Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 36 из 76

Скорее всего, Немой уже давно наблюдал за мной, потому что когда я сел за его столик, у него уже была исписана для меня целая салфетка.

— Привет бойцам невидимого фронта, — тихо, но с иронией сказал я.

«И не слышимого», — с такой же горькой иронией написал он на следующей салфетке, подталкивая мне первую.

Зато мой привет услышала вездесущая официантка и тут же ринулась к новому гостю.

— Привет, — сказала она очень чисто по-русски, — что-нибудь желаете?

— Вы так говорите по-русски…

— Я из Сербии… — дальнейших объяснений как бы не требовалось.

Но я все-таки спросил:

— Подальше от бомб?

Официантка кивнула, но тут же указала на стойку бара, где суетилась другая миловидная девушка.

— А она из Хорватии… Что-нибудь хотите?

Памятуя о коньяке и печальных последствиях, я заказал два кофе и рекомендованные кареглазой сербкой пирожные. Только когда она принесла заказ и оставила нас в покое, сверкнув на прощание удивительно доброй улыбкой, я раскрыл перед собой записку Немого.

«Меня нашел Болотов, он передал со мной ключ. Сказал, что со мной будет надежнее. И еще: меня нашел Симон Давидович, он заказал тебя. Одного. Без Риты??? Я должен отстрелить тебя, когда ты воспользуешься этим ключом. Думаю, что и за мной кого-нибудь послали. Какие будут стратегические и тактические соображения?»

— Я не воспользуюсь этим ключом. Это не моя тайна. Я вспомнил. Понимаешь, Андрей Викторович, я вспомнил. Это ключ от личного сейфа в одном из швейцарских банков. Кроме меня, его может открыть официально указанный мной поручитель. Кто он? Не помню. Да и знать не хочу, чтобы во сне кому-нибудь не выболтать. Банк же ни за какие деньги никому эту информацию не предоставит. Думаю, этот ключ надо положить в другой банк. За этим ключом тайна, которая сейчас нужна только тем, кто боится ее будущего. Хотя мне непонятно, чего бояться каких-то списков, в которых стоят не только сегодняшние имена, но и давно почившие?..

Немой взял новую салфетку.

«Ты же понимаешь, что мы под колпаком? У них длиннющие руки. Знаешь, а новый президент все чаще вспоминает о великой России. Они из-за этого нервничают…»

— Против длинных рук есть длинные ноги. Ты мне лучше скажи, что ты подумал о Рите? — перебил я его скоропись.

«Ничего! Просто Симон Давидович заказал только тебя! Ты же знаешь их правила. А это получается не по правилам. Что за мужики живут в моем доме?»

— Бандиты. Бывшие… Из них при хорошем стечении обстоятельств могут люди получиться, — мысли о Рите становились все навязчивей, и мне показалось, что я нашел достойный выход. — Ты не отдавай мне пока этот ключ. Тут у меня одна неувязка в голове. Если к сейфу имею доступ только я, то зачем было меня взрывать, используя заряд тротила, рассчитанный на роту? Моих напарников убили. Я по счастливой случайности остался жив, но лишился памяти…

«А может, тебя не взрывали? Может, всё это — голливудская имитация, кроме того, что тебя лишили памяти? Современная медицина — ё-моё…»

— Мне непонятен еще один нюанс. После этой контузии или еще чего-то, как ты тут предполагаешь, у меня открылся дар. Я порой легко влезаю в чужие головы. А в моей, как в радиоприемнике, гуляют чужие мысли. Главное — с волны не сбиться. Исключение, как я понял, составляют те, кто не ниже меня или даже выше на каком-то психоинтеллектуальном уровне. Не знаю, как правильно сформулировать. Так вот, от Риты я «не слышал» ничего хоть капельку подозрительного. Более того, я уверен, она меня любит. Я точно это знаю.

«Значит, мы вообще не знаем, какова ее роль в этой игре… Но я бы на твоем месте заглянул в ее загранпаспорт».

— Зачем? Или ты думаешь…

«Вдруг там твоя фамилия, а значит, право наследования».

Меня передернуло. Какое-то время я молчал, ощущая в себе борение дюжины противоречивых мыслей, состояний и чувств. В душу прокрался холод расчетливости и мрак безысходности, а следом за ними, как водится, равнодушие.

— Хорошо, я постараюсь заглянуть в ее документы как-нибудь незаметно. Я смогу сделать это только ночью. В сущности, нас никто и не торопит. Мне пока никаких указаний не было. Вероятно, они не сразу поймут, кто выполняет роль гонца от Болотова. Ведь передо мной стояла задача, получив злополучный ключ, убрать его. Вот, даже фотография…





Немой кивнул: мол, видел, знаю.

— В одном можно оставаться уверенным, пока они не знают, где ключ, охоту на нас они устраивать не будут. В связи с этим меня посетила другая умная мысль: ты, Андрей Викторович, должен положить этот ключ в любой другой банк. Именно ты. Появится еще один ключ. Может, и его придется когда-нибудь куда-нибудь припрятать за другой замок, но принцип прост: чем длиннее цепь, тем больше сил надо потратить на разрыв ее звеньев.

Андрей Викторович отогнул на кулаке большой палец, что следовало понимать: моя идея ему понравилась.

— Не знаю, насколько ценен этот список для будущего… Я заглядывал в него мельком, с разрешения генерала, помню, мне показалось, там были, к примеру, фамилии декабристов. Или сейчас мне уже кажется? Во всяком случае, утверждать берусь только одно: список был составлен не в алфавитном, а в каком-то другом порядке, и русскоязычные фамилии чередовались с иностранными. Морган, например. Банкир, что ли? Одного не знаю, что делать, если твои подозрения на счет Риты оправдаются?

«Сердце подскажет, — написал Немой и посмотрел на меня долгим пронзительным взглядом. Так смотрят на человека, когда хотят увидеть в нем твердость и решимость. Я невольно опустил взгляд. Стало не по себе. А он снова взялся за ручку и торопливо черкнул: — В любом случае, как и в любой игре, бывают исключения из правил. Иди и смотри… Жду тебя здесь завтра в 9 утра, не опаздывай, кофе остынет».

— Не забудь о ключе, — кивнул я.

Рита встретила меня в холле отеля.

— Тебя долго не было, и я решила спуститься. Зачем ты взял с собой пистолет?

— Ничего страшного, просто я нашел очень удобную скамейку неподалеку. Приглашаю тебя проветриться.

— С удовольствием, — она посмотрела на меня с нескрываемой тревогой, будто я стал для нее источником опасности.

На улице по-прежнему сияло солнце. Даже казалось — неделя-другая, и наступит май.

Мы сели на облюбованную мной скамейку напротив кафе и какое-то время молчали. Разговор начала сама Рита:

— Я увидела недоверие в твоих глазах. Ты как бы отстраняешься и отдаляешься. Мне холодно на душе. Наверное, я должна всё тебе рассказать…

— Тебе есть что рассказывать?

— Да. Но сразу хочу предупредить — я не предавала тебя. Просто меня так же хотят использовать…

— С какого времени?

— С того момента, как ты пришел в себя…

— Тогда я должен думать, что наши отношения тоже кем-то заказаны?

— Нет… — безысходное, переполненное обидой.

— Хорошо, давай так: я молчу, ты говоришь все, что считаешь нужным?

— Давай. Сначала кто-то стал звонить на пост, интересоваться твоим состоянием. Этот кто-то не представлялся, а вот когда ты подарил мне букет, он словно тоже решился и предложил мне встретится…

— Этим кем-то оказался неряшливый Максим Валерьянович?! — не выдержал я.

— Точно. Он сразу предупредил, что не имеет к тебе никакого отношения, к делу о твоем взрыве тоже, но выполняет волю высокопоставленных лиц. Сказал, что в этом городе ты в опасности, но есть силы, которые тебя защитят…

— Моими собственными руками, — начал догадываться я.

— Симон Давидович вышел на меня уже после того, что произошло в больнице. Он всячески тебя хвалил, сказал, что мечтал бы командовать армией, состоящей из таких, как ты. Да и мне пел дифирамбы… Я, конечно, понимала, что здесь не все так чисто, что ему нужно что-то от тебя. Но, видимо, он был предельно откровенен. Он сказал, что его интересует ключ от банковского сейфа, где лежат документы, в которых всего-навсего перечислены фамилии, ни для кого не представляющие секрета. Просто ему важно знать, нет ли там каких-либо зашифрованных материалов. Ты оказался в этом городе, чтобы… — Рита смутилась, — короче, чтобы застрелить Мовшензона, который в принципе подчинялся Симону Давидовичу. Мовшензон был предупрежден, но ему строго-настрого запретили трогать тебя. Я так понимаю: большие фигуры решили пожертвовать Мовшензоном ради какой-то еще большей фигуры или игры. Но тот, почувствовав это, заказал тебя чеченам. Якобы он никакого отношения к этому не имеет. Это уже было прямое ослушание, поэтому и решено было его ликвидировать… Твоими руками.