротко объясняет хранитель.

— И последнее.

— Да, дорогая. — улыбка, которую я буду любить бесконечно.

— Я уеду к сестре. Хватит с меня шумных городов, я буду теперь всецело наслаждаться дарованной мне тишиной. К черту Лондон. — широко улыбаюсь, а в глазах милого вижу страх. — Ты должен остаться. Иначе Кроули тут половину Лондона без тебя разнесет, и я не соперник твоим любимым книгам. Обещай, что будешь приезжать ко мне. Ребенок должен видеть своего отца почаще.

Азирафаэль засиял, как начищенный самовар, крепко обнимая меня, и оставляя горячий поцелуй на моем виске.

— Обещаю, — шепчет мой милый.

Я высвобождаюсь из объятий, чтобы посмотреть в его глаза, запомнить все морщинки, манящий блеск грозового неба, каждую вкрапинку и чёрточку.

— Тебе будет лучше в Тадфилде, там ангелы до вас не доберутся, а то, несмотря на замысел Божий, всегда все пытаются подмять под себя. А я не хочу чтобы… мой… Ох, как же необычно это осознавать… Мой ребенок был втянут в распри между Раем и Адом. — ангел заботливо погладил меня по блеклым, потерявшим уже яркие оттенки, волосам.

— Ох, и размякла же я с тобой, — широко улыбнувшись, притягиваю мужчину к себе, завлекая в долгий нежный поцелуй, на который сначала херувим удивился, но, блаженно закрыв глаза, поддался соблазну.

В больнице пролежала я около месяца, напрочь отказавшись от быстрого исцеления ангела, мне нужен был отдых и просто человеческое спокойствие. Однако, херувим не оставлял меня одну надолго, став постоянным гостем больницы.

А Дебра оказалась не из робкого десятка. Я предполагала, что в голове, покрытой волосами, прожженными осветлителем, ничерта нет. Ошибалась, признаю. Дебра была кладезем знаний, когда-то мечтала стать доктором, но наотрез отказалась следовать строгим правил, из-за чего дальше медсестры прорваться не удалось. Как же я ее понимаю. Как-то я решила нарисовать ее, пока молоденькая блондинка раскладывала пасьянс, устроившись в моих ногах, и та расплакалась, сказав, что я вижу людей совсем иными, лучше, чем они есть на самом деле. А всю жизнь считала себя реалисткой, граничащей с пессимисткой, а оказывается вон оно как. Рисовать правда стало в разы сложнее, отсутствие пальцев не тот пункт, которые даёт большие возможности художнику, но я справлялась, училась, так сказать, заново, восстанавливая навык, приспосабливаясь к изменению. Мой живот немного увеличился в размерах, и я наверное стала похожа на объевшуюся бабенцию. Что не особенно-то радовало. Был впалый живот, а теперь… Ну и ладно, я все равно вечерами ложилась на бок и разговаривала вслух, с ещё даже несформировавшейся креветкой.

После выписки я ещё на месяц застряла в книжном магазинчике — нужны были некоторые документы, да и не так сильно спешила покинуть Лондон. Ещё нужно привыкнуть ко многим вещам. Кроули заходил лишь пару раз, в основном, мужчина полностью углубился в совращение и растление ничего не подозревающих людишек. Ну и пусть. Так ему легче справиться с кошками скребущими душу. Но от колкости я не отвязалась.