Два одиночества

========== Глава 1 ==========

Гермиона сделала вдох и открыла глаза. Она стояла на той же самой платформе 9¾. Спустя минуту она услышала, как сзади перешли барьер Рон, Гарри и Джинни.

- Как будто ничего и не изменилось, - удивленно сказал Рон, оглядывая платформу, ожидающий отправки «Хогвартс Экспресс», волнующихся первокурсников, их не менее озабоченных родителей и остальных учеников.

- Не говори глупостей, Рон, - тем самым, «гермионовским», как называл его Гарри, нравоучительным тоном проговорила девушка. – Ты знаешь, что изменилось многое.

- Да, Гермиона, но они не знают, - промолвил Гарри и указал на маленького мальчика, прощающегося с родителями.

- Мама, папа, я обязательно попаду на Гриффиндор! – кричал мальчишка.

Гермиона улыбнулась. «Славный мальчуган, - отметила она про себя. – Чем-то похож на Гарри, когда он только приехал в Хогвартс в первый раз».

Она вспомнила те славные спокойные времена. После битвы к ним было приковано слишком много внимания, и лишь стараниями Минервы МакГонагалл шумиха поутихла. Раньше Гарри не давали прохода журналисты из «Ежедневного пророка», теперь же он только иногда ловил восхищенные взгляды. Вся эта суета вокруг него смущала Гарри, но он ничего поделать не мог.

- Вы посмотрите, и Малфой здесь! Как он только смеет ехать в Хогвартс после всего произошедшего? Помните, как он побежал за мамочкой и папочкой? – зло прошипел Рон, кивая в толпу, где мелькнула знакомая белобрысая макушка.

- В газете писали, что Люциус в Азкабане, - вспомнила Джинни.

- Ну, еще бы! Как по мне, так я бы всю их семейку туда упрятал! – запальчиво сказал Уизли.

- Если бы не его мать, не знаю, чем бы закончилась та битва, - задумчиво произнес Гарри.

- Ладно, пойдемте в поезд, - сменила тему Гермиона, отвлекая друзей от неприятных воспоминаний.

Прошло более трех месяцев с той ужасной ночи. Конечно, душевные раны еще не зажили. Рон и Джинни потеряли брата (Гермиона спрашивала у Гарри, который гостил у Уизли этим летом, как справляется Джордж, на что парень только отвел глаза); Гарри мучался чувством вины, что все эти многочисленные потери произошли из-за него; а Гермиона с замирающим сердцем возвращала родителям память, боясь, что заклинание не сработает или сработает не полностью.

Все трое очень удивились, что им, как и Джинни, пришли письма из Хогвартса. Друзья, не раздумывая, решили поехать в школу: они не могли так просто проститься с Хогвартсом – слишком дорог он для них был. В этом году они окончат седьмой курс вчетвером, все вместе.

Ребята разместились в купе поезда: Рон и Гермиона и Гарри с Джинни напротив. Рон, случайно коснувшись руки подруги, смутился и покраснел. Гермиона лишь ему улыбнулась. Как долго они пытались разобраться в себе, понять свои чувства, и тот мимолетный поцелуй в Тайной Комнате расставил все на свои места. Они были просто друзьями. Гермиона полагала, что из их отношений ничего бы и не вышло. Она была счастлива, что они друзья, что нет никаких обязательств. К тому же Гарри успел ей шепнуть, что Рон все лето переписывался с Лавандой, и она тоже собиралась в Хогвартс в этом году.

Гермиона посмотрела вбок и усмехнулась: Рон достал толстую пачку писем от Лаванды и начал их перечитывать. Он видел ее в поезде, но она была в другом купе, забитом остальными гриффиндорцами. Затем она перевела взгляд на Гарри с Джинни. Они сидели в обнимку и о чем-то тихо перешептывались. Гермионе стало как-то одиноко и грустно. Она отвернулась и хотела посмотреть в противоположное окно, как вдруг увидела в проходе Малфоя.

Он стоял, облокотившись на поручень, и, нахмурившись, о чем-то напряженно думал. Его светлые волосы, всегда опрятные и ухоженные, были непривычно растрепаны, а обычно насмешливая улыбка никак не просматривалась на сосредоточенном лице.

«Все-таки он довольно хорош собой», - пронеслось в голове у Гермионы, с любопытством разглядывавшей врага. Все в Малфое выдавало аристократа: тонкие черты лица, еще более резко выделившиеся за лето, бледная кожа, крепкие руки с длинными пальцами, черный новенький костюм и ботинки. Гермиона отметила, что он изменился за эти три месяца, не только возмужал внешне, но и повзрослел внутренне. Не было насмешливого или язвительного взгляда серых глаз, не было обреченно-испуганного выражения лица, которое отразилось, когда ему пришлось переходить на сторону Волдеморта, и поза, в которой он стоял, была уверенной, решительной, а не вальяжной как раньше.

Драко совсем не замечал пристального взгляда Гермионы. Он с самого утра пребывал в своих мыслях. Для него за это лето произошло немало перемен. Но главное: отца забрали в Азкабан, теперь их с матерью ничто не потревожит. Впрочем, мать его как раз и беспокоила. Она стала слабой, бледнее, чем обычно, болезненно-белой, и невероятно задумчивой. Нарцисса могла часами смотреть в одну и ту же точку, а потом она резко вздрагивала, и в ее глазах отражался ужас. Драко очень трепетно и внимательно к ней относился и почти не отходил от нее. Он и сам вспоминал те ужасные пытки заклинанием Круцио, которым она подвергалась, пытаясь защитить сына. Именно поэтому ему приходилось соглашаться и выполнять все приказания Волдеморта. Ему было плевать на себя, на отца, но только не на мать. Он хотел защитить ее от боли и страданий. Но Темному Лорду было чуждо сочувствие, ему было плевать на тех, кто ему служил, он хотел только достигнуть своей цели – уничтожить Поттера. Раньше Драко винил во всем Гарри, думая, что если бы не этот Мальчик-который-выжил, его семья так бы не страдала. Но после того как Гарри спас его в Выручай-комнате, Драко осознал, как он был неправ. Он будто прозрел, увидев кровь и боль на лицах людей, увидев множество смертей. Он понял, как жестока была игра, устроенная Волдемортом. Как он ненавидел себя, когда ему пришлось пересекать пространство между учителями и учениками и Пожирателями Смерти, когда Лорд протянул ему руки. Ему был противен и тошен смех не желавших сдаваться гриффиндорцев, объятия Волдеморта, усмешки Беллатрисы. Но он, стиснув зубы, терпел этот позор, это унижение. Терпел ради матери, искренне беспокоящейся за него. Ради матери он был готов на все.

Драко содрогнулся и закрыл лицо руками. Он ненавидел этот поезд, Хогвартс, людей, весело смеявшихся вокруг него. Он поехал только по просьбе Нарциссы, которая желала, чтобы он завершил обучение в Хогвартсе. Драко предпочел бы остаться с ней дома, ведь она была так слаба в последние дни. И он бы не обиделся, если бы кто-то узнал это и глумливо назвал его «маменькиным сыночком»; он бы просто презрительно усмехнулся, так как он понимал разницу между зависимостью от материнской юбки и искренней любовью и заботой. Впрочем, с ним никто и не собирался разговаривать: на лицах почти всех учеников отражалось нескрываемое презрение к предателю, а слизеринцы были слишком глупы, чтобы понять, что теперь творилось в его душе.

Сейчас он чувствовал себя совершенно одиноким. И ему предстоит вытерпеть такой же одинокий и бессмысленный год. Драко горько вздохнул. Пожалуй, ему никогда не было так тяжело за все годы учебы, как в этот момент. Хотя бы раньше с ним рядом был Снейп, на которого можно было положиться, но теперь и его не стало. «Будь ты проклят, Волдеморт за то, что разрушил так много жизней!» - пронеслось в голове у Малфоя, и его глаза запылали от ярости и ненависти.

С такими невеселыми мыслями парень ехал до самого Хогвартса. Лишь когда вагон неожиданно качнулся и поезд остановился, Драко пришел в себя. Он удивленно моргнул и заметил, что они уже приехали. В проход высыпала куча народу, и Малфой стал поспешно пробираться к выходу. По пути он случайно задел кого-то плечом и, пребывая в той же задумчивости, бросил «извини» и, не оглядываясь, пошел дальше.

Гермиона, а это именно ее толкнул Драко, в изумлении смотрела ему вслед. Малфой извинился? Извинился перед ней? Презренной грязнокровкой? Этого просто не может быть. С ним явно что-то не так.

- Гермиона, ну ты идешь? – недовольно проворчал откуда-то сзади Рон, торопясь на платформу, чтобы увидеться со своей ненаглядной Лавандой.