Лейб-хирург

Убираю руки от клавиатуры и задумываюсь. Итак, играть я умею, музыкальный слух есть. Проведем эксперимент и изобразим что-нибудь из известного в моем мире репертуара. Для начала что-то попроще.

Первая попытка не удалась — какой-то кошачий концерт. Анализирую результат. Похоже, действую неправильно. Пытаюсь играть сам, а нужно позволить это мышечной памяти донора. Самому просто вспомнить мелодию. Кладу пальцы на клавиши и закрываю глаза. Звук, второй, третий… Незаметно они сливаются в музыку — ту самую, знакомую по учебе в академии. А теперь — голос!

Под эту песенку мы маршировали на плацу военно-медицинской академии. Военный врач отличается от гражданского тем, что, помимо обучения профессии, его еще дрючат, как будущего офицера. А вы думали, откуда у меня выправка и умение ходить строевым шагом? На всю жизнь вбили! Тоже мышечная память…

— Кхм!

Голос за спиной. Перестаю петь и оборачиваюсь. Гостья зашла неслышно, ну, так я голосил как тетерев на току. Торопливо вскакиваю с круглого табурета.

— Ваше императорское величество!..

— Сидите, господин Довнар-Подляский! Или мне лучше звать вас Ивановым? Я не настолько безжалостна, чтобы заставлять вытягиваться во фрунт раненого. Тем более без мундира.

Кобра. Гюрза, черная мамба. Свела же судьба!

Императрица прошла к дивану и села, расправив складки на платье. Требовательно глянула на меня. Я подумал и присел на табурет.

— Нам нужно поговорить, господин Довнар-Подляский. Дочь рассказала мне вашу историю. Признаюсь, не верила. Но услышала вас… У нас так не поют. Какой-то разнузданный шансон. Что это?

— Строевая песня. Я маршировал под нее в период учебы в военно-медицинской академии.

— Где такая располагалась?

— В Петербурге. Этого города здесь нет, на его месте Котлин. Но он заштатный городок, а Петербург был столицей России.

— Почему Петербург?

— Назван в честь императора Петра I, который его основал.

— Дочь говорила, что история у вас пошла по другому пути. Спойте еще что-нибудь!

Необычная просьба, но выбирать не приходится. Что спеть этой грымзе? Что-нибудь лирическое? Не поймет. Так… Есть одна песня. Правда, в женском варианте, но переделать слова по ходу просто. Руки на клавиатуру, глаза закрыть…

И — по клавишам!

Не заметил, как увлекся и пою в полный голос. В свое время эта песня встряхнула меня — и не только. Все словно встрепенулись, осмотрелись, заглянули в пропасть, в которую скатились, и поняли, что ситуацию нужно исправлять. Даже то, что пела артистка в короткой юбочке, до этого бывшая образцом вульгарности на эстраде, впечатление не испортило. Наоборот, придало значимость незамысловатым словам. Если уж такая о Родине запела…

Замолкаю и смотрю на императрицу. Она торопливо осушает глаза платочком и прячет его в рукав платья. Смотрит на меня влажным взглядом.

— Что у вас было? Война, революция?

— И то и другое. Затем ложная идея, ставшая доктриной. Следование ей привело страну к кризису. Люди разочаровались в идеалах, верхи впали в паралич. Общество захотело перемен. В результате к власти пришли безответственные правители, могучая страна развалилась на части. А властителями дум стали деятели, продавшие честь и совесть за иностранную валюту.

— Те самые «новые князья»?

— Они. Но потом пелена с глаз спала. Тогда и начали петь песни, подобные этой. Страна стала оживать. Чем это кончилось, не знаю. Погиб при обстреле.

— Ольга говорила. Почему в Сирии?

— Стряхнув оцепенение, Россия заявила миру о своих интересах. В Сирии много лет шла гражданская война, спровоцированная нашими недругами. У российских границ появился рассадник бандитов. Их вооружали и натравливали на нас иностранные государства. Терпеть этого Россия не захотела. Заручившись просьбой законного правительства, вошла в Сирию и в короткое время навела порядок.

— Понятно. Поговорим о другом. Что у вас с Ольгой?

— Любовь.

— И только? Никакого расчета?

— Расчет есть.

— Вот как? — императрица довольно улыбнулась. — Не могли бы поделиться?

— Хочу сделать Россию передовой в мире в области медицины. Это в долгосрочном плане. В краткосрочном — ввести в практики новые методы лечения, которые спасут тысячи жизней.

— Например?

— Переливание крови. Многие раненые гибнут от ее потери. В моем мире переливание крови — рутинная процедура. Ввести ее можно быстро. Группы крови известны, осталось разработать экспресс-метод определения их в полевых условиях, научиться консервировать заготовленную от доноров кровь и обучить медицинский персонал. С поддержкой императорского двора это можно сделать менее чем за месяц, а то и раньше.

— С этим понятно. А чего хотите себе лично?

— В смысле?

— Чины, титулы, деньги, земли?

— Зачем?

— Вы вправду бессребреник или притворяетесь?

— Зачем мне титул, ваше императорское величество? Я, что, стану лучше оперировать? Как бы не наоборот. Земли… Когда мне ими заниматься? Я не агроном. Деньги… Вот они нужны. Медицина — дорогое удовольствие. Понадобятся немалые ассигнования, но они себя окупят. Выживший после ранения солдат вернется домой, будет работать, платить подати. А вот погибший — убыток для страны. Пропадут деньги, которое государство затратило на его обучение, семье понадобится платить пенсию.

— Я о ваших личных средствах.

— У меня жалованье. Не слишком большое, и я не отказался бы от прибавки. Но, если не будет, не пропаду. Хороший врач всегда заработает себе на хлеб с маслом.

— А жене?

— Ей тоже. Если она, конечно, умерит аппетит в смысле нарядов. Императрица рассмеялась. Она хохотала, вытирая слезы платочком. Затем умолкла и весело посмотрела на меня.

— Вы собрались содержать за свой кошт наследницу престола? Да вы знаете, сколько это стоит? Один двор — более миллиона рублей в год. И это он у Ольги небольшой.

— Двор пусть оплачивает государство. Я дармоедов не кормлю.

Императрица вновь рассмеялась.

— Все, Валериан Витольдович, молчите! — сказала, вытерев глаза. — Поразили вы меня. Ольга сказала, что вам сорок пять. Не могу поверить. Рассуждаете, как гимназист.

— Просто я далек от власти — там и здесь. Она меня не интересовала.

— Здесь вы в нее уже влезли, — жестко сказала императрица, — причем, грубо и заметно. Откровенно говоря, не знаю, как с вами быть. Но видеть женихом Ольги не хочу.

— Почему?

— Не могу отдать дочь за германского шпиона.

Ужалила, гюрза, выбрала момент…

— Шпионом был умерший Довнар-Подляский. Я же раскрыл разведывательную сеть немцев в Минске.

— Ольга рассказала. Кое-кто получил за это ордена и чины. Я с ними разберусь, но сейчас речь о вас. Стоит объявить вас женихом, как германцы предъявят миру написанное вами обязательство сотрудничать с ними. Представляете, что произойдет?

8

Слова Леонида Дербенева.