Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 15



Немного взволнованно Лана проговорила, осторожно подбирая слова:

— Катюха, мне срочно нужно тебе кое-что рассказать…

========== Это только начало ==========

После того, как Лана рассказала о незнакомце подруге, с которой они вместе снимали квартиру, на душе полегчало, а ощущение сумасшествия стало еще сильнее: рассказ казался смешным, надуманным, нереальным. Девушка аж сама засомневалась, было ли это все с ней на самом деле, но что-то внутри подсказывало: было. И будет еще.

Проводив нарядную подругу, Лана взяла книжку и опустилась в кресло, на всякий случай закрыв дверь так, чтобы Катя смогла открыть ее снаружи, если вдруг сама она уснет. Сейчас у нее в руках красовалась третья часть фэнтезийной трилогии о Сумеречных охотниках «Адские механизмы» Кассандры Клэр. Об ангелах и демонах — как раз то, что нужно. Иногда Лана тихо посмеивалась над выдумками писательницы, забавляясь ее предположениями и догадками, но в целом ей очень нравилась эта грустная история, наполненная любовью, крепкой дружбой и неимоверными страданиями. Она надеялась, что все закончится хорошо, хотя пока не видела такого исхода, чтобы счастливыми остались все. Погрузившись в чтение с головой, девушка будто исчезла на время из этого мира, скользя уставшим взглядом по строчкам.

Проснувшись от стука упавшей книги, выскользнувшей у нее из рук, Лана открыла глаза, оглядывая темную комнату. Свет не горел. В квартире было тихо: Катя еще не вернулась. Встряхнув головой, девушка наклонилась за книгой, как вдруг ее вновь поглотило ощущение чьего-то присутствия, а на книгу, лежащую на полу, упала тень. Тень, отчетливо виднеющаяся в и так темной комнате, в которой не горит свет.

Губы моментально пересохли, а в складочке между грудей чуть защекотало от пробежавшей капельки пота, однако Лана не обратила на это ни малейшего внимания. Облизнув губы, она медленно поднялась, ожидая худшего. Прямо перед ней, чуть расставив ноги и склонив голову на бок, стоял тот самый молодой человек. Руки его были спрятаны за спину, на гладкой коже между бровями залегли глубокие морщины, от того, что незнакомец хмурился, а ледяной взгляд черных глаз, казалось, прожигал насквозь. Лицо его обрамляли крупные черные локоны, бросая тени, мешая его как следует рассмотреть. От страха Лана замерла на месте, не в силах оторвать от него взгляда, быстро бегая глазами по его лицу. Девушка отметила широкий волевой подбородок, на удивление острые скулы, ровный нос. Грубая красота, он будто выточен из камня — настолько его лицо казалось безэмоциональным и холодным, ах да: и идеальным. Пугающим.

Содрогнувшись от охватившего ее ужаса, Лана смотрела на юношу огромными глазами, вжимаясь всем телом в кресло, словно желая пройти сквозь мягкую ткань обивки, раствориться в нем, исчезнуть, испариться. Незнакомец сделал шаг вперед, доставая что-то из-за спины; в его руке оно блеснуло, как серебро, и девушка, не выдержав, закричала. В глазах молодого человека промелькнуло какое-то животное удовлетворение, он сделал еще один шаг… и Лана вновь проснулась.

«Сон во сне, — подумала она, вытирая пот со лба и заправляя за ухо выбившуюся прядь. — И врагу не пожелаешь». Грудь тяжело вздымалась будто после тяжелой длительной пробежки. Книга, как и во сне, лежала на полу, света не было, но было слышно, как на кухне кто-то включил чайник. «Как хорошо, что Катюха вернулась», — облегченно подумала Лана, поднимая книгу и откидываясь обратно в кресло, переводя дыхание. Жутко.

Когда чайник закипел, девушка крикнула: «Катюш, принеси и мне, пожалуйста, чаю!». С кухни что-то неразборчиво пробормотали — все в стиле Кожевниковой, как и обычно. Когда послышались осторожные шаги, видимо Катя боялась расплескать горячий чай, Лана эмоционально выпалила, ища страницу, на которой закончила читать, чтобы положить туда выпавшую закладку: «Слууушай, а помнишь я тебе рассказывала о странном парне? Так вот, он мне сейчас… — Лана обмерла, увидев того, кто появился в проходе, — приснился», — почти шепотом закончила она. С дымящейся кружкой в руках на пороге комнаты, улыбаясь, стоял он. Опять.



Колени подкосились, а лицо исказилось от ужаса: на этот раз девушка закричала сразу, неловко вскочив с кресла, она практически отползла к окну — как можно дальше от него. Стоило ей только это сделать, как она проснулась. На этот раз по-настоящему.

Свет горел, раскрытая книжка лежала на коленях, на полочке возле телевизора мерно тикали часы. Костяшки пальцев, крепко сжимавших переплет, побелели от напряжения, которое, казалось, наполняло каждый нерв перепуганной девушки. Капелька пота стекала по виску, часть светлых волос прилипла к шее. Бешено бьющееся сердце вскоре начало потихоньку успокаиваться, отстукивая ритм медленного вальса, выравнивая учащенное дыхание. Просидев в кресле несколько минут, кажущихся вечностью, Лана убедилась, что на этот раз она действительно одна в квартире. «Какое облегчение!» — съязвило сознание.

Потянувшись за телефоном, лежащим рядом на столе, она отметила, что время уже позднее: 23:37. Кати не было. Лана знала, что подруга уже не придет: был у них такой уговор, если Кожевникова не вернулась до 23:00, значит она остается ночевать у своего парня.

На кухне все было тихо. Лана включила свет, чайник и села за стол, зарывшись пальцами в волосы. Думать не хотелось. Жить тоже.

Вскоре привычный слуху щелчок оповестил о том, что кипяток можно наливать. Кинув в кружку дольку лимона и две ложки сахара, девушка подошла к окну, сделав глоток обжигающего чая, что ее совсем не смутило: она любила горячее. Отодвинув тюль, Лана прислонилась к оконной раме, поставив кружку на подоконник; взгляд, полный самых разных противоречивых чувств, устремился в окно. Она всегда так делала, когда переживала или нервничала: ее успокаивало бессмысленное разглядывание темного двора, разбавленное горячим зеленым чаем. Глаза лениво передвигались, будто считая: качели, турники, горка, стол, скамейка, два тополя… стоп! Что это? Около дерева девушка увидела одинокую фигуру человека, который, казалось, только и ждал того момента, когда его заметят, потому что сразу же сделал шаг вперед, попав в полосу света, отбрасываемую уличным фонарем, глядя девушке прямо в глаза. Она, испуганно расширив глаза, отшатнулась. Горячий чай, который она как раз собиралась глотнуть, пролился мимо рта прямо на одежду, быстро пропитывая ткань, обжигая нежную кожу. Поставив кружку на подоконник, Лана кинулась скорее снимать футболку, морщась от боли, и тут же побежала в ванную, чтобы «вылечить» себя холодной водой. Когда она вернулась, осторожно выглянув в окно, во дворе уже никого не было, только луна уныло светила сквозь легкие облака.

Проведя рукой по лицу, будто снимая наваждение, Лана подумала: «Ну ты и дура, Крамская! Надо же, такое придумать… Пора завязывать с ночным чтением, пора бы уже выспаться нормально, а то еще и не такое привидится». Опасливо выглянув, Лана еще раз убедилась, что под окнами никого нет, и немного дрожащей рукой забрала с подоконника кружку, вылив чай в раковину: «Напилась!».

Силой воли, девушка пыталась загнать свой страх как можно глубже, надеясь, что это как всегда лишь воображение: она больше всего боялась своей фантазии. Прочитав книгу, Лана настолько сильно вживалась в роль, погружалась в историю, что потом ее одолевали кошмары, повсюду казалось, что книжный мир перебрался в реальный, и это ее пугало. Она боялась не темноты, а того, что выкинет ее больная фантазия в этой темноте. И сейчас она надеялась, что эти сны, этот молодой человек — лишь плод ее богатого воображения.

Забравшись в холодную кровать под одеяло, девушка вскоре забылась беспокойным сном, в котором, на этот раз, не было пугающего незнакомца. Во сне ее глаза бегали под закрытыми веками, руки непроизвольно сжимались в кулаки или начинали перебирать невидимые струны, а дыхание было слишком тяжелым, прерывистым, будто кто-то стягивал ей грудь, не давая вдохнуть.

Засыпая, Лана прошептала, то ли убеждая саму себя, то ли умоляя кого-то: «Боже, ведь я не сумасшедшая…». Утомленная девушка и предположить не могла, что ее слова могли быть кем-то услышаны. Практически мгновенно заснув, она, к счастью, не застала чуть насмешливый мужской голос, раздавшийся из темноты: «О, дорогая, а ведь это только начало».