Страница 9 из 11
К учебе на юридическом я подошел крайне осознанно. Запоем читал не только кодексы и разъяснения по вопросам судебной практики, но и всю профессиональную литературу, которую мог достать. С жадностью впитывал новые знания. Во многом помогал и опыт судебного пристава: вся теоретическая информация в голове органично сочеталась с реальной практикой. Все работы были написаны мной самостоятельно: рефераты, курсовые, диплом.
Год спустя произошла реорганизация, и я перешел в районное подразделение, занимавшееся взысканиями с юридических лиц и предпринимателей. Еще через год – во вновь созданное областное подразделение по особым исполнительным производствам, где сумма взыскания начиналась от десяти миллионов рублей. В 2002 году – огромные деньги. Понятно, что работа по таким делам была куда сложнее. Я же был в полном восторге: много драйва и энергии. Дела у меня подолгу не залеживались – закончил одно и сразу хватался за другое.
Мне было всего 24 года, когда я начал взыскивать задолженности с крупных стратегических предприятий. Это была колоссальная профессиональная школа. Конечно, сперва чувствовал себя не в своей тарелке, но быстро освоился. Первое, что я для себя решил, – научиться на равных говорить с людьми, за которыми стояли сотни, а то и тысячи сотрудников и большие производства. К тому времени я уже успел поработать со многими торговыми организациями и создать свою стратегию общения и тактику взаимодействия с должниками.
В нашей группе я был белой вороной. Из-за моего метода работы с должниками – стремления найти компромисс. Не скрою, многие коллеги считали это проявлением мягкотелости. А кто-то и вовсе шептался за спиной: «Руднев служит и вашим, и нашим». Вариант своего среди чужих, чужого среди своих. Однако дело было в другом. Те, кто хоть раз владел красной корочкой, выданной государством, поймут: она мгновенно дает ощущение власти. Может быть, и небольшой, но власти. И не поддаться этому соблазну трудно. Я не раз видел, как мои другие приставы открыто «прессовали» должников. Зачастую упиваясь иллюзорным могуществом: «Ты виноват, а я – тот, кто тебя накажет!» Это могло сойти с физическими лицами, и без того придавленными тяжелой ситуацией. Но в крупных компаниях мои коллеги почти всегда натыкались на ощетинившуюся когорту юристов. И начинался затяжной бюрократический пинг-понг с должником. Иногда безрезультатный. Но для руководства при этом создавалась видимость непростой и кипучей деятельности.
Мне же эта демонстрация силы всегда казалась лишенной смысла. Ведь требуемый результат не достигался. Еще в школьные годы, играя в футбол то со сверстниками, то с ребятами постарше, я учился гибкости. Своего рода экзамен на нее я сдал, живя в семье тети в Усинске. И это умение вовремя реагировать и подстраиваться под обстоятельства пригодилось мне на службе. Да, удостоверение пристава всегда было при мне, в нагрудном кармане. Оно без лишних демонстраций помогало вести на равных разговор с руководителями крупных предприятий. Я олицетворял закон. Значит, обязан был действовать только в его рамках и настаивать на его соблюдении. Да, у меня есть служебный долг и судебное предписание на исполнение. Но должного результата я мог достигнуть лишь с теми, кто был готов сотрудничать и не видел во мне угрозы. А значит, стоит проявить определенную гибкость и понять положение визави. Только так мне начнут доверять, и мы будем совместно искать компромисс. Таким образом, я без лишних тяжб и проволочек смогу взыскать все имеющиеся долги. Именно такой подход к людям в будущем позволил найти и привлечь первых клиентов моей компании.
Но тогда я еще служил судебным приставом. Когда одно большое предприятие должно было другому, я приходил и описывал задолженность, чтобы деньги перечислялись непосредственно в пользу нашей службы. Сам же выставлял на торги арестованную «дебиторку». Хорошее понимание всех этапов этой процедуры помогло мне в бизнесе. Впоследствии я даже открыл коллекторское агентство и делал на нем приличные деньги. Тогда одним из крупнейших должников в моем перечне был тольяттинский «Автозаводстрой». Огромная территория, сотни единиц машин и оборудования, более тысячи сотрудников. На первых переговорах с гендиректором я был спокоен: не юлил, не заискивал, не угрожал. Понимал, что за ним стоит крупный завод, но и за мной – большая государственная структура. Мы были на равных. И это дало результат.
– Необходимо оплатить все долги в ближайшее время, – безапелляционно заявил я ему.
– Я бы с удовольствием, но у меня сейчас заблокированы все счета налоговой инспекцией. Если ты поможешь мне их разблокировать, то я без проблем рассчитаюсь, – ответил мне он.
Мне же нужен был результат. Тем более что директор готов к сотрудничеству, но связан по рукам и ногам внешними обстоятельствами. И мы могли помочь друг другу. Сегодня это одно из моих основополагающих убеждений.
Если в твоих силах – помоги. Просто потому, что способен на это. Любое сделанное добро никогда не остается безрезультатным.
К тому же позволит расширить круг друзей и деловых партнеров.
У меня был знакомый, который работал в налоговой инспекции главным юристом. Мы часто пересекались по делам судебных приставов. И в этот раз он не отказал мне в помощи. В течение полугода нам удалось оспорить все требования налоговой и разблокировать счета завода, и это позволило оплатить большую часть задолженности по другим исполнительным производствам. Кроме того, что за честно сделанную работу полагалось вознаграждение, у меня еще сложились теплые отношения с генеральным директором «Автозаводстроя». Позже, когда я ушел из приставов, предприятие стало одним из тех клиентов, с кем я начинал частную практику, помогая с налоговыми проверками.
Этот пример был не исключением, а скорее правилом. За время работы в службе судебных приставов я успел наладить множество деловых контактов. Однако если у вас закралась мысль, что к кому-то я был более лоялен, то вы ошибаетесь. Я и дальше арестовывал их денежные средства, движимое и недвижимое имущество, если на то были причины. Но у нас уже были определенные договоренности. К примеру, я всегда старался действовать таким образом, чтобы не парализовать работу предприятия и чтобы оно в итоге не впало в кризис.
Благодаря таким методам моя группа показывала самую высокую результативность, и мне платили самый большой исполнительский сбор. Я был так увлечен своей работой, что не сразу заметил изменения в обстановке. К худшему для меня. У нашей группы появился руководитель. Довольно скоро он пояснил, какая теперь будет «политика партии». А я привык работать независимо и не мог переформатироваться. В отличие от своих коллег. Никто не оспаривал новые правила – «группировка» была сформирована. И теперь мне стали заметны многочисленные коррупционные моменты. Я пытался работать автономно так долго, как только мог. Но в один день меня вызвал человек из команды заместителя главного судебного пристава:
– Знаешь, Илья, ты – способный парень. У тебя очень хорошие показатели. И весьма перспективная карьера в том случае, если будешь делать, как мы скажем.
– У меня есть личное мнение, – ответил я.
– Ладно, но мы тебя предупредили, – недвусмысленно дали мне понять, что проблемы не за горами.
– Знаете, если со мной что-то произойдет, обо всех ваших схемах узнает главный судебный пристав!
Это высказывание очень не понравилось моему собеседнику. В любой госслужбе есть свои кланы. В то время расклад сил был таким: к нам не так давно пришел новый главный судебный пристав по Самарской области со своей командой, но заместитель главного судебного пристава и его команда входили в совсем другой клан. Эти кланы серьезно конкурировали между собой. Я же не входил ни в одну из этих групп и был независим. Тогда я успокаивал себя тем, что с работой справляюсь, в сомнительных делах не участвую. Что может пойти не так?
В мае 2003 года я взял больничный и уехал с семьей на выходные. Ненадолго, буквально на неделю. Но как только вышел с больничного, был сразу вызван к главному судебному приставу. Как я понимал, он не был в курсе реально существовавших коррупционных моментов в нашей структуре. Однако мне он сообщил следующее: