Страница 14 из 27
Манхеттенский шахматный клуб был разделен на четыре группы – по силе игры. Сильнейшей являлась изысканная группа «А», состоявшая из мастеров и опытных шахматистов; за ней по порядку – «А-резерв», включавшая в себя потенциально сильных игроков, далее группа «В», и, наконец, группа «С», состоявшая из шахматистов с невысоким рейтингом и просто слабых, многие из которых надеялись подняться выше по этой рейтинг-лестнице. В первые несколько недель своего членства Бобби входил в группу «С», но быстро доказал свое превосходство. Он поднялся в группу «В», где сыграл несколько турниров, но и здесь ему не понадобилось много времени, чтобы добиться победы и подняться в «А-резерв». Менее чем за год он стал сильнейшим и здесь.
Вскоре он стал посещать клуб ежедневно, оставаясь в нем с полудня до позднего вечера. Регина хотела, чтобы он отправился в летний лагерь, как это происходило раньше, но Бобби и слышать об этом не хотел. Для него Манхеттенский клуб стал нирваной, и хотя он еще не утвердился в цели – посвятить жизнь шахматам, но уже оценил вкус побед и не хотел отдаляться от игры. Бруклинский шахматный клуб давал ему возможность играть только по пятницам и иногда во вторник – итого, два вечера в неделю – и не более четырех часов «за раз». На Манхеттене он мог играть двенадцать часов в день и семь дней в неделю.
Игра не только занимала мысли Бобби, она смягчала его одиночество, и во время партии он ощущал жизнь полнее. Стояло лето, в школу ходить не нужно; он вставал поздно, уже после того, как мать и сестра уходили из дома, съедал в одиночестве завтрак в обеденное время и на метро отправлялся на Манхеттен в шахматный клуб. Регина всегда помнила о нем, приносила ему сэндвичи с печенкой, завернутые в фольгу, и пакет молока на обед, если Бобби, погруженный в свои партии, забывал о еде. Около полуночи каждый вечер она появлялась в клубе, откуда вытаскивала сына почти силком, чтобы на поезде вернуться в Бруклин.
Этим летом и в течение следующих нескольких лет у Бобби стали появляться шахматные друзья. Поначалу это были взрослые люди, но – или потому, что Бобби стал членом клуба, или из-за изменившейся клубной политики – обещающие игроки одного с Бобби возраста или чуть старше начали допускаться в клуб, и с ними у него стали налаживаться контакты. Многие останутся на всю жизнь его друзьями или «друзьями-соперниками». Уильям Ломбарди, который станет чемпионом мира среди юношей и войдет в гроссмейстерский пантеон, был на шесть лет старше Бобби и поначалу обыгрывал его нещадно. Он был очень упорным и острым на ум молодым человеком, обладавшим отличным позиционным пониманием. Бернард Цукерман – почти столь же упорный как Бобби в аналитической работе, особенно это касалось дебютов – родившийся на несколько недель позже Бобби, станет международным мастером. Аса Хоффманн, одного с Бобби года рождения (1943), сын двух юристов с Парк-авеню, станет мастером; он также преуспел в других настольных играх, таких, как Скрэбл и Бэкгаммон, и приобрел репутацию «денежного» игрока: в том смысле, что сила его игры возрастала пропорционально увеличению ставок. Джеки Бирс, человек невысокого роста с очаровательной улыбкой и бешеного темперамента, завоевал уважение Бобби, поскольку иногда не уступал ему в блице. Джеймс Гор, высокий рыжеволосый мальчик, консервативно одевавшийся даже в юном возрасте и принимавший покровительственный вид в отношении тех, кого он обыгрывал, оказал большое влияние на Бобби. Всех этих юных шахматистов Бобби превзойдет, но, отражая их смелую игру, он оттачивал свое собственное мастерство.
Бобби играл до сотни блиц-партий против друзей-соперников в день. По мере того, как мальчики взрослели и превращались в юношей, Бобби становился в известном смысле их лидером: если ему что-то было нужно, он это получал; куда бы он ни шел, друзья следовали за ним. «Еще одну», – произносил он в нетерпении, расставляя фигуры, и отказа не получал. Д-р Стюарт Маргулис, мастер, на несколько лет старше Бобби, рассказывал: «Я обожал играть с Бобби, просто обожал!» Играть против Бобби походило на чтение поэзии Роберта Фроста или длительный прием горячей ванны. По окончании игры вы чувствовали себя лучше. Быть может, вы узнавали что-то новое, или нужная для игры концентрация успокоила вас, даже если вы проиграли в большинстве партий. Игроки часто улыбались, сдаваясь Бобби, поскольку восхищались блеском его таланта.
Одним из первых гроссмейстеров, с которым встретился Бобби в клубе, был Николас Россолимо, чемпион США и некогда чемпион Франции. В день, когда они встретились, Россолимо сидел на диване, поедая рогалик с лососиной и сливочным сыром, так что разговаривал с Бобби маститый гроссмейстер с полным ртом. Ввиду этого обстоятельства – и сильного акцента Россолимо – Бобби не понял ни слова. Тем не менее, на мальчика произвело впечатление, что он находится рядом с чемпионом, который – надо же – удостаивает его беседы, хотя и нечленораздельной.
Уже через несколько месяцев после вступления в клуб Бобби, вместе с Ломбарди и Гором, стал доминировать в еженедельных турнирах по быстрым шахматам, когда на ход давалось по десять секунд. 80-летнему Харольду М. Филлипсу, мастеру и члену правления клуба, так нравился стиль Бобби, что он сравнивал его с Капабланкой, которого помнил хорошо с тех времен, когда 17-летний кубинец стал членом клуба в 1905 году.
Хотя жизнь Бобби теперь вращалась вокруг Манхеттена, подворачивались и другие «пешки», которые можно было взять. В 1955 году Нигро включил своего ученика в любительский чемпионат США, проводившийся в конце мая во время уик-энда на День поминовения. Игроки мастерского уровня участвовать в турнире не могли, и потому в нем было много не очень сильных и малоопытных игроков. Турнир проводился по швейцарской системе (при ней пары составляются из игроков, набравших одинаковое количество очков; победитель определяется по окончании обусловленного количества туров), каждый должен был сыграть шесть партий. Местом избрали курорт на озере Мохеган, расположенный к северу от Нью-Йорка, округ Уэстчестер.
Когда Нигро выруливал на машине из города, они повели свои обычные беседы – Бобби задавал вопросы о недавно прочитанной теории, спрашивал о силе и слабости ходов, которые он или его противник делали в партии в манхеттенском шахматном клубе. Но вскоре Бобби переключился на предстоящий турнир. Кто, по мнению Нигро, будет в нем участвовать? Какой силы ожидаются противники? Как, по его мнению, выступит Бобби?
Чувствуя за вопросами неуверенность, Нигро попытался успокоить мальчика и объяснил ему, насколько для него важно набираться соревновательного опыта. Бобби затих, кусая ногти и разглядывая пейзажи из окна автомобиля, свернувшего с хайвея на дорогу, прорезавшую поля в сторону озера, где располагался курорт.
Когда они прибыли на место, Нигро собирался уплатить вступительные 5 долларов, чтобы записать Бобби по праву члена шахматной федерации США, но Бобби занервничал и заявил, что играть не будет. Он сказал, что видел, как отдыхающие купаются в озере и катаются на лодках. Ему тоже хочется. А здесь еще имелся и теннисный корт! Нигро пытался вернуть его к тому, зачем они собственно приехали. Но Бобби ответил, что раз уж комната оплачена (только 3 доллара за ночь для любого желающего, плюс скидка для участников) и они собирались провести здесь весь уик-энд, то ему хочется заняться спортом.
Нигро понял, что Бобби просто боится, как ему казалось, неизбежного проигрыша. Он уговорил мальчика переменить решение и усадил его за доску. Бобби играл, но то ли из-за неуверенности, то ли из-за потерянного интереса, очков он набрал меньше половины возможных. Годы спустя Бобби вспоминал, что его сильно расстроил результат, и он близко к сердцу принял совет Нигро: «Ты не можешь выигрывать каждую партию. Просто всякий раз показывай лучшее из того, на что способен».