Страница 109 из 110
- Я здесь, - говорит он, повторяя это, словно мантру. – Я вернулся. Я не умер. Прости, что заставил плакать.
- Все нормально… я не плачу… - Я хочу вытереть слезы рукавом, но забываю, что я в майке. – Это… это правда ты? Ты…
- Тихо, тихо… - шепчет он, прижимая меня к себе. – Вот и встретились. После стольких лет…
- Но ты же умер! – снова прорывается сквозь меня. – Как ты выбрался? Ты был ранен! Ты не успел!
- Как видишь, вытащили и меня, - Даже сидя спиной, я чувствую его улыбку и понимаю, что пора бы уже прекратить распадаться на части каждый раз, когда он улыбается. – Несколько недель провалялся в коме. Перелом спины, травма шеи, да и головой хорошенько приложился… - Я наконец нахожу в себе силы посмотреть ему в глаза и замечаю следы от швов у него на голове. – Что ж, зато нога больше не болит.
- Очень смешно! – всхлипываю я. – И что… никто не знал?
Знали, догадываюсь я внезапно – догадываюсь раньше, чем он успевает ответить. Та записка в бейджике у Касси. «У него здесь дочь»… Наверняка писал Илай. Так что же получается, рыжая-бесстыжая все знала и молчала? Ох, вернется с дежурства – убью на месте! Если сама не скончаюсь раньше от разрыва сердца…
- Тебе холодно? – Николас замечает, что меня трясет, стягивает с себя пиджак и набрасывает мне его на плечи. Сквозь рубашку я вижу длинный изогнутый шрам на его плече. – Боже мой, какая ты… Дай рассмотреть…
Я послушно встаю, закутываясь в его пиджак, и чувствую, как теплая волна бежит по телу и как медленно утихает дрожь. Потом опускаю руки и отступаю на шаг. Однако Николас подъезжает чуть ближе, поднимает руки и медленно проводит ладонями от моих плеч до кончиков пальцев, отчего мне становится еще теплее. У него удивительно теплые ладони. И удивительно теплые глаза.
- Кольцо? – Усмехнувшись, он задерживает мою ладонь в своей. – Илай Морено, так? Я прав?
- Прав… - говорю я тихо.
Николас пару секунд смотрит на мою ладонь, подносит ее ближе к лицу, словно пытаясь рассмотреть камень в оправе кольца, а потом еле заметно прикасается губами к моей коже.
- У тебя обязательно будет счастье, - говорит он, пока я тону в подступивших слезах и еще в мурашках по коже. – Большое человеческое счастье… Ну, чего ты плачешь, а? Объясни по-человечески, поплачем вместе!
Я запрокидываю голову и улыбаюсь. Улыбаюсь сквозь слезы, сквозь все эти темные века и пять лет мучительного горя. Потому что я понимаю: мы наконец пришли к финалу, и финал этот оплачен нами сполна. И пусть случатся еще битвы и кровь, взрывы и потери, но мы оба будем жить. Мы оба – потому что мы это заслужили. И теперь я буду вспоминать это без боли. Не буду мучить себя за то, чего не сделала и не сказала. Потому что Николас – он вот, передо мной. Его никто не отберет. Нам дали шанс. Не знаю, за какие это заслуги, но дали шанс.
И я его не упущу.
- Не верю я, что ты умеешь плакать, - отвечаю я беспечно, как могу. – Дай мне руку. Я соскучилась.
- Я тоже.
Я беру его за руку и веду в сторону окна. До рассвета осталось еще полчаса, а дождь все никак не кончится. Окно без подоконника, до самого пола, и я сажусь на пол и смотрю Николасу в глаза. Мне так непривычно смотреть на него сверху вниз. А он сидит и улыбается. Глаза в глаза, улыбка в улыбку.
Я так скучала…
- Ты видишь это? – начинаю я. – Весь этот город… Николас, прошло пять лет! Как я жила здесь, думая, что тебя нет…
- Я знаю, - говорит он. – Это было сложно. Нужно было сначала убедиться, что я останусь в живых, нужно было привыкнуть жить по-новому… - Он смотрит на меня сквозь пелену дождя. – Тара, в тот самый день…
- Я не ответила, - перебиваю я. – Я знаю.
Я не ответила. Я не сказала, что прощаю его, что могу простить его предательство и ложь. Тогда я думала, что этого достаточно, но пять лет все расставили по своим местам. И теперь я сижу, переплетя руки на его коленях, и смотрю ему в глаза. Война еще не кончена. А белый флаг уже напоготове.
- Николас, послушай, - начинаю я очень тихо. Его пиджак приятно греет плечи. – Все то, что ты сделал мне... Все то, что я сделала тебе. Скажи, я ведь разбила тебе сердце…
- То, чего нет, вряд ли можно разбить, - произносит он, глядя в сторону. – А если даже и есть, я не уверен, что ты, прицелившись, разбила бы его. Не такое уж оно заметное… это сердце.
- Огромное, Николас, - возражаю я порывисто. – Оно у тебя огромное. И очень, очень сильное.
- Хотелось бы.
Мы смотрим друг на друга сквозь пелену дождя. Время снова рассыпается на части, но на этот раз его предостаточно. Предостаточно, чтобы все исправить… и несколько минут до рассвета, отданных на то, чтобы все объяснить.
- Николас…
- Ну что?
- Я тебя прощаю.
Вот так вот просто. Вот так легко я объяснила то, что за все эти годы так и не смогла объяснить себе. Пелена спадает, и последние выстрелы затихают где-то далеко за горизонтом. Николас берет меня за руку и кладет мою ладонь себе на щеку. Я чувствую капли влаги на своей коже.
- Три слова, - говорит он, улыбаясь. – Три слова, ради которых стоило умирать.