Страница 17 из 76
— Хорошо, что не заминировали, — дошло до меня.
— Не очень, — откликнулся Игорь, — мину-то я бы нашел, а вот мини-камеру… Возможно, срисовали нас, уходить надо. Не дай Бог на голову Кузьмовны грозу вызвать.
— Да чего уж с меня спрашивать? — всплеснула руками Кузьмовна. — Поешьте, милые, а уж потом думайте… Какой с меня спрос, с поварихи-то? Рядовая Верхотурцева! — и засмеялась. — Я ж вас живыми видеть уже не чаяла.
— А Тринадцатый у нас оттуда и вернулся, — Игорь кивнул на потолок.
— Ой-ой! Как же так?
— Взорвать его, Варвара Кузьмовна, как ты и сказала, точно хотели. Память вот теперь отказала.
— Ой, матушки…
— Да не переживай, живой — и то хорошо. А помнить нам лучше поменьше. Для здоровья вредно много помнить.
Женщина понимающе закивала.
Я между тем налегал на пирожки с картошкой. И такой у них был домашний вкус, ни с чем не сравнимый. Размеренность, покой, уют и то самое деревенское утро таяли у меня на языке. Вроде и не было у меня никогда дома, а если и был, то, может, в другой жизни, но возникшее чувство было мне знакомо. Никуда не хотелось уходить из этого нехитрого уюта, где немного пахло сырым деревом и свежевыстиранным бельем. А в окне узнаваемо серел унылый, но вечный деревенский пейзаж. Он действительно был ближе к звездной вечности, чем сияющие неоновой рекламой шумные улицы городов. Почему? Объяснить, наверное, можно, но проще просто чувствовать и знать. Знать без чьих-либо разъяснений с самого рождения.
— Куда? — спросил я у Игоря, когда мы снова оказались в кабине «Волги».
— Честно говоря, теперь уже и я не знаю. Но здесь оставаться нельзя. Да и незачем.
Рита, которая все это время молчала, робко предложила:
— Может, поедем к моей тетке, в Москву?
— В Москву — это сразу в Лефортово, — возразил Игорь. — Чему-чему, а Москве я и в добрые годы не верил. Денег у нас хоть до Сиднея хватит. Мой личный тайничок не нашли…
— Ехать куда-то не проблема, но ради чего ехать? — озадачился я. — Я думал, что смогу найти на базе ответ для этого, — и протянул Игорю связку ключей.
Он осмотрел ее без особого интереса:
— Это может быть что угодно: ключи от явочной квартиры, ключи от квартиры любовницы, вот только маленький, пожалуй, может содержать за своей дверцей нечто интересное. Во всяком случае, у меня подобного ничего не было. Личные ячейки на базе не запирались. Не было такой необходимости. Значит, этот ключик связан только с тобой. Правда, найти дверцу к нему много сложнее, чем открыть китайский ларец без такого ключа.
— Мы едем? — спросила Рита, которую, похоже, затронули легковесные рассуждения Игоря о возможной любовнице и свободном посещении жилья таковой. Тем более что в другом кармане у меня были ключи от квартиры Риты…
— Есть еще один вариант, — наморщил лоб Двадцать Седьмой, — тропический… Поедем к Немому в Сочи, — и врубил зажигание.
— Немой?
— Наш человек.
— У них там что, такое же подразделение имеется?
— У нас оно, судя по всему, имелось, а у них и не было. Мы туда, если была необходимость, ездили. А Немой — человек-амфибия, одиночка-самоучка, неуловимый мститель…
— А какое отношение он имеет к нам?
— Неисповедимы пути Господни. Он вышел на ту же цель, что и наши ребята. Хочешь верь, хочешь нет, у них даже залп одновременный получился. Одного авторитета обнуляли. Ну наши и заинтересовались, что за фирма конкурирующая. Вычислили его, взяли по-тихому, он Двадцать Третьему даже челюсть при задержании свернул, а Двадцать Шестому фингал под глаз успел поставить.
— Крутой дядя…
— Да уж…
— А почему — Немой?
— Он натурально немой, органы речи у него отсутствуют.
— От рождения?
— Ага, от рождения криминального капитализма. Он не только немой, но, как и мы, в списках не числится. В списках живых. Без вести пропавший.
На заднем сиденье от наших разговоров поежилась и забилась в угол Рита. Игорь заметил это в зеркало и недовольно покачал головой: присутствие Риты его беспокоило и даже раздражало. Он закончил разговор ёмко, но так же жестоко:
— У него убили жену и двух детей. На его глазах. А чтобы он при этом не орал, залили ему в рот соляную кислоту. Думали, он и так умрет, а он выжил. Выжил, чтобы до конца жизни мстить. Крепкий мужик оказался. Сначала замочил всех бандитов, которым был должен, а потом вошел во вкус, начал делать всех подряд. А внешне не скажешь — худой, невысокий, взгляд чуть печальный. В свободное «от работы» время растит в своем саду груши, яблоки, огородничает ну и, разумеется, молчит. Соседи его уважают.
— Зачем нам к нему? — спросил я.
— Отсидимся, оглядимся, отдохнем. Наши ребята к нему часто ездят. У него свой дом на Мамайке. В Сочи ему удобно работать, братва там часто всероссийские стрелки забивает. Ну часть из них там и остается. Мы ему не мешаем, а он нам часто оказывает услуги.
— Как Василий Иванович в Тюмени?
Игорь с недоверием посмотрел на отражение Риты в зеркале и довольно прохладно заметил:
— Имена хороших людей вслух не произносят.
— Извини.
— Бог простит. От Сочи опять же до Чечни недалеко. Может, Немой что-нибудь о наших и знает. Черкнет пару строк. Немногословный он. Я у него как-то спросил, сколько ему лет. И знаешь, что он отписал?
— Ну?
— Вторую жизнь живу.
— Да я вроде тоже.
В Армавире Рита затосковала и стала робко проситься домой.
— До побережья рукой подать. Там хоть сейчас и не пляжный сезон, но все равно дышится легче, — попытался подбодрить ее Игорь.
— Приедем — позвонишь, узнаешь, может, улеглось все в вашей реанимации. Недельку отдохнешь, и, если не захочешь остаться, мы посадим тебя на самолет.
— А ты? — она виновато смотрела на меня в зеркало. — Неужели тебе нельзя просто жить? Для этого у тебя есть все…
— Даже поддельный паспорт, — вставил Игорь.
— Ты не навоевался? — словно не слышала его слов.
— Не знаю, — смутился я, — точнее, не помню. Но что-то заставляет меня идти дальше.
— В тех, кто стреляет, всегда и обязательно тоже кто-то стреляет, — голос у Риты надломился и поплыл, вот-вот заплачет.
— Мы как раз те, кто стреляет во вторую очередь, — заметил Игорь.
Некоторое время все молчали. Игорь смотрел на дорогу. Почти трое суток он бессменно сидел за рулем. Как выяснилось, водитель я был (или стал) неважнецкий. Рита смотрела в окно. Я тоже.
— Если хотите, я обоих вас в Адлере посажу на самолет. Действительно, стоит ли лезть в свое прошлое, если оттуда пахнет порохом и оно периодически взрывается?.. А будущее гарантирует относительный покой рядом с прекрасной любящей женщиной.
— А чем лучше прошлое, которое может выстрелить без предупреждения? Может ли быть наградой за любовь прекрасной женщине ее присутствие в эпицентре взрыва, даже если она находится в неведении о такой громкой и яркой перспективе? — по-другому я своего выбора объяснить не мог.
— Самое неприятное во всем этом: мы не знаем, кому достались документы из штаба. Вывез ли их Черноморец? Где еще могли находиться наши досье? Как их используют? Может, мы уже объявлены во всероссийский розыск как отъявленные душегубы? — такое резюме сделал Двадцать Седьмой.
— А кто мы, если не ду..? — возразил я вопросом гуманного с некоторых пор человека.
Игорь резко оборвал меня словами Черноморца:
— Мы даже не чистильщики, мы — удерживающие. Были…
Полдня после этого разговора мы молчали. Разговорились только к вечеру. Я живо интересовался позднеосенним субтропическим пейзажем. Игорь рассказал мне, когда и при каких обстоятельствах здесь выпадает снег. О скользких горных дорогах. Об уловителях на обочине. Заговорила и Рита.
— Может, стоит уехать не только отсюда или откуда-то еще? Может, стоит вообще отсюда уехать? Уехать из этой страны? — наверное, это был ее последний козырь.
— Понимаете, Маргарита Ивановна, — просветительским холодным тоном начал отвечать Игорь, — я не помню свою маму, но мне никогда не пришло бы в голову называть ее «эта женщина». Единственное, что я помню и знаю из не очень-то радужного детства, как вы изволили выразиться, «эта страна». Больше у меня ни хрена нет. Ничего, кроме ее чуть печальных, малоухоженных просторов. И ничего в жизни мне не доставляло такого удовольствия, как видеть и любить «эту страну». Может, меня и воспитали так, но я считаю, что я воспитан правильнее, чем безродные, пусть и очень умные ублюдки, которые не способны ни защищать, ни любить, ни понимать «эту страну», потому что не умеют понимать ничего, кроме своей задницы. Да они и женщину по-настоящему любить не способны, а только из собственных эгоистических интересов. Да и защитить они ее тоже не смогут. И родная мать им нужна только как гарант их законного происхождения и безбедного существования до определенного момента развития! Простите…