Рифы любви

Она перерыла всю аптечку, но кроме пачки презервативов, аспирина и женских тампонов, ничего в ней не обнаружила. Пришлось звонить в дверь соседке напротив, Алине Петровне. Сорокалетняя женщина, похоже, уже спала. Время было за полночь. Она сонно и испуганно смотрела через щель между цепочкой и дверным проемом. Узнав Лику, она выдохнула с облегчением.

– Господи, Лика, что случилось, девочка моя? – окончательно проснувшись, сказала она, с беспокойством глядя на юную соседку с разбитым лбом в белом махровом халате и розовых мохнатых тапочках.

– Простите, ради Бога, Алина Петровна! Я поздно вернулась. У нас внизу, как всегда, была темень и я навернулась, как видите. У меня в аптечке ничего не нашлось для раны. Может у вас есть перекись или что там еще мажут на раны? – как можно спокойнее сказала Лика, стараясь ничем себя не выдать.

– Ой, бедненькая девочка! Конечно, найдется и перекись и йод. Проходи, – сказала сердобольная соседка, захлопнув дверь, чтобы снять цепочку.

Лика прошла в открытую дверь. Он раньше никогда не заходила в квартиру Алины Петровны, но там было все в точности так, как она себе представляла, должно быть в квартире школьной учительницы. Просто и бедно. Старая совкового времени мебель, доставшаяся по наследству от родителей, много книг, стол, заваленный бумагами, старый пузатый монитор едва работающего компьютера.

Лика присела на диван, пока Алина Петровна ходила за аптечкой. Рану сильно пекло от перекиси. Кровь перестала сочиться, но голова болела очень сильно.

– Будет синяк, – уверенно сказала Алина Петровна. – Посиди немного, потом я намажу йодом и наклею пластырь.

– Спасибо вам огромное, Алина Петровна, – сказала, уходя Лика.

– Завтра на занятия пойдешь? – спросила соседка.

– Да, нужно обязательно пойти на консультацию перед экзаменом, – почему-то осипшим голосом ответила Лика.

– Я вернусь с работы около шести. Зайди ко мне вечером, я тебе еще раз смажу ранку. Должно быстро зажить, – сказала Алина Петровна, пытаясь подавить зевание.

Поблагодарив соседку, Лика вернулась к себе в квартиру. Она пыталась убедить себя, что со всем этим справится. Лика всю ночь металась по квартире, но так и не смогла успокоиться. Из распахнутого окна одуряюще пахло цветами. От этого буйства весны Лике захотелось по-волчьи завыть.

– Ромка, мерзавец! Ублюдок! Даже не позвонил, узнать, как я добралась домой. Небось, мамаша запретила. Какая злобная женщина! Тва-а-а-ри! Ненавижу-у-у! – раздраженно вслух прокричала Лика свои мысли пустой комнате и ночной тишине.

Лика сидела на подоконнике и, глотая слезы, злобно думала:

– Чем это, интересно, я ее сынку не подхожу? За мной в университете такие парни бегают, а я дура зациклилась на этом недоумке. Без мамашиного разрешения шагу ступить не может. Какая ничтожная мразь он все-таки. Я не могу так жить и не хочу!

Лике казалось, что на ней крупными буквами написано все, что с ней произошло. Она не могла представить, что увидит Ромку, посмотрит ему в глаза. Она не представляла, как пойдет на занятия в университет и будет, как прежде, непринужденно болтать с одногруппниками. Она больше не сможет гордо, свысока, как раньше, смотреть на людей. Ее растоптали! Уничтожили! Не было ни одного человека, которому она смогла бы довериться, все рассказать. Мама ждала ребенка от своего нового мужа и ее нельзя было волновать. Да и что бы она сделала – приехала в Москву на восьмом месяце? Зачем? Чем бы она помогла? Случившегося ведь все равно не изменишь! Папа бы приехал и, скорее всего, поднял бы такой шум, что чертям в аду тошно станет. Он бы набил морду Ромке за то, что не проводил свою девушку до дома. Свою девушку… Лика усмехнулась от одной лишь этой мысли. С Ромкой все кончено, это понятно. Он не способен бороться за свою любовь. Не способен, а быть может и не хочет. Да и любит ли он ее? Если бы любил, наверное, не позволил бы своей маме унижать ее. Лика задумалась.

– Никому я не нужна! Если я умру, никто особо и не огорчится. Мама с папой, конечно, немного поплачут, но у них есть другие свои дети. У папы с его Аленой два пацана. Лика очень любила этих мелких драчунов Мишку и Антошку. Ей стало грустно, что она не увидит больше никогда своих маленьких братишек. Папу она любила больше всех. Его всегда грустные черные глаза и мрачноватые, колкие шутки очень нравились Лике. Папа такой надежный и правильный. Жаль, что часто видеться с отцом не получалось. Папа очень огорчится, а вот мама… Мама была занята собой и своим будущим материнством. Ее красивый молодой муж терпеть не мог Лику. Решение отправить ее учиться в Москву стало облегчением для всех. Денег не пожалели. Сняли отдельную квартиру, щедро пополняли банковский счет. Главное, чтобы девочка ни в чем не нуждалась и не путалась под ногами. Лика высунулась из окна третьего этажа. Снизу был газончик с аккуратно подстриженной зеленой травкой и редкими чахлыми красными тюльпанами.

– Да… С такой высоты прыгать только дура будет, – с досадой подумала Лика. – Ноги переломаю и только! Лучше с крыши.

Она, как была, в белом махровом халате и меховых розовых тапочках вышла на лестничную площадку и пошла вверх по лестнице. Бесшумные механические шаги отчаявшейся девчонки по лестнице в никуда. Ступенька… Еще ступенька… Еще… Бесконечная дорога на шестнадцатый этаж, наконец, была закончена. Дверь на крышу никогда не закрывали. Там жильцы дома оборудовали зону отдыха. Стояли столики, пластиковые кресла, шезлонги. Много цветов и деревьев в горшках делали обычную бетонную крышу многоэтажки сказочным уголком тишины и спокойствия в этом шумном мегаполисе.

Лика, не понимая зачем, обошла по периметру всю крышу дома, затем подошла к высокой решетке ограждения. Внизу горели тысячи огней. Уличные фонари, зазывно мерцающие вывески и витрины, поредевший поток подмигивающих фарами автомобилей. Высота пьянит и завораживает, как и глубина. Лика долго смотрела на ночной город сквозь прутья решетки. Казалось, она взлетит, стоит перелезть через ограждение и сделать шаг в пустоту. Ее каким-то чудовищным магнитом тянуло вниз. Лика ловко перелезла через решетку и вот она уже стоит на краю. Еще шаг…

– Ну же! Решайся, Лика! Всем станет только лучше… – подумала Лика, стоя на самом краю крыши шестнадцатиэтажки.

– Нет! Девушка, не делайте этого! Ничто этого не стоит! – услышала Лика за спиной мужской голос.

Ее передернуло от этого незнакомого мужского голоса за спиной.

– Может это вернулся тот насильник? – в панике подумала Лика.

Она шарахнулась в сторону от голоса. Мужчина перелез следом. Он стоял на краю крыши перед заграждением за спиной Лики. Ей стало жутко. Казалось, все повторяется. Он сейчас схватит ее! Нет… Она больше не позволит так с собой поступить никому! Лика почувствовала мужскую руку на своем плече. Она резко ударила его локтем в грудь. Не ожидавший такой «благодарности» за попытку спасения неизвестной девушки мужчина потерял равновесие и, не успев понять, что произошло, камнем полетел вниз. Полет закончился для него быстро. О приземлении округу оповестил взорвавший тишину вой автомобильной сигнализации. Припаркованный под окнами серебристый Мерседес стал еще одной невинной жертвой этой безумной ночи.

Лика, как лунатик, внезапно проснувшийся над пропастью, испуганно озиралась вокруг. Она боялась смотреть вниз. Быстро перепрыгнув через решетку, она бегом слетела вниз по лестнице и захлопнула дверь своей квартиры.

– Боже мой! Что же я натворила!

Как испуганный зверек, Лика забилась в угол дивана, с головой спрятавшись под одеяло. Ее била крупная дрожь. Просидев так до утра, обессиленная Лика поудобнее устроилась на диване и крепко уснула. Она почти не слышала встревоживший ночной сон жителей ближайших домов вой сирен полиции и скорой. Лика тогда еще не знала, что с крыши в ту роковую ночь она столкнула ни в чем не повинного отца троих детей, тридцатипятилетнего Максима Викторовича Клюева. Утомленный несмолкаемым ревом четырехмесячного сына, он среди ночи вышел на крышу покурить. Курение его и погубило. Никто не мог понять, что вынудило покончить с собой успешного предпринимателя и счастливого отца семейства. С женой они жили дружно, бизнес держался на плаву, в криминальных разборках он тоже, вроде, не участвовал.