Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 52

Вернувшись к своему столу, Егор попытался вновь погрузить себя в творческое состояние, и ему, хотя и с трудом, это стало удаваться. Но стук в прихожей снова вытолкнул его в реальность. Брошенная ручка запрыгала по столу. В пространстве, охватываемом оптикой дверного глазка, маячила лишь обитая дерматином дверь напротив.

— Там есть кто-нибудь? — на всякий случай спросил Егор, но ответа не прозвучало. Зато стук настойчиво повторился за его спиной. Резко повернув голову, Егор краем глаза успел увидеть, как вздрогнул оставленный торговцем чемодан. — Этого еще не хватало! Там кто-то есть! — громко воскликнул поэт, словно желая подбодрить себя и напугать того, кто сидит в чемодане. Чемодан молчал. — Кто там? — вкрадчиво произнес Блоков, приседая перед черным ящиком с блестящими замками и ощущая себя дураком. Чемодан не ответил. — Никого там нет! — тоном, не допускающим возражений, сказал поэт и, поднимаясь, пнул ногой непрошеную вещь. Чемодан некрасиво выругался приятным женским голосом. — А! — коротко воскликнул Егор с интонацией, по которой нельзя было определить, переспросил он или просто испугался.

— Кто там? — настороженно спросил чемодан все так же мелодично.

Целый рой мыслей с молниеносной быстротой пронесся в мозгу поэта. Это была цепь коротких вопросов и ответов, призванных сбалансировать психику человека, застигнутого врасплох из ряда вон выходящей ситуацией. «Что произошло? — спрашивал он себя и сам же давал ответ: — Мне подсунули женщину в чемодане. Зачем? Чтобы скомпрометировать. Зачем?..». Вот тут ответ не находился, ибо трудно было придумать, кому и зачем это могло понадобиться.

— Я здесь живу, — снова присел возле чемодана поэт. — Меня зовут Егор. А вы кто?

— Откройте, — почти ласково попросил голос. — Да откройте же, наконец, не бойтесь.

— Я и не боюсь, — бодрился поэт, прикасаясь к чемодану, словно сапер к взрывному устройству.

Дружно щелкнули замки. Руки поэта как-то неохотно потянули крышку на себя, и в образовавшейся щели показалось сначала мерцающее зеленоватое свечение, а затем чьи-то всклокоченные фиолетовые волосы. Тут Егор не выдержал и, уронив крышку, попятился назад. Но ничего ужасного не произошло: просто из чемодана на четвереньках выбралась молодая женщина с беспорядочной копной волос на голове, пестро одетая в красную блузку, зеленую юбку и серые сапоги. Резко поднявшись, она так же резко поправила перекрутившуюся задом наперед юбку, осыпав с нее на палас ярко-зеленую пыль.

— Это что, средство против моли? — слегка приободрившись, попытался шутить Егор.

Быстро, по-птичьи повертев головой во все стороны, женщина криво усмехнулась, словно желая сказать: «Что ты в этом понимаешь!».

— Это что? — брезгливо спросила гостья, обежав глазами прихожую.

— Моя квартира, — задиристо ответил поэт, — А что, не нравится?

— Нет, — сухо ответила женщина и, наклонившись к чемодану, достала оттуда черный плащ и широкополую шляпу. — Ну и жара здесь, пришлось раздеваться в этом ящике.

— А я вас в эту квартиру, вроде бы, не приглашал, — обиделся Егор и, встретившись с сердитым взглядом удивительных глаз, поспешно добавил: — Но тем не менее очень рад!

— Вы один здесь? — заговорщицки спросила женщина, поправляя при этом волосы. Но поправляла она их довольно необычно: поддевая снизу растопыренными пальцами и резко вздергивая вверх, отчего прическа становилась еще более лохматой и торчащей во все стороны.

— Совсем один! — заулыбался Егор и только теперь понял, чем удивительны ее глаза, — они были такие же фиолетовые, как и волосы. «Цветные линзы, — подумал он. — Надо же так разукраситься!».

— Ты где взял чемодан?! — гостья вдруг осмелела, перешла на «ты», и голос ее стал жестким. — Отвечай, быстро!

— Вот еще новости! — оскорбился ее тоном Блоков и уже мягче добавил: — Оставили до завтра.

— Кто? — насторожилась она.

— А черт его знает! — занервничал поэт. — Мы с ним не успели познакомиться.

— В черном плаще и шляпе?

— В какой шляпе — на улице зима! В облезлом полушубке и собачьей шапке. И вообще, какой-то странный тип… Да вы что, не знаете, кто вас сюда притащил?! И вообще, чего это вы в чемодан забрались?! Что за глупости?!

— Тихо! — приказным тоном крикнула женщина, впившись в него своими неестественными зрачками. Ее губы мелко задрожали, и женщина издала странное прерывистое подвывание.





— Не надо расстраиваться, — пожалел женщину поэт и, осторожно протянув руку, стал приглаживать ее непокорные волосы. — Можно спокойно во всем разобраться.

Но глаза женщины были сухими.

— Хочешь кофе с коньяком? — примирительно спросил Егор, тоже перейдя на «ты».

— Не знаю. Надо попробовать.

Взгляд женщины оттаял.

Они сидели в мягких креслах за журнальным столиком, попивая душистый кофе с коньяком и лимоном. По телевизору шла передача местной телекомпании. Ее выездная группа недавно вернулась из второй российской столицы, и теперь на экране плавно сменялись виды Санкт-Петербурга, музыкальным фоном для которых почему-то служила мелодия перуанской народной песни об инском воине. Под ее нежные звуки Егор читал гостье свои стихи. Он точно знал, что чтение стихов всегда благотворно действует на экстравагантных и романтических женщин. Именно такой и казалась Блокову его поздняя визитерша, и он старался не на шутку, дав гостье слово, что не будет ее расспрашивать ни о чем, пока она окончательно не успокоится после какого-то необычного приключения.

Выяснилось, что у гостьи было странное, загадочное имя, звучавшее примерно как Эргрдрлэнгли. Поскольку первую половину этого слова каждый раз выговаривать было невмоготу, то они договорились, что Егор будет называть ее просто Лэнгли. Время быстро подкатывалось к ночи. Гостья расслабилась, черты лица ее подобрели, взгляд стал мягким, с веселой искринкой, и она, наконец, начала улыбаться, чем особенно обрадовала поэта. Она легко согласилась остаться в гостях до утра. Провожая женщину в спальню, Егор показал ей расположение бытовых удобств. В ванной Лэнгли открыла кран и резко отдернула руку от струи цвета крепко заваренного кофе. И хотя струя стала быстро светлеть, женщина очень испугалась, когда Блоков предложил ей принять ванну. В спальне, пожелав гостье спокойной ночи, Егор на несколько секунд удержал в своих руках ее небольшую упругую ладонь и долгим взглядом обвел ее лицо, встретившись с насмешливым фиолетовым взглядом. Бледно-розовые губы женщины дрогнули в улыбке.

— Я сейчас слишком переживаю о завтрашнем дне, — почти шепотом сказала она. — Он может оказаться очень тяжелым для меня.

Уходя, Блоков погасил свет.

В эту ночь поэт увидел страшный сон, будто кто-то позвонил в его дверь, и, открыв, он увидел владельца чемодана в облезлой шубейке и мохнатой собачьей шапке. Только лицо его было синее, глаза навыкате, а руки он держал скрещенными на груди, словно усопший.

— Надо об этом написать поэму, — глухим и тягучим голосом сказал он.

— О чем? — удивился Егор.

— Как о чем?! О чемодане! — закричал покойник. — Быстрей! Начинай! У тебя почти не осталось времени! Если не успеешь, они ее заберут!

— Кого? — снова удивился Егор.

— Быстрей! Быстрей! — кричал покойник, жутко вращая глазами.

Егор встал в позу, в которой он обычно читал стихи и продекламировал первое, что пришло в голову:

И в это время из чемодана донесся стук, который все больше и больше нарастал, сотрясая его корпус.

— Ты что, с ума сошел?! — кричал покойник.

— Почему?! — перекрикивая грохот, спрашивал Егор.

— Плохо! Никуда не годится! — сердито топал ногами синий тип в мохнатой шапке. — Давай сначала!

А чемодан уже прыгал, словно живой, по всей прихожке, и замки его силились раскрыться.

— Я не могу работать в таких условиях! — в отчаянии закричал Егор, но покойник уже исчез.