Страница 11 из 16
В третьем часу все офицеры и примкнувшие к ним были вооружены. Нашлись артиллеристы, которые забрали с ассенизационного двора лошадей, спешно их седлали и запрягали. Лошадей хватило только на два орудия и два зарядных ящика. «Первый отряд» было решено построить для смотра. Перхуров отмечал: «Стоило больших трудов собрать всех, выстроить и вновь пересчитать». После этого у склада был поставлен «белый» караул, но вместе с тем заговорщики, «забыв всякую осторожность, сильно шумели». Все ожидали прибытия подкрепления из броневого дивизиона, без которого взять город малыми жертвами не представлялось возможным. Именно в этот момент у Перхурова стали зарождаться сомнения. «Тогда я обратился к собранным людям с таким заявлением… и предложил им на выбор, что они хотят, идти ли захватывать Ярославль или отправиться в Рыбинск, к чему я был лично склонен, потому что там наша организация более сильна. Мне было все равно – я человек бездомовый. Все заявили: „Пойдем брать Ярославль“».
Первоначальный план захвата города выглядел следующим образом. «Первый отряд» должен был насчитывать не 100, а 300 человек. И они должны были быть распределены на три отряда. «Половина, то есть 150 чел., при двух орудиях должны были разоружить советский полк в кадетском корпусе, 80 человек с броневиками разоружить и арестовать коммунистический отряд и запереть его в большом театре. Остальным 70 чел. захватить большевистский штаб в доме губернатора, почту, телеграф, радиостанцию, казначейство и выставить там караулы. После этого два первых отряда должны выделить заставу за город, а в городе штаб приступает к немедленному формированию отрядов». Очевидно, что этот план был неосуществим хотя бы в силу недостатка вооруженных людей. Кроме того, нельзя было не учитывать, что захват артиллерийского склада произошел без единого выстрела, а потому железнодорожные рабочие, которые должны были поддержать восставших, элементарно не знали о начале выступления. Перхуров вспоминал: «Они не могли узнать о начале действии и подать вагон под оружие, как было условленно, поэтому я послал туда мотоциклиста. В ожидании прибытия вагона и для охраны складов я оставил пятнадцать человек с начальником склада во главе». Задача нового караула состояла в том, чтобы сохранить для восставших боеприпасы. Караульным выдали винтовки, пулеметы, орудия. Кроме того, Перхуров отдал приказ: «Оставаться до тех пор, пока им не будет угрожать опасность. В последнем же случае они, не ввязываясь в бои для защиты склада, должны идти на присоединение в город. Для быстроты движения им было оставлено два грузовика».
Всё было готово для того, чтобы начать захват города. Один из участников тех событий вспоминал: «Весь этот отряд был разделен на несколько малых отрядов, и каждому было дано особое назначение: одному отряду занять почту, другому телеграф и т. д. Командиром этого отряда был бывший полковник Перхуров. Вероятно, около 5 часов утра отряды выступили в город. Причем я еще забыл написать ранее, что в складе же было взято несколько пулеметов». Как только началось движение в сторону Ярославля, к великой радости «повстанцев», прибыло подкрепление из броневого дивизиона: броневик и несколько грузовиков с пулеметами. После этого движение вновь возобновилось. Силы белых разделились на несколько групп, каждая из которых должна была выполнять свою собственную задачу. Сам Перхуров остался с резервом, состоящим из тридцати человек, двух орудий и легкового автомобиля с пулеметом. «Резерв» должен был прибыть в разгар событий и занять позиции в «Корсунской гимназии» (женской гимназии Корсунской), которая располагалась в доме Пастухова близ Богоявленской площади, где ныне находится ярославский главпочтамт. В какой-то момент с левого фланга показались всадники. Это была полусотня летучего отряда ярославской милиции. Вот тут бы, как говорится, и «сказочке конец». Однако все произошедшее затем можно считать исключительным везением. Перхуров описывал случившееся следующим образом: «Из-за забора, окружавшего какой-то пустырь, замелькали головы быстро несущихся всадников. Я приказал рассыпать стрелковую цепь поперек улицы и снять орудия с передков, но запретил открывать огонь. Стали ждать. Вскоре всадники выскочили из-за пустыря, развернулись лавой и пошли на нас. Мы молчали, цепь лежала неподвижно. Всадники надвигались». В самый последний момент раздался выстрел, командир отряда красной милиции упал с коня. Кто именно выстрелил, до сих пор неизвестно. Одни считали, что это был кто-то из белых офицеров. Другие – что командира убил некто из своих же милиционеров. В итоге вместо того, чтобы ликвидировать «мятежников», летучий отряд ярославской милиции перешел на сторону заговорщиков. Перхуров был поражен: «Я в свою очередь объяснял им, кто мы такие, и предложил отдать нам оружие, а после этого или присоединиться к нам, или же идти домой. До гимназии Корсунской они должны доехать с нами, где от них примут лошадей и седла. Милиционеры сразу согласились, только просили при выдаче им оружия вернуть им те же револьверы, которые они сейчас сдают. Просьба была уважена, и каждому тут же была выдана записка с номером отобранного револьвера за подписью начальника штаба».
Ситуация с ярославской милицией была в высшей мере симптоматичной. Во-первых, накануне событий июля 1918 года ее планировали слить с Красной гвардией, что было крайне оскорбительно для органов охраны правопорядка. Во-вторых, о неблагополучном положении в ярославской милиции говорили на заседании губисполкома еще 16 апреля 1918 года. Отмечалось, что «очень часты нарекания на милицию», что уже «не раз наблюдалось проникновение в милицию даже лиц с уголовным прошлым». Фактически советской милиции в Ярославле накануне белогвардейского восстания не было. Позднее советские исследователи писали, что эта крайне реакционная милиция за несколько дней до мятежа приняла на общем собрании «явно контрреволюционное предложение, и объявила что-то вроде забастовки». Так в чем же крылась причина столь вызывающего поведения? В июне 1918 года чекистами был арестован прежний начальник летучего отряда Силин. Перечень обвинений, выдвинутых в его адрес, выглядел по меньшей мере странным. Приведем ниже выдержку донесения нового начальника милицейского отряда:
«1. Бывший Начальник Губернского Летучего Отряда т. Силин всегда относился к подчиненным ему милиционерам очень жестоко и сурово, видя милиционера перед собою как какого-то врага. Я служу в отряде около 4-х месяцев и не слыхал от него ласковых слов ни к одному милиционеру, кроме своих любимчиков, которые вносили между командой и командным составом отряда вражду…
2. Начальником отряда увольнялись милиционеры за самые малые проступки, как-то запоздает, явится в отряд на 1 час и менее, чтобы могло ограничиться не в очередь на работу и на службу (на первый раз).
3. Ввиду такой суровости начальника многие увольнялись сами по заявлениям, ввиду невозможности продолжать службу; прошу обратить внимание, сколько милиционеров уволилось из отряда за время его короткого существования, несмотря на безработицу и голод.
6. Имелась в нем халатность к своим прямым обязанностям в следующем: так как у нас есть в отряде люди молодых лет, не бывшие на позиции. Я считаю, в таком случае лежало на его обязанности делать собрания [и] воодушевлять милиционеров, как мы должны стоять на защите Советской власти, как мы должны действовать при контр-революционных выступлениях, из нас многие не слыхали не только орудийного, а даже оружейного выстрела, многие не знают, как и обращаться с винтовками, [и] это ему все было не нужно.
7. Я много слыхал от вольной публики, что вот скоро крах Советской власти, готовится контр-революционное выступление, как железнодорожных, так [и] фабричных рабочих; однажды даже докладывал начальнику и… [его помощнику] Сабуров[у] о том и просил их, чтобы они изредка проверяли по ночам нашу команду и домашний наряд, как дежурных дневальных и пулеметчиков, часто они бывали спящими не на своих местах, [что] в такое смутное и тяжелое для нас время нахожу недопустимым; при такой всей халатности нас – весь отряд могут разоружить только лишь человек 10 вооруженных, [а] наш отряд является в настоящее время главной опорой Советской власти.