Страница 6 из 10
Потолок изображал звездное небо. О том, что это изображение Денис догадался только потому, что снаружи облака затянули небосвод. Пол выложенный из деревянных плашек, не был покрашен, но отполирован до зеркального блеска. Посреди зала, на четырех дубовых бревнах, сложенных срубом, стоял огромный серебряный таз, странной формы. Не сразу до мужчины дошло, что это гигантский, метров двух в диаметре, круглый щит. По краям щита шел странный и почему-то знакомый орнамент.
Сам щит почти до краев был наполнен кровью. Денис вздрогнул. Хотелось верить, что это кровь животного, но вопрос застрял в горле. Он понял, что зверюшки тут ни при чем. Мужчина подошел ближе. С «осенней» и противоположной «весенней» стороны, рядом с щитом лежали два низких валика для сидения.
– Готов к сказкам? – спросила Марена.
Денис обернулся и смущенно прикрыл глаза ладонью. Женщина каким-то образом успела снять с себя всю одежду. Впрочем, он успел заметить, что для своих лет, она выглядела очень неплохо. В голове каталось слово «зрелая».
– Вы на него посмотрите, – притворно возмутилась Марена – на меня стесняется смотреть, а пипиской своей передо мной машет.
– Ох, млять! – Денис только сейчас понял, что сам лишился одежды.
Когда-то Денис видел фильм про племя собирателей в Африке, где жители себя не утруждали одеждой. Было странно видеть, как люди ходят нагишом и это абсолютно нормально. Когда ему доводилось купаться нагишом с девчонками в бане или на природе, все равно оставалось какое-то стеснение, ощущение нарушения табу. Девочки старались вести себя естественно, но именно старались и это было заметно.
Марену нагота не стесняла, она чуть его дразнила, но двигалась так же естественно, как и в платье. Она уселась по-турецки со стороны осени и жестом пригласила спутника занять противоположный валик. Денис пожал плечами и уселся так же, как и она, втайне надеясь, что его причиндалы прикрывает край щита.
– И что дальше делать? – почему-то шепотом спросил Денис.
– Делай вот так, – Марена коснулась обеими руками щита, чтобы кончики пальцев погрузились в кровь – и слушай.
Дениса передернуло. Нет, у него не было особой боязни крови. Он еще не видел столяра, падающего в обморок от пореза, слишком грубая и травмоопасная профессия. Но коснуться чужой крови в каком-то странном и жутком ритуале он боялся.
Он посмотрел на Марену. Ведьма распустила волосы, густые и красивые, лишь едва тронутые сединой. Видел ее большую грудь, темные курчавые волосы на лобке. Мимолетно промелькнула мысль, что если он ее видит целиком, то и она его лицезрит без, так сказать, купюр. При этом никакого возбуждения он не чувствовал, хотя уже давно, пару лет, жил без постоянной партнерши, довольствуясь случайными связями.
Ведьма его не торопила, просто ждала, глядя с интересом и доброжелательностью. Денис вдруг почувствовал стыд за свой страх и резко окунул руки в кровь. Ничего не произошло. Судя по ощущениям это была просто вода, не слишком холодная и не горячая. Парень вытащил руку – ни следа крови. Даже влажного отблеска. И все же он не сомневался, что это была кровь. Денис пожал плечами и коснулся края щита, опуская пальцы в кровь и искренне надеясь на русский авось.
Если он ждал вступления от сказки, вроде «в некотором царстве-государстве…» или «жили-были…», то Марена начала иначе. Глаза ведьмы распахнулись, стали огромными, в них вмещалась боль и наслаждение, радость и горе, свет и тьма.
– Маленькая Тавифа видела, как огромный злобный мужик перерезал горло ее матери, как раз в тот момент, когда закончил ее насиловать. От этого девочка обмочилась и замолчала на три года…
Глава 5.
Сказка первая.
Тавифа.
Маленькая Тавифа видела, как огромный злобный мужик перерезал горло ее матери, как раз в тот момент, когда закончил ее насиловать. От этого девочка обмочилась и замолчала на три года. Абдул, так звали мужика, выволок ее из изрешеченного пулями дома, мимо мертвого отца и брата, после чего закинул в багажник ржавой машины.
Так Тавифа стала рабыней. Сначала воин аллаха не насиловал ее, девочки ценились дороже, если были нетронутыми. Но продать ее у него не получилось. Девочка была порченной шайтаном, как объяснил сам себе Абдул. Она все время ходила под себя, ничего не говорила и ничего не понимала. Даже намаз делать не могла. Да он бил ее и ставил на колени. Девочка вжималась в саджжаду и нечленораздельно вопила под ударами. Он приволок ее в Дейр-эз-Зор, где у него был дом. Когда-то он принадлежал одному нечестивому доктору-гинекологу, а сейчас проживало семейство Абдулы.
Нормальной цены за маленькую езидку никто не дал. Абдул хотел было пристрелить ненужную собственность, но его старшая жена, хитрая Халима, уговорила мужа оставить бестолковую девочку в доме. Конечно, пользы от нее было мало, но женщина знала каким возвращается Абдул после боев с неверными. Пусть он оставляет синяки и раздирает внутренности этой глупой кяфирке, а ее нежный зад останется в покое. Потом, когда она достаточно подрастет, чтобы забеременеть, Халима сама позаботится о том, чтобы дети у Абдула были только от нее и Захры, младшей жены.
Побоями от Тавифы добились только того, что она смогла исполнять работу ослицы – крутить ворот у колодца. Даже детям было неинтересно ее задирать. Они швыряли в нее камни, но та лишь скручивалась в клубок и визжала. Разум покинул девочку на пепелище ее дома.
Абдул приезжал домой раз или два в неделю. Вздыбленная борода и сверкающий взгляд, намекали женщинам на предстоящее. Халима отыскивала кяфирку и волокла ее к корыту для водопоя скотины. Там, вдвоем с Зухрой они быстро отмывали безумную девочку, не обращая внимания на ее вопли. Потом заводили ее в дом и намазывали благовониями. Когда святой воин пинком вышвыривал рабыню из комнаты, женщины переводили дух, а Тавифа забиралась в самый дальний уголок хлева, где зажимала промежность окровавленной ладошкой.
Женщины считали, что кяфирка долго не протянет. Абдул вообще не сдерживался с ней. Побои и разрывы, рано или поздно, должны были убить рабыню. Они даже сговорились с Зухрой купить еще одну малолетнюю рабыню, когда эта умрет. Конечно, можно было поговорить с мужем, попытаться его урезонить, вот только зачем? Халима искренне верила, что подобная судьба должна быть у всех, кто не принял святой веры. Для чего еще аллах допустил их существование, как не быть рабами и подстилками для праведников.
Тавифа выжила, если это можно назвать жизнью. За три года, она не произнесла ни одного слова. Пока однажды, когда Абдул довольный, сытый, удовлетворенный и обкурившийся гашишем, не решил дать ей подарок. Легкий, шелковый платок он содрал с тела мертвой армянки, когда в дозоре они поймали негодных кяфиров, что пытались сбежать с территории халифата. Мужчину они убили сразу, а с армянкой и ее пятилетним сыном позабавились. Так что после возвращения, Абдул был вполне расслаблен.
– Держи, глупая, – добродушно усмехнулся он в бороду и сунул подарок дурочке.
Обычно Тавифа реагировала на обращение к ней, только тем, что старалась забиться в какую-нибудь щель. На этот раз она подошла и взяла зеленую, легкую и чуть-чуть забрызганную кровью ткань. Никаких мыслей в ее глазах при этом не читалось. Все та же пустота и ужас. Но сегодня она разомкнула губы и сказала одно слово:
– Исхалюн, – после чего выхватила тряпицу и убежала в хлев.
– Дизентерия? – озадаченно повторил Абдул в воздух – Что бы это значило?
– Она безумная, мой господин, – Халима принесла мужу поднос с щербетом и чай – вот и говорит всякий бред.
– Не смей говорить без разрешения, женщина! – буркнул Абдул.
Халима испуганно замолчала. Когда муж уехал на войну, она взяла палку покрепче и отправилась в хлев бить наглую кяфирку. Еще не хватало, чтобы муж начал воспринимать эту гадину как наложницу или, от таких мыслей ей становилось холодно, сделал женой. Всегда все начинается с подарков, а заканчивается… Об этом Халима думать не хотела и срывала свой страх перед мужем и старостью, на вопящей девочке. Никаких членораздельных звуков от безумной она не услышала и, запыхавшись, бросила это занятие.