Ледяная синева

Тихон на какой-то миг показалось, что все это невероятное скопление людей одним мощным вдохом истребит весь кислород, и парень даже ощутил легкий приступ удушья и головокружения.

— Эй, эй… — забеспокоился Мирский, видя как Тихон побледнел. — Что случилось?

— Не знаю… — честно ответил тот. — Душновато…

— Понятно… — сообразил полковник. — На, надень…

Он выудил из нагрудного кармана гавайки плоскую полупрозрачную ленту, развернувшуюся в обруч. Больше всего она напоминала стильные солнцезащитные очки. Свет глаза не слепил, но Тихон послушался и от удивления мотнул головой. Потом сдвинул ленту на лоб, поморгал и снова насунул на глаза. Очки оказались «волшебными». Каким-то образом улавливая сигналы мозга и фильтруя избыточную информацию. И как только парень надел их — трибуны тут же опустели. Процентов на девяносто. Оставшееся количество болельщиков не вызывало ощущения когнитивного диссонанса даже у  провинциала.

— Полегчало? — уточнил Мирский. Дождался кивка и закончил фразу. — Вот и славно. Я ношу их с собой, чтоб уединиться, если надо что-то срочно обдумать, а обстановка не благоприятствует. Помогает сосредоточиться на главном.

— Спасибо…

Ну, а дальше начался матч, и стало вообще не до разговоров.

«Пермяки» с первых же минут доказали, что их выход в полуфинал не прихоть фортуны, а вполне заслуженный результат. Команда находилась на таком пике спортивной формы, что даже не верилось. На их фоне прославленные столичные асы казались дворовой командой, невесть каким образом затеявшие состязание с профессиональным клубом. От разгромного счета «Атлетик» спасала только виртуозная игра Андрея Яковлева — лучшего голкипера всех времен и народов. Он то и дело парировал мячи, казалось бы, в самых безнадежных случаях. Но и он был всего лишь человек, а не бог. 

Уже на пятнадцатой минуте Садырин открыл счет, а еще через десять минут провел второй гол, сняв мяч с головы защитника при подаче углового. Используя запрет полевым игрокам ловить мяч руками в штрафной площадке.   

Когда команды ушли на перерыв, Мирский все же улучил момент и спросил у Тихона:

— Расскажи еще раз о письме, в котором отец советует тебе вступить в наше училище. И почему ты уверен, что оно пришло именно от него?     

— «Посчитай до десяти…»

— Да, я помню эту поговорку. Но ее многие знали. В нашем отряде она была даже какое-то время своеобразным паролем. Вроде опознавательного знака «свой-чужой»…

Мирский договорил до конца и только теперь понял, что именно сказал. Вот же он, ответ! Лежит прямо на поверхности. И не надо никакой мистики. Ион всего лишь поручил кому-то из близких по спас-отряду друзей закончить от его имени те дела, которые он сам не успел завершить. И за сыном приглядеть. А с Мирским напрямую связываться не стал, чтоб даже ненароком не скомпрометировать того, кому хотел вручить дальнейшую судьбу Тихона.

Так что над этой загадкой можно больше голову не ломать. Но, ее решение, хоть и приоткрыло механизм происхождения, не пролило свет на содержание послания, полученного со спецпочтой. Как и не объяснило, куда делся отправитель? То есть, имея промежуточного исполнителя, уже не надо было состыковывать время казни фон Видена и последовавшую за этим активность «покойника».

А вот все остальное… Начиная от приговора и приведения его в исполнение — сплошной туман. На запросы Мирского, соответствующие инстанции либо отмалчиваются, либо присылают маловразумительные отписки, ссылаясь на законы о ограничении доступа к информации, способной повредить имиджу частного лица. Так что из всех источников, а запросов было выслано больше дюжины, полковник так и не смог понять, за что именно судили Иона фон Видена. Где именно?.. Каким судом?.. И если он лицо частное, то почему окончательный приговор вынес военный трибунал?

А так же, почему ни самим Ионом, ни его адвокатами не было подано прошение о помиловании или пересмотре дела в Верховный суд, в Сенат и самое главное — лично Государю. Каким бы ни было преступление фон Видена, ветеран Даль-разведки всегда мог рассчитывать на снисхождение Императора. Хотя бы на замену смертной казни пожизненной ссылкой в одно из пограничных поселений или на сырьевую планету. Кто кроме монарха имел право поставить в решении суда формулу «Приговор окончательный, обжалованию не подлежит!»

Хорошо что парень привез с собой все документы, теперь можно будет показать их юристам и через них попробовать найти кончик той нитки, что позволит распутать клубок. И еще, к Государю Императору на прием записываться не с чем, а вот подать Великому Князю имя Иона фон Видена в списке необходимых для училища специалистов-преподавателей, можно и нужно. Вариант беспроигрышный. О том что Мирский понятия не имеет, что случилось с другом, он может поклясться и пройти проверку хоть полиграфом, хоть гипнозом, хоть сывороткой правды. Одни лишь слухи и ничего более, а профессионала такого уровня, для подготовки курсантов, с огнем поискать. Да и то не факт. И если уж в этой истории не разберется штаб Главнокомандующего, то…

Что в таком случае можно еще предпринять, Мирский не представлял. Могущественнее этого ведомства была только Небесная канцелярия.

По возвращению домой шок ожидал не только Тихона. Взглянув на вертящуюся перед зеркалами дочь, Евгений Константинович на какое-то время тоже остолбенел.

Даже совершенно не разбираясь в стилях и фасонах женских нарядов, нельзя было не оценить дизайнерскую находку в применении материи «хамелеон». Сама Анюта это придумала или вместе с матерью сочинили, но удивить первых своих зрителей им удалось с лихвой. И юноша, и зрелый мужчина обалдело хлопали глазами и, было похоже, что дар речи и прочую подвижность они приобретут еще не скоро. 

В выпускное платье модельеры-конструкторы заложили по меньшей мере десять степеней независимости. Согласно которых, примерно каждую секунду, оно немножко изменялось, проходя ряд моделей — от невероятно пышного бального платья выкроенного в средневековом стиле до легчайшего полупрозрачного летнего сарафанчика, больше похожего на эротичный пеньюар. И в тот миг, когда уже казалось, что по замыслу дизайнера, одежда должна исчезнуть окончательно, цикл начинался с начала. 

— И вот в этом… этом… — полковник Мирский впервые в жизни не смог найти подходящего по смыслу, но пристойного по форме слова. — Ты собираешься в школу?

— Не в школу, а на выпускной бал, папа… — уточнила девушка, супя бровки. — Если ты не забыл, то мне уже семнадцать! А еще, ты не видел нарядов, в которых будут сегодня мои одноклассницы. Это самая целомудренная модель, из всех что я видела за весь день… Не веришь — спроси у мамы. Да чего там спрашивать… На, смотри, что мне Вика Задорожная скинула на коммуникатор.

Девушка прикоснулась к браслету и рядом с ней возникла голограмма совершенно обнаженной девушки. То есть, вообще безо всего. Даже без фигового листика.

— С ума сойти… — пробормотал Евгений Константинович. — Блин. Даже на пляже и в солярии больше прикрываются. Интересно, куда смотрит комитет по контролю нравственности, если в школу можно ходить нагишом?

— Это ты не туда смотришь, — насмешливо заметила Анастасия Павловна. — Иначе заметил бы, что перед тобой не тело Викуси, а комбинезон из эластика. Аня, хватит смущать мужчин, сделай как положено…

Девушка еще раз прикоснулась к браслету, и по фигуре ее школьной подруги заскользили разноцветные блики, затейливой игрой света сводя к абсолютному минимуму эффект наготы.

— О-хо-хо… — вздохнул полковник. — Куда мир катится? Насколько ж проще обстояли дела в наше время. Знакомился с девушкой там, где можно было оценить ее ум и образованность... Воспитание. И только после этого, если имел серьезные намерения, приглашал в бассейн. Чтобы увидеть, так сказать, товар лицом… А теперь… Не одежда, а сплошной обман и камуфляж.

— О, так это ты, оказывается, подошел угостить меня мороженным… на нудистском пляже… с целью оценить ум и образование? — еще веселее рассмеялась Анастасия Павловна. — И как, впечатлило… воспитание?