Последний вечер встречи

Похороны Маши так же легли на плечи Лисовского. Прокопец жила с мамой-пенсионеркой, работала диспетчером в РЭУ, родственников у нее не было, а из друзей – только школьная компания Куличенко, начальница РЭУ и два дворника-таджика, которые ее очень любили за веселый и разбитной нрав и блондинистые волосы, казавшиеся им верхом женской красоты. Ни у Машкиной матери, тети Оксаны, ни тем более у таджиков денег не было. Машка с матерью жили скромно, чтобы не сказать бедно. Вика и Кристина были в курсе, что Куличенко иногда подкидывал ей бабок. Машка называла это «материальной поддержкой». Но сейчас поддержки ждать было неоткуда, Куличенко сидел в СИЗО. Поэтому девушкам и Лисовскому ничего не оставалось, как взять организацию печального процесса в свои руки.

Ярик мотался на машине из морга на кладбище и в прочие инстанции, Кристина занималась закупкой продуктов для поминок, а Вика осталась сидеть с тетей Оксаной, которой стало настолько плохо с сердцем, что ее хотели забрать в больницу.

Машу похоронили в среду. День выдался на редкость холодный и ветреный, совсем зимний, хотя стояла только середина ноября. Ее отпели в маленькой церквушке рядом с домом, где у Машкиной матери был знакомый батюшка.

На отпевании тетя Оксана держалась, а на кладбище ей стало совсем плохо. Ноги не слушались ее, она повисла на плечах у таджиков, черная косынка сползла с ее головы, и золотистые локоны, точь-в-точь как Машкины, трепал и путал ледяной ветер.

– Дочечка моя, – рыдала несчастная женщина, – милая моя, на кого ж ты меня оставила…

Вика и Кристина попытались обнять ее, но она с неожиданной силой рванулась и оттолкнула их.

– Все он! Он!! Пусть сгорит в аду! Мерзавец, убийца, нехристь! Всю жизнь ей поломал, а теперь и убил!

Машкина мать погрозила кулаком, глядя ненавидящим взглядом в пустоту, словно перед ней стоял Влад Куличенко. Затем обернулась на девушек. Лицо ее перекосила гримаса страдания и злобы:

– Вы! Вы тоже виноваты! Вы были с ним заодно! Все были его шестерки, ползали перед ним…

Возмущенная Кристина открыла было рот, чтобы возразить, но Лисовский сделал ей знак молчать. Порыв горестного гнева быстро прошел, женщина сгорбилась и покорно полезла в машину, поддерживаемая Яриком и таджиками. Сидевшая за рулем тетка из РЭУ нажала на газ. Девушки сели в автомобиль к Лисовскому. Ехали молча, Вика буквально кожей ощущала повисшую над ними гнетущую тишину.

На поминках стало чуть-чуть полегче. После третьей рюмки Вика почувствовала, что ее отпустило. Страшная картина, преследовавшая ее с воскресного вечера, перестала маячить перед глазами. Ярик сидел между ней и Кристиной, она ощущала идущее от него тепло, его плечо было совсем рядом. От этого ей стало не так страшно. Машкина мать быстро захмелела. Лицо ее раскраснелось лихорадочным румянцем, опухшие от слез глаза блестели.

– Машенька моя какая красавица была! – Она кивнула на портрет, стоящий во главе стола.

На нем Машка была совсем юная, только-только после школы. Вид у нее действительно был как у киноактрисы. Вика кивнула и тяжело вздохнула.

– Жалко как, – полушепотом проговорила она так, чтобы ее слышали только Кристина и Ярик.

– Еще бы не жалко, – согласился Лисовский. – Какие ее годы!

– Я не о том, – так же тихо сказала Вика. – С такой внешностью она могла быть кем угодно, артисткой, моделью. А она… – Вика замолчала, с грустью покачав головой.

– Потому что думать надо мозгами, а не одним местом, – тоже шепотом, но зло проговорила Кристина. – Так бухать и блудить – никакой красоты не хватит.

– Перестань! – одернула ее Вика. – О покойных или хорошо, или ничего.

– Что я такого сказала? – возразила Кристина. – Это же правда.

– Пошла ты со своей правдой. – Вика вытерла набежавшую слезу и выпила залпом стопку коньяка, заботливо налитую Яриком.

– Ладно, не будем о грустном. – Кристина достала из сумочки пудреницу и придирчиво осмотрела себя в зеркальце. – Лис, что там Куличенко? Ты был у него?

– Был. – Лисовский кивнул.

– И как?

– К нему не пускают. Потом, может быть.

– Но что они говорят? Он признался?

Ярик отрицательно помотал головой.

– Нет? – Кристина округлила глаза.

– Как не признался? – удивилась и Вика.

– Не знаю. – Лисовский глотнул боржоми из бокала. – Менты говорят, он точно в пелене какой-то. Все бормочет что-то неразборчивое. И смотрит дико.

– Может, он это… спятил? – Кристина аккуратно положила зеркальце в сумочку.

Вике захотелось вцепиться ногтями ей в накрашенную физиономию.

– Совсем нельзя разобрать? – спросила она у Лисовского.

Тот кивнул.

– Говорят, совсем. Один раз только сказал отчетливо: «Я не виноват. Это все она». И снова бормотать.

– Это он о Машке, – оживилась Кристина. – Она его вечно совращала. Где он только не имел ее – и в машине, и в подъезде. И кажется, даже в самолете!

– Кристя, да заткнись ты наконец, – не выдержала Вика. – Вспомни, где находишься.

– Я помню, – огрызнулась Кристина.

Раздался звонок в дверь. Один из таджиков, молодой парень с черной бородкой, пошел открывать. В комнату влетел Серега Смелин с огромным букетом белых лилий.

– Прости, Маша, не успел! – Он бережно положил цветы к портрету. Лицо его было серым и помятым. – Не успел я, – повторил он и опустил голову. – Жена рожать начала. Я ее в роддом, сам сюда. Машенька! – Голос Смелина задрожал.

– Он че, бухой? – в ухо Вике шепнула Кристина.

– Наверное. – Та пожала плечами. – Будешь бухим, если жена рожает. И потом, он же влюблен был в Машку.

– Не может быть!

– А ты не знала? Кажется, еще с седьмого класса. Пойду покурю. – Вика встала.

– Я с тобой. – Лисовский тут же вскочил.

– Куда? У тебя же спортивный режим, – усмехнулась Вика.

– Режим сегодня можно нарушить. – Лисовский взял Вику под руку. – Пойдем.

Они вышли на площадку, встали к открытому окошку. Вика не спеша достала сигарету.

– Хочешь? – Она протянула Лисовскому пачку.

– Нет. Тем более дамские.

– Какая тебе разница, дамские или нет, если ты не куришь? – фыркнула Вика.

– Ты права, никакой.

Ярик улыбнулся. Он стоял напротив и смотрел прямо на нее в упор.

– Прекрати так смотреть, – она легонько толкнула его в плечо. – Ты мне мешаешь.

– Мешаю курить?

– Да! Зачем ты вообще за мной пошел?

Лицо Лисовского вдруг сделалось серьезным.

– Знаешь, что я думаю? – сказал он просто.

– Откуда мне знать? – Вика выпустила струйку дыма ему в лицо.

– Я думаю, это не Кулич.

– В смысле не Кулич? Ты прикалываешься? – Вика смотрела на Ярика с недоумением.

– Да не мог он этого сделать! Я же Влада с семи лет знаю! Да, он кабан бессовестный, грубая скотина, кобель. Но не убийца!

– Хватит, – зло сказала Вика. – Хватит гнать. Я своими глазами видела, как она лежала перед ним с ремнем на шее! Са-ма, – она повторила по складам, – слышишь, видела, как он этот ремень держал. Кулич держал ремень, затянутый на шее у Машки. А ты говоришь, не он.

– Вика, не злись, тебе не идет, – спокойно проговорил Лисовский.

– Я и не злюсь. Просто ты… ты… надеешься, что он отмажется?

– Не знаю, – пожал плечами Ярослав. – Может быть. Он мой друг.

– А Машка была моей подругой! – закричала Вика.

Лисовский молчал. Она почувствовала, что устала. Ей захотелось домой, спрятаться ото всех и от него тоже, домой, в свою уютную, теплую нору.

– Все, хватит об этом. – Она потушила окурок. – Пошли обратно.

Они вернулись. Кристина и Смелин сидели рядом, обнявшись. Смелин рыдал на Кристининой плоской груди.

– Я ее любил. Так любил. Я… дочку… Машей назову в честь нее. – Серега смотрел на Кристину мутными глазами.

– А у тебя дочка?

– Черт. Не знаю. Я уехал, жена еще не родила. Может, и сын.

– УЗИ-то что показывало? – спросила его подошедшая Вика.

– Не помню, – отчаянно и сокрушенно махнул рукой Смелин.

– Ну ты даешь. – Вика села на свое место. – Давайте помянем Манечку. Царствие ей небесное. – Она, не чокаясь, выпила стопку.