Мнемозина

— Глеб не будет с вами разговаривать, — холодно сказала Наталья. — Ему нечего сказать.

— Вы так уверены в этом?

— Абсолютно. А теперь оставьте меня в покое и потрудитесь больше не приближаться к членам нашей семьи. Привет Рокотову.

Она обогнула меня и торопливо бросилась прочь, словно за ней гнались черти.

— Вам не жаль девушку? — крикнул я вслед. Наталья словно споткнулась и бросила на меня взгляд через плечо, в котором пробудилась и подняла голову опасная гадюка, щелкнувшая ядовитыми зубами.

— Вы, наверное, удивитесь, господин адвокат, — прошипела Макарова, — но, нет. Мне ее нисколько не жаль. Ни капли. Каждому по заслугам.

— Чем же она вас обидела? — спросил я. Наталья открыла рот, но в последний момент сдержалась и почти побежала по коридору, подальше от меня.

3

Через два часа я наведался к Семену Броху. Семен жил и работал в ювелирном салоне неподалеку от мэрии. Жил он, естественно, не в самом салоне, а над ним, в просторной квартире, со всем своим выводком. Старшие дочери Семена: носатые, грудастые, волоокие, трудились тут же, обслуживали клиентов, предлагая злато-серебро, и томно вздыхали, когда в поле зрения попадался мужчина подходящего возраста. Сарочка и Розочка, неотличимые друг от друга, одинаково некрасивые, давно переспевшие груши, до сих пор не были пристроены отцом замуж. Младшие девочки то и дело мелькали в салоне, и я, признаться, не помнил точно, сколько у Броха детей: восемь или девять, да и идентифицировать их в лицо было сложновато, поскольку все они были словно отлиты из одной формы. Точно мне было известно, что лишь под старость Броху удалось родить себе наследника.

Несколько лет назад я оказал Броху услугу. И теперь беззастенчиво пользовался его осведомленностью, что крайне не нравилось старому плешивому плуту. Но отказать мне он не мог, к тому же, я часто оказывался полезным.

При виде меня Сарочка и Розочка расплылись одинаковыми лошадиными улыбками и выпятили грудь. Напрасное, между прочим, старание, учитывая, что отец никогда не отдал бы их за гоя.

— Семен Натанович на месте? — учтиво спросил я.

— На месте! — хором ответили близняшки и бросили друг на друга гневные взгляды, а затем одна, наиболее расторопная произнесла: — Я провожу.

— Да я помню дорогу, — попытался я отказаться.

— Ну, что вы, Иван… Андреевич, — возразила Сарочка, а, может, Розочка. — Меня это нисколько не затруднит, а сестра тем временем, присмотрит за магазином.

Вторая близняшка вымученно улыбнулась, а я нисколько не сомневался, что после того, как за последним покупателем закроется дверь, счастливице припомнят ее поспешность.

Кабинет Броха располагался на втором этаже, куда вела узкая винтовая лестница. Провожая меня, Сарочка (или Розочка) умудрялась прижиматься ко мне всем телом, поражая чудесами эквилибристики. Я подумал, что старому прохвосту нужно перестать так придирчиво копаться в претендентах на руки дочерей, иначе это плохо кончится.

У дверей кабинета близняшка с сожалением со мной простилась. Дочери никогда не входили в кабинет отца вместе с посетителями. Выждав, пока шаги провожатой стихнут, я дважды стукнул костяшками пальцев по двери.

— Семен Натанович, это Стахов. Надо поговорить.

За дверями звякнуло. Я представил, как Брох, словно царь Кащей, торопливо пересыпает злато в закрома и запирает сундуки, а затем послышалось глухое покашливание, что можно было расценить, как приглашение. Я медленно нажал на ручку и вошел.

Брох сидел за столом, на котором, кроме антикварного бутафорского телефона и малахитового пресс-папье не было ничего: ни бумажки, ни ручки, ни завалящей цацки. Увидев меня, Брох чуть заметно поморщился, дольше чем следовало, дабы показать, как он мне не рад. Я оценил, но сделал вид, что не заметил. Эти игры были давно известны и мне, и ему. Иногда мне казалось, что мы с Брохом — два карточных шулера, готовящихся друг друга кинуть.

Брох обратился ко мне, когда я еще работал опером. Была не по сезону холодная осень. Борх просто пришел в кабинет и попросил о разговоре с глазу на глаз. Дождавшись, пока мы останемся одни, он, с гримасой боли стащил с руки перчатку, и я увидел, что рука перетянута бинтом. Произошел стандартный наезд, пояснил он. Пропали деньги, и Борху пришлось отвечать. Жора Бетон прижигал руку Борха зажигалкой, требуя вернуть недостачу, которая канула в неизвестность. Я принял страдания старого еврея близко к сердцу и с определенными сложностями установил, что деньги украл водитель Жоры Бетона. Дальнейшая судьба водителя меня не интересовала, а Борх, оправившись, стал клясться в вечной дружбе. Правда, спустя пару лет его энтузиазм подувял.

— Ванечка, дорогой, — льстиво улыбнулся Брох и раскинул объятия, намереваясь меня обнять. — Как я рад тебя видеть!

Я обнял старого прохиндея и, получив царственный приглашающий кивок, уселся напротив.

— Каждый раз прихожу к тебе, Натаныч, и каждый раз думаю, что ты рад меня видеть, — усмехнулся я.

— Так, Ванечка, я таки знаю этикет, — прищурился Брох, старательно добавляя в тон побольше кошерности. — Знаешь, что это? Это когда евреи думают: «Чтоб ты сдох», а говорят: «Добрый вечер».

— Обожаю, когда ты хохмишь.

Улыбка с лица Броха медленно сползла, превратившись в гримасу. Он сердито поглядел на меня из-под насупленных бровей и с неожиданной резкостью сказал:

— Ванечка, я старый больной человек, и мне нет желания плясать вокруг тебя мазурку. Скажу таки, я слишком стар даже для того, чтобы записывать меня в сексоты. Если ты думаешь, что твои визиты ко мне остаются незамеченными, то глубоко ошибаешься. Люди задают вопросы, Ваня, и рано или поздно, мне придется на них ответить. Я тебе очень благодарен за помощь, но видеть твой благородный профиль так часто — скверно для моей репутации. Если у тебя есть ко мне вопросы, на этот счет умные люди изобрели телефон, а также интернет и массу других полезных приспособлений. К чему эти гангстерские выходки?

— К тому, уважаемый, что мы с тобой это уже проходили, — ласково ответил я. — По телефону ты поспешишь сказать, что ничего не знаешь, а вот при личной встрече мой благородный профиль на тебя действует, как сыворотка правды. Так что я предпочитаю личную встречу, тем более, все равно ехал мимо.

Брох поморщился, отчего его лицо стало похожим на раздавленную сливу.

— Чего ты хочешь на этот раз?

Я наклонился вперед и негромко произнес:

— Меня интересуют два семейства. Семьи Олега Рокотова и Сергея Макарова, особенно интересуют их дети: Ксения и Глеб. Хотя вряд ли ты что-то о них слышал.

На лице Броха появилось облегчение.

— Что ты хочешь узнать?

— Все, — отрезал я. — Дочь Рокотова погибла, а сын Макарова исчез. Рокотов не верит в самоубийство.

— И, видимо, думает, что во всем виноват этот анемичный юноша? — усмехнулся Брох. — Я в жизни, конечно, многое видел, но Глеб не производит впечатления убийцы. Если Ксенечку действительно кто-то убил, искать нужно где-то еще.

Я подумал, что уже второй человек дает такую характеристику Глебу, но делать выводы не спешил. В моей практике слишком часто встречались убийцы с ангельскими лицами. Вместо этого я предложил Броху продолжить.

— Ну, что тебе сказать про Макаровых? Обычные, среднестатистические миллионщики, без закидонов, — пожал плечами Брох. — Знаешь, их довольно сложно зацепить. Не азартны, не алкота, не наркоманы. Сергей Павлович — мужчина обстоятельный, и, разбогатев, не сменил свою Наташу на молоденькую модельку. Как поженились двадцать лет назад, так и живут. Глебушка у них единственный ребенок, наследник империи, но сильно сомневаюсь, что когда-нибудь ее возглавит. В плане бизнеса совершенно бестолков, но картины пишет прекрасные. Он уже в Англии выставляется, ты в курсе?

Я был не в курсе.

— А Рокотов?

— Олег? Ну, тот из другого теста. Не будь он так богат и хваток, я охарактеризовал бы его любимой фразой моей супруги Изольды — сраная богема. Хотя дочку он обожал, да и жену тоже, что неудивительно, ведь свою старую баржу он спихнул еще лет пятнадцать назад.