Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 13



Хватит обманывать себя, тридцать семь – это почти сорок, и все отпущенное ей когда-то она уже почти растранжирила. От красоты с каждым днем остается все меньше и меньше, ум, правда, остался. И еще пришла мудрость.

Она уже давно не наивная дурочка – младший репортер с новомодной прической, она многое пережила и многое поняла. Ее ум по-прежнему остер, он впитывает окружающее, как губка, и перемалывает полученную информацию с методичностью водяной мельницы. Она знает о жизни больше, чем многие из успешных мужчин, она понимает этот мир безошибочным чутьем многое пережившей женщины.

Но зачем это домохозяйке? Кому все это надо?

Надо сказать, что наша героиня и впрямь почти не ошиблась в своих прогнозах. Она действительно осталась одна – дети выросли, а муж через несколько лет скоропостижно скончался. Все оставшиеся годы – а ей был отпущен долгий век – она прожила вдовой. И действительно так и не съехала никогда из неказистой квартирки в спальном районе с видом на парк. Правда, ей повезло с работой – она все-таки устроилась редактором в издательство, где и проработала на одном месте 25 лет, до самой пенсии.

Но этой житейской рутиной ее жизнь больше не ограничивалась.

И в тот зимний день 1944 года она неожиданно вспомнила, как однажды дочь заболела воспалением легких, лежала в постели, а она сидела рядом и рассказывала ей сказку. Вот наша почтенная домохозяйка и решила, пока лежит со сломанной ногой, записать ее.

Сказку эту, правда, в издательстве отвергли: «Слишком странная у вас история получилась». Тогда наша героиня, рассердившись, приняла участие в конкурсе на лучшую книгу для девочек, объявленном тогда еще малоизвестным издательством «Рабен и Шёгрен», и получила вторую премию за повесть «Бритт-Мари изливает душу».

После этого в 1945 году издали и ту, первую ее книгу. Это событие навсегда разделило ее жизнь на «до» и «после». Потому что книжка называлась «Пеппи Длинный-чулок», и с нее и началась всемирная слава женщины по имени Астрид Анна Эмилия Эрикссон.

По мужу – Линдгрен.

Астрид Линдгрен.

Наверное, самый великий детский писатель, которого дал миру двадцатый век.

Человек, который начал войну

Знаете ли вы Януария Алоизия? Нет, вы не знаете Януария Алоизия. Более чем уверен.

Тут сегодняшних-то властителей дум и инженеров душ прочесть некогда, а я про Януария Алоизия.

Знакомьтесь, Януарий Алоизий Мак-Гахан.

Классик мировой журналистики, американец, корреспондент Нью-Йорк Геральд и Дэйли Ньюс. Один из первых журналистов, кто сделал интервью полноценным жанром. Прототип как минимум двух персонажей в акунинском «Турецком гамбите» – этот человек был столь широк, что в одного персонажа не вмещался и пришлось разделить его между «французом» Д'Эвре, и британцем Маклафлином.



Но вообще то жизнь Мак-Гахана кроет любой авантюрный роман. Остался сиротой в 7 лет, работал батраком на фермах, служил продавцом, учителем и бухгалтером, перебрался в Европу учиться праву. Юристом не стал, стал журналистом. Его репортажи с франко-прусской войны перепечатывали во всем мире. Именно он первым сообщил о восстании Парижской коммуны, именно его арестовывали доведенные статьями до бешенства французские власти. Посол США его вытащил, и зверски талантливого и столь же безбашенного журналиста отправили от греха подальше – в Россию.

Здесь он быстро выучил русский (у него вообще были невероятные способности к языкам), женился на русской (Варвара Николаевна Елагина, прошу любить и жаловать). Прослышав о войне с Хивинским ханством, втихаря пробрался в закрытый для иностранцев Туркестан, нанимает лошадей, пересекает пустыню Кызылкум, и появляется под стенами Хивы как раз накануне капитуляции. Офицеры смотрели на него как на приведение – по этому маршруту и большими караванами-то ходить опасались, туркмены были ба-а-альшие мастера грабежа.

Потом он вышивал в Испании, на Третьей карлистской войне, потом искал во льдах Северо-Западный проход с экспедицией Янга и чуть не погиб на той паровой яхте «Пандора». Впрочем, «чуть не погиб» – это рефрен его жизни.

А потом… Потом было главное дело его жизни. Именно он, по сути, спровоцировал русско-турецкую войну 1877-78 годов. Именно его статьи о зверствах турок в Болгарии в 1876 году вызвали едва ли не народные волнения в Европе. И этот общественный резонанс и вынудил британское правительство отказаться от поддержки Османской империи. Что развязало России руки и вслед за массой добровольцев пошли уже войска.

Естественно, прошел всю русско-турецкую войну, первым сообщил об окончательном поражении турок, был одним из немногих журналистов, кого великий и ужасный Игнатьев пустил на подписание Сан-Стефанского мирного договора. Сидючи в Стамбуле, уже собирал вещи чтобы ехать в Берлин, на конгресс, но заразился брюшным тифом и через несколько дней умер. Сгорел как свечка.

Ему было 33 года.

В болгарском городе Елена ему поставили памятник.

Ниже вашему вниманию предлагается половинка его статьи «Андрей Александрович. Иван Иванов» (длинную вы все равно читать не будете, а тут и коротко, и по делу). Это из репортажей времен Хивинского похода.

Почитайте, не пожалеете. Во-первых, оцените как написано (полтора столетия назад!), а во-вторых… Маг-Гахан не только был одним из немногих иностранцев, который нас не боялся и не пугал нами своего читателя, но и, кажется, понял нас едва ли не лучше, чем мы сами себя понимаем. Как раз тот редкий случай, когда со стороны оказалось виднее.

_____________________

… Иван Иванов состоит рядовым в полку Андрея Александровича.

Родился Иван Иванов крепостным Андрея Алексанровича и ничем не походит на этого молодого барича. Но чтобы верно оценить нрав Ивана Иванова необходимо иметь некоторое понятие и об отце его, Иване Михайлове. Иван Михайлов крестьянин, и целые поколения его предков были крепостными предков Андрея Александровича. В жизнь свою не видал он ничего кроме тяжелой работы и самой плохой пищи. До освобождения крестьян приходилось ему работать четыре дня из семи на барина, на своих харчах, поставляя своих лошадей и орудия; на содержание же себя с семейством предоставлялось ему работать в остальные три дня.

Если принять во внимание что целых шесть месяцев в году в России и работать невозможно, благодаря климату, то понятное дело что жизнь на долю Ивана выпала не красная. Проработав, бывало, целый день на помещика, он еще половину ночи работает на себя и всю жизнь свою проводит на пустых щах с похлебкой да на черном хлебе. Жилище его состоит из одной избы в которой теснятся все члены семьи – старые старики и малые ребята. Женатые сыновья его с женами и детьми живут с ним же, в той же избе, в той же комнате. Нельзя и ожидать чтобы при подобных обстоятельствах Иван Михайлов мог отличаться особенною утонченностью нравов, образованием и просвещенным образом мыслей. Он, напротив того, отличается именно отсутствием всех этих качеств. Неразвит и суеверен он до крайности; но найдутся в нем и хорошие черты. По природе он не жесток и не безчеловечен, нет в нем никаких унизительных пороков. Слабая сторона у Ивана Михайлова та же что и у Наполеона I. Это фатализм. Действует он однако на Ивана Михайлова совершенно другим образом, не только не наделяя его безумною отвагой и решимостью на всякий риск, а напротив того, развивая в нем какую-то безнадежность. У Ивана Михайлова нет восторженной веры в свою звезду. Он даже и не знает что у него есть звезда, а если и знает, то считает ее злополучною и обманчивою звездой, на которую не только нельзя полагаться, а скорее приходится ее избегать и проклинать.

Изба ли его загорится – Господня на то воля, и он оставляет ее догорать до тла. Грех противиться Божьему суду. Заболеет он – лечиться не станет по той же причина. Самому ли ему придется сплоховать, присвоить себе чужое добро или деньги – опять-таки не его в том вина, и он твердо стоит на том что его лукавый попутал, а сам он в деле том неповинен.