Зачем я ему?

Бабушка презрительно сощурилась: «Варя, пойдем быстрее, нечего нам тут смотреть».

Мы ускорили шаги. Вдруг за спинами раздался звук шагов – кто-то догонял нас. Я помимо воли обернулась. Передо мной стоял высокий мужчина в помятом пиджаке, рубашка явно несвежая, от него пахло табаком и алкоголем. Он посмотрел на меня, усмехнулся и перевел глаза на бабушку.

– Что, грехи все замаливаем? Никак не замолим?! Так поздно уже, не воротишь… – он хотел еще что-то добавить, но тут рядом с ним появилась официантка из бара.

– Пойдем, Сереж, пойдем, – обдала нас недобрым взглядом. – А вы идите, куда шли.

Я сжала плечи: с бабушкой так никто не разговаривал. Она у меня была высокой, дородной, а голос у нее… Даже пьяницы, что с нашим домом рядом жили, как слышали ее, тут же перемещались к соседнему подъезду. Я ждала, что она сейчас как гаркнет! Но нет – просто поджала губы, взяла меня за руку и потащила к остановке. А уже вечером, дома, строго-настрого запретила подходить мне к таким местам. И той дорогой, когда мы приезжали на кладбище, больше не ходили.

– Заходи, Варь. В общепите работала прежде?

Вадим, улыбчивый парень, заместитель управляющего баром. На вид ему лет тридцать, но на голове уже заметна проплешина. Молча мотаю головой.

– Не страшно, подойди к Вике, – кивает в сторону высокой полной блондинки. – Она введет в курс.

Следующие четыре часа пронеслись, как один миг. Тяжелый, выматывающий и крайне нервный миг. Обслуживать клиентов мне не доверили, поэтому я то бегала с тряпкой, быстро протирала столики, за которые уже садились новые посетители, то помогала официантам уносить грязные тарелки и бокалы, то приносила и уносила счета на оплату. Ближе к десяти меня отправили помогать бармену. Мне кажется, я никогда так не уставала – еле держусь на ногах. Вокруг – толпы людей, шумно, играет музыка… Какой контраст с «Лилией», просто другой мир. Мне нравится, действительно нравится здесь, так много работы, что совершенно не успеваю уйти в свои мысли.

– Так, на сегодня все. Держи меню с пояснениями плюс регламент работы и еще вот это: почитай. Завтра должна все знать. У нас тут строго. А теперь домой, далеко живешь? – Вадим не выглядел уставшим, хотя тоже весь вечер был на ногах.

– Полчаса на автобусе. Ничего, доеду.

– Давай, ребята тебя до остановки проводят. Охрана не позволяет кучковаться рядом с баром, но вот чуть дальше, во дворах… Короче, одевайся. Завтра в 6 приходи. Пока, – он подозвал невысокого плотного парня – кажется, его звали Слава – и велел проводить меня.

Уже дома, еще раз переживая весь этот суматошный день, я вспомнила, что первый и последний раз нормально ела утром у Машки. Вика предлагала в баре перекусить, но было некогда и от обилия новых эмоций есть совершенно не хотелось. Зато сейчас пустой желудок завыл сиреной, и нужно было ее отключить. Поедая бутерброд с сыром в двенадцатом часу, я вспомнила еще одну важную вещь – я не видела сегодня Артема.

Ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю Воронов так и не появился. Спросить, где он, мне было не у кого. Да и кто бы мне ответил? Лара больше меня не задевала, лишь глядела злобно, когда пересекались в коридорах, на лестницах. Она правда считает меня своей конкуренткой?! Смешно и даже лестно. А вот Зотов с дружками так и не могли успокоиться.

Закончилась пара у Мегеры, и я, как обычно, собирала конспекты, перекидываясь фразами с Епифанцевой. За последнюю неделю она ни разу не пропустила Оксану, хотя прежде в любви к теории литературы замечена не была. Ведет себя предельно корректно, записывает все за преподавателем, в споры с ней не вступает. Та тоже перестала задирать Машку. Похоже, у них какое-то перемирие, но явно ненастоящее. Пару раз замечала, как Мегера бросала на Епифанцеву такие взгляды, что было очевидно: жизни долгой и счастливой она моей подруге явно не желает.

Мы уже были у двери, как дорогу вдруг перекрыл Зотов. Встал так, что плечом оттеснил от меня Машу. Навис надо мной, а я чувствую, что вот-вот начну задыхаться. Не могу выносить, когда люди ко мне так близко подходят.

– Что-то ты грустная такая, Варь. Тебе развеяться пора уже. Зависнем вместе в пятницу, м?

Меня уже внутренне трясет – и дня не проходит, чтобы он не упомянул о вечеринке. Неужели понять никак не может, что никуда я с ним не пойду ни в пятницу, ни в субботу. Никогда.

– Так, Зотов, вали давай. – Машка бесцеремонно отодвинула парня ближе к двери. – И не лезь больше, не котируешься тут, вообще никак.

– Тебе-то что? Ревнуешь? – Зотов оскалился. И ведь даже не стебется, самовлюбленный идиот.

На мое счастье разговор прекратился сам собой – в аудиторию стали заходить юристы. Среди них не было Артема, зато прямо перед Зотовым возвышался Айс. Взял его за плечо и слегка отодвинул от меня. Забавно наблюдать, как под внимательным взглядом Леднева наш доморощенный альфа-самец словно сдувается и принимает свой истинный облик – обычного пацана с кучей комплексов и обид.

– Молодые люди, позвольте пройти, – Мегера – хотя нет, сейчас, конечно, она никакая не мегера, а прелестная молодая девушка – внимательно смотрит на студентов. Айс молча отодвинулся, давая Оксане выйти из аудитории. А та стоит, не сводит с него взгляда, словно хочет чего-то еще. Машка, как и я, наблюдающая за этой сценой, закатила глаза, потом схватила меня за руку и потащила в коридор.

– Ты видела? Нет, ты видела? – я в таком восторге, что размахиваю руками перед лицом Епифанцевой. Никогда бы не подумала, что могу обрадоваться присутствию Леднева, от него всегда холодом каким-то веет, надменностью.

– Как Зотов стушевался, или как Мегера пожирала глазами Айса? – Машка повернулась ко мне и внимательно смотрит. Как-то слишком часто она стала серьезной в последние недели…

– Первое. Маш, он за эти дни меня допек так, что готова была уже врезать ему. Как ко мне приставать, так он герой, а с Айсом точно побоялся бы связываться. Тебя, кстати, Леднев больше не достает?

– На удивление нет.

– Может, все-таки расскажешь, что у вас там происходит, а?

– Не начинай!

Ну вот, снова-здорово! Не могу я вот так долго терпеть и не знать, что с близким человеком происходит. Хоть к Ледневу подходи. Что он там говорил? Что дела в пекарне Машиного отца идут не так, чтобы очень хорошо… Может, налоги не платит?

А пока снова пара, снова лекция, которая, конечно же пригодится мне в жизни. Потом снова в читалку, быстро сделать задания, на завтра их много. Спасибо Марине Витальевне, эта фея-крестная всех умученных студентов всегда знала, где что искать, какую дополнительную литературу уважает тот или иной препод и что ни в коем случае нельзя цитировать, если не хочешь на пересдачу. Примерно к четырем закончила. Епифанцева, как обычно, где-то ошивалась с патлатым Серегой, даже меня с собой позвала, впервые, кстати. И я бы пошла, если бы… Если бы не боялась вылететь из универа за несданную сессию, не боялась потерять работу, найденную с таким трудом, не боялась лишиться последних копеек и оказаться на улице. Мне надо было просто выживать изо дня в день. И как бы Машка меня ни любила, она никогда этого не поймет. Это невозможно понять: ты либо живешь, либо выживаешь. Я выживаю.

Сегодня тепло, надо быстро добежать до дома, бросить вещи, переодеться и на работу. За эту неделю я немного освоилась, мне уже доверяют брать заказы у клиентов, но больше времени я на подхвате. Принеси то, унеси это… Мой простенький смартфон говорит, что за смену я набегаю по 7-11 километров. Попа и ноги качаются так, как ни один мегадорогой (слитно) фитнес-тренер не накачает. Жаль только, икры и стопы вечером так гудят, что иногда засыпаю, прислонив ноги к высокой спинке дивана.

Выхожу из универа, спускаюсь по ступенькам. Теперь перейти дорогу, потом повернуть направо, пройти дворами, и через 15 минут я дома. Иду и чуть не спотыкаюсь на ровном месте – передо мной опять Зотов! Уже приготовилась послать его громко и очень грязно. Даже воздух набрала в грудь, а он просто отвернулся к своим приятелям и попросил зажигалку. Неужели отстал, наконец? Я быстро прошмыгнула мимо, за спиной раздался громкий мужской смех. Стиснула кулаки, просто заставляю себя не оборачиваться. Почему люди склонны принимать на свой счет все, что происходит вокруг? Я вот уверена, что они смеются надо мной и, если повернусь, увижу насмешливые гаденькие взгляды. Но я иду прямо, потому что мне нет никакого дела до всяких придурков, мне надо работать, мне надо жить.