Отдельное поручение
(Повесть)

Мальчик, проканителясь значительно дольше, чем это было необходимо, пристроил, наконец, чайник на углях и настороженно, снизу вверх, поглядел на участкового инспектора, уверенный в том, что дядя Валя-милиционер обязательно поинтересуется, чем, собственно, обязан такой неожиданной встрече с Андрюхой Хоровым здесь, в охотничьей избе посреди урмана, за сотни километров от школы. Цветков усмехнулся. Мальчик, решив, что усмешка не предвещает ничего хорошего, насторожился еще больше.

— Вуся вола! — поздоровался лейтенант, проходя, к нурам и кладя сперва фуражку, а затем устраиваясь сам.

— Здравствуй, дядя Валя, — неуверенно ответил мальчик, справедливо полагая, что вряд ли отделается от неприятного разговора. Уж не за ним ли, по просьбе директора интерната, и заехал участковый? Отвечать, однако, требовалось так, как подобает хозяину: — Еша хошмылтыла интам шаем кавырмал, яньси питлумын[4].

— Вуся! Вуся, Валентин Михайлович! — поздоровалась и жена Ивана Хорова — Наташа. — Вохалын лохыслан юхи, ал потлаит[5].

Но те входили уже сами. Первым протиснулся Пятаков, за ним, согнувшись в три погибели, длинный парень в энцефалитке; кряхтя, протолкался толстячок. Последней легко скользнула Ледзинская. Наташа удивленно и встревоженно посмотрела на нее. Не часто заглядывают в охотничьи избы русские женщины. Никто из вошедших, кроме Ледзинской (да Пятаков что-то буркнул себе под нос), не поздоровался, но мальчик говорил каждому, уже по-русски: «Садись ближе к огню, грейся». Эту же обычную в здешних местах фразу он сказал и толстячку, но взгляды, какими они — мальчик и толстячок — обменялись, насторожили Цветкова. Уж не Иван ли Хоров отдал меха толстячку, а мальчик был свидетелем? Здесь, в тайге, каждый знает: отдал меха на сторону — украл у государства. Ханты могут оставлять часть пушнины для себя — шить национальную одежду, но даже эту пушнину, оставляемую в личную собственность, продавать частным лицам запрещено: не нужны самому — продай в промхоз. Не замечалось раньше за Хоровым, но вдруг?.. Спирт хоть кого собьет с панталыку. Наташа не допустит, но, может, тогда скандал был?.. Во всяком случае, ясно, что мальчик и толстячок уже встречались.

Ледзинская между тем сняла пальто, свернув его так, что пистолет оказался внутри свертка, и Наташа вновь посмотрела на нее с удивлением, а мальчик с явным восхищением. Видя, что свернутое пальто Ледзинская держит под мышкой, инспектор успокоился. Нет, не продавал Хоров меха, вернулся он к своим мыслям. Иначе мальчик вряд ли восхитился бы при виде второго сотрудника милиции.

— Иди сюда, садись, — ласково сказала Наташа Ледзинской, поправив правой рукой шкуру на нурах рядом с собой; левой она продолжала качать онтуп. На мужчин Наташа внимания не обращала: хотят — пусть садятся, нет — стоят, ей все равно. Мужики не пропадут. — Очень замерзла?

— Нет, ничего, — ответила, улыбнувшись, Ледзинская и тоже удивленно посмотрела на хантыйскую женщину, хорошо, совсем без акцента говорившую по-русски, смуглую, в красивом национальном платье, с тремя серебряными колечками на безымянном пальце левой руки; вид у нее был немного усталый, как у всякой матери, кормящей грудью.

— Спасибо, — сказала Ледзинская, устраиваясь на шкуре и заглядывая в онтуп на перетянутого ремешками космонавта. — Мальчик?

— Девочка, — засмеялась Наташа.

— Как зовут?

— Оринька. А тебя?

— Ольга.

— Меня — Наталья. Вот и познакомились…

Они продолжали говорить о чем-то уже совсем тихо, так что за треском поленьев в чувале их голоса не были слышны сидевшим в другой стороне избы на нурах мужчинам.

— Отец-то где? — спросил у мальчика лейтенант.

— В зимнюю избу уехал. Оленей угнал. Потом за нами приедет.

— Рановато нынче в зимнюю перебираетесь.

— Отец говорит: зима рано придет. Белку скоро бить можно. Я… — собирался он рассказать, что тоже подготовился к охоте, и что ружье, висящее снаружи у входа, его, Андрюхино, управляющий отделением госпромхоза Сафонов подарил в июне, как двенадцать лет исполнилось; но вовремя вспомнил, что дядю Валю белка сейчас вряд ли особо заинтересует, — давно уже не охотовед, — ему гораздо интереснее будет спросить о школе. Впрочем, Цветков и будучи охотоведом школой всегда интересовался, и при объезде охотников забирал беглецов с собой в Ёган, не принимая никаких возражений. — Я отцу капканы привез, думал: быстро. Капканы нынче поздно в госпромхоз привезли. Хотел обратно ехать — отец говорит: шуга пойдет, опасно. Говорит: река встанет, дорога будет — отвезу на оленях. Спешил в школу, шибко спешил — нельзя ехать…

— Та-а-ак, — протянул лейтенант, зная, что Андрюха нарочно выехал попозже, чтобы потом, сославшись на распутицу, задержаться в тайге и поохотиться. Все эти Андрюхины хитрости шиты белыми нитками. В интернате, небось, отпросился на два дня, а то и вовсе не отпрашивался — удрал потихоньку, в Ёгане теперь новый директор — совсем молодой ленинградский парень, только после института, и у него не больно-то отпросишься. Цветков сразу нашел с ним общий язык, ему нравились такие строгие и обязательные в работе люди. А вот с управляющим госпромхоза, не знающим и не признающим ничего, кроме плана, придется поговорить. Вместо того, чтобы дарить мальчишкам ружья, поинтересовался бы лучше, как они учатся. Это легче всего: сунул ружье «потомственному охотнику» — и вся забота о подрастающем поколении. — Я-а-асно, — дал он понять Андрюхе, что не больно-то верит россказням, будто тот шибко спешил в школу. — Забрал бы сейчас с собой, да шлюпка перегружена…

— Отец сам привезет на оленях! — обрадовался Андрюха, решивший уже было, что участковый обязательно заберет его с собой. — Я, дядя Валя, всегда…

— Пойтэк нюхи кавырта![6] — громко приказала Наташа.

— Лукашл![7] — подхватился Андрюха, довольный тем, что его перебили и избавили от необходимости дальнейших объяснений с участковым. — Я быстро! — добавил он по-русски и скрылся за дверью.

Куропатку? Какую куропатку? Мяса у них нет — вот что, подумал лейтенант. А то какая же может быть куропатка, когда столько народу? Ханты — люди гостеприимные, все на стол поставят. А тут — куропатка. Только почему нет мяса? Свои олени… Оленей, правда, у Хорова мало, пусть не захотел бить на мясо. Но Хорову, если понадобится, беспрепятственно дадут бесплатную лицензию на лося. Что-то неясно.

— Хувы нюхи такла омыслыты?[8] — спросил он Наташу. Та смутилась, но инспектор глядел на нее в упор, и она поняла, что он повторит вопрос, если не получит вразумляющего ответа. Хорошо еще, что спросил не по-русски: Наташе не хотелось, чтоб об этом узнали посторонние — ханты не любят жаловаться. Есть — ставят на стол, нет — не объясняют почему и не извиняются за скудный обед. Помолчав немного, Наташа принялась за рассказ, медленно произнося длинные хантыйские слова, чтобы Цветков понял и не стал переспрашивать по-русски.

— Волэм, волэм, оша версэм, — заверил лейтенант, когда Наташа вопросительно посмотрела на него. — Еллы потыртэ[9].

Из рассказа ее выходило, что мяса им Иван оставил, когда уезжал позавчера, на неделю: сложил у порога и велел Андрюхе прибрать в лабаз. Андрюха вышел исполнить поручение, но увидел на той стороне болота куропаток, сорвал с венца ружье и побежал. Собак Иван Алексеевич кликнул с собой, но те, пробежав с километр, вернулись, сожрали мясо, а потом догнали хозяина. Так Андрюха, гоняясь за куропатками, убил трех, но проворонил мясо. С тех пор питаются куропатками. Последняя осталась.

— Халэвыт на веллум[10],— виновато пообещал вошедший под конец рассказа Андрюха. Положил ощипанную и выпотрошенную куропатку в деревянную миску и поставил на угли чувала небольшой котел с водой.

4

Грейся пока, сейчас чай вскипит, пить будем. (Здесь и далее хантыйский язык, казымская диалектная группа.)

5

Зови своих товарищей в дом, пусть не мерзнут.

6

Мясо куропатки вари!

7

Ладно!

8

Давно без мяса сидите?

9

Понимаю, понимаю… Продолжай рассказывать.

10

Завтра еще убью (добуду).