Страница 57 из 89
Народ был подогрет этими речами, и хотя искали консульства три известных патриция, избран был единственный консул – Гай Теренций. Тогда знать, убедившаяся, что соперники Теренция оказались недостаточно сильными, уговорила выставить свою кандидатуру Луция Эмилия Павла, который уже был консулом в 219 г. до Р. Х. На ближайшем народном собрании все прежние Варроновы соперники отступились, и не столько в товарищи, сколько в противники ему выбран был Луций Эмилий Павел. Затем состоялись выборы преторов. Кроме основных, дополнительно были выбраны еще два претора: Марк Клавдий Марцелл (уже избиравшийся консулом в 222 г. до Р.Х., когда он прославил себя победой над галлами) и Луций Постумий Альбин (дважды бывший консулом – в 234 и 229 гг. до Р.Х.).
13) Битва при Каннах
Готовясь к борьбе с Ганнибалом, римляне значительно увеличили набор. Численность только консульского войска была доведена до 87 тысяч человек (80 тысяч пехоты и 7 тысяч конницы).
Пока войско еще не ушло из города, консул Варрон часто созывал народ на сходки и произносил перед ним яростные речи: обвинял знать в том, что она пригласила неприятеля в Италию, говорил, что государству не стряхнуть войну со своей шеи, если полководцами будут Фабии, а он, Варрон, как увидит врага, так и закончит войну.
Консулы выступили из Рима в Апулию. Встреча с карфагенянами произошла возле городка Канны на берегу реки Авфид. Своей численностью армия Ганнибала почти вдвое уступала римской (40 тысяч пехоты и 10 тысяч конницы). Варрон полагал, что победа римлянам обеспечена. Он рвался в бой, однако осторожный и более опытный в военном деле Павел как мог сдерживал своего сотоварища. Ганнибала был прекрасно осведомлен об этих противоречиях и без колебаний готовился к битве. Численного превосходства римлян он не боялся. Ведь в предыдущих сражениях погибло много опытных воинов, и теперь римское войско почти на две трети состояло из новобранцев. Ганнибал надеялся, что ему удастся навязать сражение в месте, самой природой предназначенном для конных битв, и как мог старался раздразнить врага. Нумидийские всадники напали на римских водоносов и, преследуя их, доскакали до передовых постов, почти что до самых ворот лагеря. Римлян возмутило, что какой-то вспомогательный отряд пытается навести страх на их лагерь. И если они тут же не перешли реку и не вступили в бой то, потому лишь, что командование в тот день принадлежало Павлу (консулы руководили объединенной армией по очереди).
Однако, на следующий день, когда командование перешло к Варрону, тот, не посовещавшись с товарищем, подал сигнал к выступлению и перевел войско через реку. Павел шел с ним: он мог не одобрить решение второго консула, но не мог отказать ему в помощи. На правом фланге римского строя (он был ближе к реке) они расположили римскую конницу, а за ней – пехоту; крайними на левом фланге были конные отряды союзников, а за ними стояла их пехота, в середине строя примыкавшая к легионам. На передней линии консулы поставили копейщиков и других легковооруженных из вспомогательных войск. Консулы находились на флангах: Теренций на левом, Эмилий на правом, серединой строя командовал Гемин Сервилий, консул прошлого года.
Ганнибал на рассвете, выслав вперед балеарцев и других легковооруженных, перешел реку; переводя каждую часть, он тут же указывал ей место в строю: конных испанцев и галлов поставил он ближе к реке на левом фланге против римской конницы; нумидийских конников – на правом; в середине строя стояла пехота; по краям африканцы, а между ними испанцы и галлы. Последние были выдвинуты вперед; их строй, подобно очертаниям полумесяца, образовывал дугу, Левым крылом командовал Газдрубал, правым – Магарбал, центром – сам Ганнибал с братом Магоном.
Сражение завязали легковооруженные из вспомогательных войск, выбежавшие вперед, затем испанские и галльские конники, стоявшие на левом фланге, сшиблись с конниками римского правого фланга. Бились ожесточенно, но недолго – римских конников оттеснили, и они обратились в бегство. К концу конного боя в сражение вступила пехота, вначале, пока ряды испанцев и галлов не были расстроены, противники и силами, и духом были друг другу равны, наконец, римляне после многократных усилий потеснили врагов, наступая ровным плотным строем на выдвинутую вперед середину их строя, своего рода клин, который был недостаточно крепок, так как строй здесь был неглубок. Затем, тесня и преследуя побежавших в страхе врагов, римляне разорвали середину строя, ворвались в расположение неприятеля и, наконец, не встречая сопротивления, дошли до африканцев, которые были поставлены на отведенных назад флангах того самого выступа в середине строя, где были испанцы и галлы. Когда их потеснили, вражеская линия сначала выровнялась, а затем, прогибаясь, образовала посередине мешок, по краям которого и оказались африканцы. Когда римляне неосторожно туда бросились, африканцы двинулись с обеих сторон, окружая римлян. Тем временем Газдрубал, предоставив нумидийцам преследовать бегущую италийскую конницу, бросился на римскую пехоту с тыла, и битва была решена. Римляне, окруженные со всех сторон, держались некоторое время; но передние ряды их падали один за другим в отчаянной обороне, круг нападающих сжимался; и все эти римляне умерли геройской смертью.
Консул Павел, раненный в самом начале сражения камнем из пращи, в нескольких местах заставил солдат вновь и вновь идти в бой. Но все было бесполезно. Он пал вместе с другими, сраженный вражеским дротиком. Консул Варрон, напротив, благополучно избег смерти. С 50 всадниками он добрался до Венузии
По свидетельству Ливия, было убито 45 тысяч римских пехотинцев и 3 тысячи конников – граждан и союзников почти поровну. В числе убитых были 29 военных трибунов, несколько прежних консулов (среди них Гней Сервилий Гемин и Марк Минуций, бывший в предыдущем году начальником конницы, а несколько лет назад – консулом). Убито было 80 сенаторов и бывших должностных лиц, которые должны были быть включены в сенат. Взято в плен в этом сражении было 3 тысячи пехотинцев и 1500 всадников (вскоре к ним прибавилось еще несколько тысяч, захваченных после сдачи римских лагерей). Карфагеняне потеряли в этой битве только 8 тысяч человек (две трети из них были галлы).
Все, окружавшие победителя-Ганнибала, поздравляли его и советовали после такого сражения уделить остаток дня и следующую ночь отдыху для себя самого и усталых солдат; один только Магарбал, начальник конницы, считал, что мешкать так нельзя. «Пойми, – сказал он, – что это сражение значит: через пять дней ты будешь пировать на Капитолии. Следуй дальше, я с конницей поскачу вперед, пусть римляне узнают, что ты пришел, раньше, чем услышат, что ты идешь». Ганнибалу эта мысль показалась излишне заманчивой, но и чересчур великой, чтобы он сразу смог ее охватить умом. Он ответил, что хвалит рвение Магарбала, но чтобы взвесить все, нужно время. «Да, конечно, – сказал Магарбал, – не все дают боги одному человеку: побеждать, Ганнибал, ты умеешь, а воспользоваться победой не умеешь». Все уверены, пишет далее Ливий, что это однодневное промедление спасло Рим и всю Римскую державу.
14) Римляне после поражения
Среди бежавших в соседний с Каннами город Канузий было четыре военных трибуна: из первого легиона – Фабий Максим, чей отец в прошлом году был диктатором; из второго – Луций Публиций Бибул и Публий Корнелий Сципион (сын консула Публия Сципиона), из третьего – Аппий Клавдий Пульхр, бывший недавно эдилом; с общего согласия главное командование над остатками римского войска было вручено ему и Публию Сципиону, хотя последнему едва исполнилось 19 лет. Они в узком кругу совещались о положении дел, и там Публий Фурий Фил, сын бывшего консула, заявил: напрасно они еще на что-то надеются: положение государства отчаянное, плачевное; некоторые знатные юноши – главный у них Марк Цецилий Метелл, поглядывают на море, на корабли, намереваясь покинуть Италию и убежать к какому-нибудь царю. Этот новый – сверх стольких бед – жестокий удар, своей чудовищностью потряс присутствовавших. Все оцепенели, потом стали говорить, что нужно по этому поводу созвать совет, но юноша Сципион заявил, что в такой беде надо действовать, а не совещаться; пусть сейчас же вооружатся и идут с ним те, кто хочет спасти государство, ведь поистине вражеский лагерь там, где вынашивают такие замыслы. В сопровождении нескольких человек он отправился к Метеллу и застал у него собрание юношей, о которых и было донесено. Выхватив меч и размахивая им над головами совещавшихся, Сципион воскликнул: «По велению души моей я клянусь, что не брошу в беде государство народа римского и не потерплю, чтобы бросил его другой римский гражданин. Если я умышленно лгу, пусть Юпитер Всеблагой Величайший погубит злой гибелью меня, мой дом, мое семейство, мое состояние. Я требую, Марк Цецилий, чтобы ты и все, кто присутствует здесь, поклялись этой же клятвой; на того, кто не поклянется, подъят мой меч». Все, перепуганные не меньше, чем если бы видели перед собой победоносного Ганнибала, поклялись и сами себя отдали под стражу Сципиону.