Страница 13 из 23
Он не был плохим человеком, но Джон не хотел преклонять перед ним колени. Когда начальник выразил недовольство, Джон дал ему отпор, и тогда директор моментально выгнал его с работы.
В то время Джон носил зеленые волосы и бейсбольную кепку задом наперед. На нем были мешковатые армейские брюки и футболка. Сегодня можно быть учителем и носить футболки, вас будут воспринимать как творческого и артистичного человека. Но в то время тебя бы приняли за идиота. Это было несправедливо, потому что он терпеть не мог, когда о нем судили по внешности.
Джон невероятно артистичен и практичен, но он левша, что затрудняет положение. Я не думаю, что у него когда-либо был шанс стать скульптором, но я видел некоторые объекты, которые он сделал, и это было неплохо. Однако его главным увлечением была живопись. Он пожертвовал бы рукой, лишь бы у него была возможность стать художником.
Глава 4
Джон Кристофер Лайдон, мой отец
ДЖОН КРИСТОФЕР ЛАЙДОН, ФИНСБЕРИ ПАРК, СЕВЕРНЫЙ ЛОНДОН: Я, урожденный Джон Кристофер Лайдон, родом из города Туам, Ирландия. Это маленький городок недалеко от Гэллоуэя. Поскольку это место очень музыкальное, нам там было нечем заняться, кроме как присоединиться к духовому оркестру. Мой отец играл на скрипке, и Джонни, как, собственно, и я, – его копия. Моя мама умерла, когда мне было пять лет. В 12 лет у меня уже было ирландское водительское удостоверение. Сначала я водил грузовик, груженный сахарной свеклой, потом поехал в Шотландию, откуда ездил на грузовике из округа Денди. Мне было всего 14, когда я приехал в Лондон. У меня есть сводный брат по имени Би Джей Лайден, который 23 года проработал в ирландской армии в качестве инструктора музыкальной группы. Он все еще там и никогда в жизни не видел оружия. Вы знаете, что такое армейская музыкальная группа?
У них масса интересных дел: исполнение маршей, футбольных матчей и крупных шоу. Моя сестра вышла замуж в городке Каслбар, Ирландия, который находится в Майо. Ее муж – профессиональный музыкант, он играл на саксофоне с шоу-группами, все его братья занимались примерно тем же самым. Одна из жен брата была профессиональной певицей в музыкальном коллективе. Забавно, не правда ли? Музыка у ирландцев в крови, по крайней мере, в крови нашей семьи – точно. В итоге я научился всему понемногу.
Я слушаю музыку, говорю по-гэльски, я автомеханик, водитель грузовика и такси, машинист крана, ныряльщик.
Когда Джон и его брат были маленькими, мы любили смотреть телевизор. Как только включается музыка, они увлекаются и полностью переносятся в другой мир. Глядя на то, как они пели, танцевали и бесились, я думал, что они ненормальные. Моя жена Эйлин тоже была увлечена музыкой, мой брат познакомил меня с ней в ирландском пабе, когда я работал поблизости. Эйлин любила музыку. Ее семья состояла из простых селян, которые жили в маленькой деревушке под названием Кэрригрохэн, рядом с Корком, в Южной Ирландии, и Эйлин очень любила традиционную ирландскую музыку.
Мы поженились, когда мне было 17 лет, поэтому я, можно сказать, вырос вместе со своими детьми.
В течение четырех лет я был машинистом крана на нефтяных вышках в Северном море. Здесь я также работал ныряльщиком и впервые встретился с американцами. Я проработал на нефтяных вышках 12 лет, пока моя семья жила в Лондоне. Моя жена умерла в 1979 году. Фактически все шесть месяцев до ее смерти я еще находился на работе. В тот период я еще работал, но пока дети были маленькими, по выходным я был дома. Я сажал их всех в кэб и отвозил на море. Дети спали или смотрели в окно.
Мы проводили день на море и возвращались назад. Очень часто, пока я работал на месторождениях, моя семья оставалась в Лондоне. Я летал туда и обратно на вертолете, мой рабочий график составлял три рабочих недели и десять дней отдыха. Я работал с американцами на трубопроводах, когда они впервые пришли в страну. Я работал с оборудованием для сварщиков и машинами с огромными гусеничными колесами.
Фирма часто привозила сюда американских сварщиков печных труб, потому что английские сварщики боялись работы. Я проработал на «Уильям Пресс и Ко» в течение 27 лет. До настоящего времени я также работал в «Пресс Интернешнл». Я трудился на начальника нефтеперерабатывающих заводов в этой стране и большую часть газовых работ выполнял в роле крановщика. Также я периодически устанавливал топливные баки для самолетов. Когда я длительное время оставался на вышке, я привозил с собой семью, чтобы в течение года не расставаться с ними.
У меня была работа на южном побережье Истборна, где мы снимали дом во время отпуска и каникул. Он располагался рядом с кладбищем. Там было пусто и жутковато, особенно в зимнее время, когда вокруг не было ни одной живой души. На такие периоды мы арендовали комнату в летнем лагере. Вот так моя семья научилась путешествовать со мной.
Как-то раз мы возвращались домой из Ирландии. Джимми, Джонни и моя жена сидели в машине. Позади нас на шоссе мигали фары. Какое-то время я терпел, но внезапно полностью потерял эмоциональный контроль. Я остановился посреди дороги, выпрыгнул из машины и ринулся к мигавшим фарам. Там сидели четыре парня из Уэльса. Джонни и Джимми выскочили из машины и со своими бутылками лимонада ринулись ко мне, после чего мы все вместе атаковали их прямо там, на шоссе. Джонни тогда было около восьми лет. Я не мог себе даже представить, что их в машине будет четверо, но они мало что знают о наших ирландских нравах.
Противостояние – нормальное явление в семье Лайдонов.
Я помню Бобби; однажды я пришел домой с работы и увидел жену в дверном проеме с ребенком. У бедного парня все лицо было изрисовано узлами и крестами. Я спросил, что с ним случилось, и почему у него такой глупый вид. «Не обращай внимания! – ответила жена, – заходи в дом!»
Через некоторое время, когда я снова задал вопрос, что произошло, она сказала мне, что Бобби побил ребенка в лифте, потому что тот назвал его ирландским ублюдком или кем-то в этом роде. Бобби схватил его и нарисовал ему на лице узлы и кресты.
Особняки на Бенвиль-роуд – это место, где родился Джонни. Они находятся в самом конце Голуэй-роуд, рядом с футбольным полем «Арсенала». Джонни был помешан на футболе – он и сейчас является фанатом. У нас было мало денег, точнее, их было достаточно, чтобы выжить, но недостаточно, чтобы покупать какие-либо прибамбасы. Поэтому мама Джонни вязала для мальчиков перчатки и шарфы в цветах «Арсенала», в которых они шли на футбольные поля, чтобы увидеть, как играет их любимая команда. Даже сегодня Джон подпрыгивает, когда слышит слово «Арсенал», он любит их. Когда он был ребенком, его реакция, конечно же, была еще более эмоциональной.
Джонни был крепким орешком. Если бы кто-то свистнул его шарф, он непременно свистнул бы чей-нибудь в отместку. Его невозможно было сломать. Если его поставить в угол, он найдет способ, как оттуда выбраться. Он далеко не трус.
Когда Джонни было восемь лет, у него начался менингит. Ему было очень плохо, у него началась боль в затылке, а потом он потерял память. Джонни лечился в больнице Уиттингтона, ему сделали уколы в спину, брали жидкость, чтобы ослабить давление на позвоночник и чтобы она не попала в мозг. Я приходил в больницу по вечерам, так как врачи не могли делать ему уколы в течение дня, поэтому мы привязывали его к кровати и делали инъекции в позвоночник. Я был единственным, кто мог сдержать его. Сегодня Джонни не переносит уколов, и, вероятно, прыгнет в окно, увидев любого, кто попробует сделать ему инъекцию. Более того, Джонни не принимает наркотики, так как панически боится игл. Из-за болей от менингита он терял память и сознание, именно поэтому некоторые события, происходившие в школе, стерлись из его воспоминаний. Как только жидкость попадает в мозг, начинает двоиться в глазах. Когда Джонни вышел из больницы, он не узнавал никого, даже нас, родителей. Он не мог произнести по буквам слово «кот». Поэтому его мама говорила с ним каждую ночь. Лгать не буду, у меня на это терпения не хватало.