Страница 20 из 23
70. Капитель колонны из церкви Сен-Пьер в Шовиньи (Франция), начало XII в.
«Грифон» с человеческой головой и человеческой ладонью на конце хвоста. Его тело спроецировано на две плоскости капители, так что кажется, будто перед нами два зверя, увенчанных одной головой.
Если так, то хочется выяснить, что за конфликты: между клиром и миром, между епископами и монахами, между старыми монашескими орденами, как бенедиктинцы, и новыми нищенствующими братствами, – могли скрываться за этими образами. Почему, скажем, в одной Псалтири большинство гибридов одето в рясы доминиканцев и францисканцев, а монструозных епископов и священников почти не встретишь – не потому ли, что заказчик рукописи был связан с белым духовенством, а оно зачастую не жаловало последователей свв. Франциска и Доминика? Те переманивали у приходских церквей паству с ее пожертвованиями, заполонили университеты, взяли на себя функции инквизиторов и вообще вошли в слишком большую силу. Или, скажем, в рукописях XIV в. гибриды в папских тиарах могли быть отголосками жестокой вражды между светскими государями и понтификами: французским королем Филиппом IV Красивым (1285–1314) и папой Бонифацием VIII (1294–1303), императором Людовиком IV Баварским (1328–1347) и папой Иоанном XXII (1316–1334). Однако такие попытки привязать маргиналии к актуальной повестке дня чаще всего остаются догадками. Во многих манускриптах иллюминаторы не щадят ни клириков, ни рыцарей, ни белое духовенство, ни черное, а о том, кто – заказчик, мастер, какие-то «консультанты»? – придумывал, какими гибридами расцветить поля, мы, увы, почти ничего не знаем.
71. Роман о Фовеле. Париж (Франция), 1316 г.
Paris. Bibliothèque nationale de France. Ms. 146. Fol. 2v
Адам и Ева после грехопадения
Изображения епископов с драконьими хвостами или монахинь с хищными лапами вполне могли высмеивать клириков. Однако в мире маргиналий гибридизации подвластны все – даже святые (72), а порой и сам Христос (73), и тут заподозрить пародию уже гораздо труднее. Откроем одну итальянскую Библию, созданную в середине XIII в. (74) На иллюстрации к 97-му псалму («Воспойте Господу новую песнь…») две группы нищенствующих братьев, доминиканцы и францисканцы, поют псалмы. Поскольку эта рукопись была создана для последователей св. Доминика, Христос развернут именно к ним. На многих листах по нижнему полю изображены библейские сценки, вписанные, словно в раму, в растительные завитки. Кое-где в них вплетаются тела драконов и других фантастических существ. Здесь же из побега вырастает фигура Спасителя – его синий гиматий (плащ, накинутый поверх белой туники) незаметно переходит в стебель. Все в этой сцене предельно чинно, и ничто: ни жесты Христа, ни вид певчих – не говорит о том, чтобы кто-то стремился высмеять богослужение или тем более самого Спасителя. Попадая в пространство маргиналий, персонажи (не исключая Богочеловека) начинали играть по его правилам и порой вплетались в декор. Никому бы не пришло в голову изобразить «растительного» Христа в апсиде над алтарем – это была бы невидаль, близкая к святотатству. Среди маргиналий – другое дело. Каждое изображение живет по своим законам.
72. Маастрихтский Часослов. Льеж (Бельгия), первая четверть XIV в. London. British Library. Ms. Stowe 17. Fol. 59v
Святой гибрид. Напротив строк из гимна Benedicite: «Благословите, духи и души праведных, Господа, пойте и превозносите его во веки. Благословите, праведные и смиренные сердцем…» – изображен юноша-гибрид с золотым нимбом. Этот текст заимствован из ветхозаветной Книги пророка Даниила. Там описывается, как по приказу вавилонского царя Навуходоносора трех еврейских юношей, не желавших поклониться идолу, бросили в огненную печь, но они были спасены ангелом. Так что, возможно, юный гибрид как раз символизирует одного из (несостоявшихся) дохристианских мучеников.
73. Евангелиарий. Бургундия (Франция), вторая половина XIII – начало XIV в. Sens. Bibliothèque municipale. Ms. 5. Fol. 134r
Христос-гибрид с телом дракона, вырастающим из декоративного побега-рамки, смотрит на первые строки 22-й главы Евангелия от Луки. В них рассказывается о предательстве Иуды: «Приближался праздник опресноков, называемый Пасхою, и искали первосвященники и книжники, как бы погубить его, потому что боялись народа. Вошел же Сатана в Иуду, прозванного Искариотом, одного из числа двенадцати, и он пошел, и говорил с первосвященниками и начальниками, как его предать им».
74. Библия. Болонья (Италия), ок. 1250–1262 гг. Los Angeles. The J. Paul Getty Museum. Ms. 107. Fol. 224r
Христос, вырастающий из растительного побега, руководит хором певчих или внимает адресованным ему славословиям.
В когтях у орнамента
Часто, дабы что-то увидеть, нужно знать не только куда смотреть, но и как. В Средневековье граница между «чистым» декором и образами, в которых вкладывали какое-то послание, проходила по изломанной (и не всегда уловимой) траектории. Это хорошо видно на примере звериных буквиц.
В инициале, созданном сиенским мастером Джованни ди Паоло ок. 1440 г., коленопреклоненный царь Давид молится Богу, явившемуся ему в вышине. Правда, между ними втискивается лапа дракона, да так, что царь почти упирается в нее лбом. Гигантская бестия, выгнувшись, объяла собой и небеса с Богом, и землю с Давидом (75). На самом деле, дракон – это просто буква «А», которая открывала текст. Если этого не знать, можно подумать, что перед нами какой-то редкий сюжет, где дьявол мешает молитве или бросает вызов Всевышнему. Драконово тело всего лишь служит «рамой» для развертывающейся внутри сцены. Ни царь Давид, устремивший взор ввысь, ни Бог, обращающийся к Давиду, не замечают чудовища, которое видят только читатели. Библейский сюжет и звериное тело буквы словно существуют в разных измерениях. Но так бывает далеко не всегда.
Дракон, изображенный Джованни ди Паоло, – далекий потомок «хищных» инициалов, какими с раннего Средневековья украшали рукописи в английских и ирландских, а позже во французских или немецких монастырях. Во множестве манускриптов – особенно тут был изобретателен XII в. – очертания букв сплетаются из цветных полос, стеблей растений и тел животных, которые закручиваются в спирали и перетекают друг в друга. Лента превращается в цветущий побег, побег переходит в хвост змея, а змей, извиваясь, врастает в геометрическое плетение. Узоры опутывают фигуры людей и зверей, а порой прорастают сквозь их тела – инициалы полны агрессии и пульсируют плотоядной жизнью. Львы, змеи или драконы пожирают друг друга, разнообразную дичь или человека; человек побеждает и попирает хищников или, наоборот, становится их добычей (76). Порой вся буква оказывается сложена из сплетенных или вцепившихся друг в друга человеческих или звериных тел.
Что эти бесконечные сцены борьбы и пожирания делают на страницах Библий, сочинений Отцов Церкви или житий святых? Когда в инициале нет никаких узнаваемых персонажей (Христа, ангелов, святых, демонов), а хищные звери или рептилии атакуют безымянные человеческие фигуры, ответить на этот вопрос непросто, а то и вовсе невозможно. Пытаясь нащупать связь между сюжетами инициалов и текстами, которые они открывали, историки чаще всего строят песочные замки гипотез. Самая убедительная из них состоит в том, что насилие внутри букв могло символизировать судьбу человека в путах собственной грешной природы и враждебность природных стихий, перед которыми человек столь слаб; его сражение с дикими зверями: реальными хищниками и дьяволом – духовным зверем. Недаром в стольких буквах нагая фигура (душа?) прорывается сквозь дебри орнамента или вступает в схватку с драконами.