Алевтина

****

Наше время.

Взгляд Алевтины скользил по заглавию первой полосы свежей газеты: опять загадочный район, опять странные обстоятельства, опять свидетели, которых тут же увозит «скорая помощь».

– Что там происходит? – возмущалась Аля, кинув газету на стол редактора, – почему вы не пускаете туда ни кого?

– Опять читаешь конкурентов? – с легкой улыбкой, спросил Денис Михайлович, – при этом старые статьи.

– Ну, а что мне остается делать? Вы не пускаете меня туда, я бы написала хорошую статью и не упустила бы ничего.

– Сколько раз тебе можно повторять?! – перебил он девушку, – Как ты не поймешь, там опасно, все эти дешевые газетенки спрятались у себя в редакциях, и пишут, ссылаясь на рассказы каких-то очевидцев. Я ни за что не поверю, что кто-то из них был там. А верить слухам я тоже не собираюсь. Не хочу, чтобы моя газета писала опровержения. В этот район перестали выезжать даже сотрудники полиции, никто не хочет рисковать, понимаешь? Ни кто! Почему ты такая упрямая? – редактор, договорив, достал с кармана серого пиджака пачку дорогих сигарет и закурил.

В нос ударил едкий запах никотина. Он особенно противен, если ты не куришь. Становишься чувствительнее к подобным запахам. Тяжелый и едкий, он оседает во рту. После него еще волосы пахнут, как пепельница. Аля терпеть не могла, когда курят в ее присутствии. И начальник знал об этом. Но продолжал смаковать сигарету, самодовольно стряхивая пепел.

– Вы же бросаете, Денис Михайлович, – сказала Аля, в голосе слышались нотки призрения и обиды. Глаза уставлены в пол. В руках она держала наброски статьи. Вернее вопросы для нее. Она, как обычно шла в кабинет, чтобы поделиться идеями, с надеждой на понимание. Ожидания оказались ложными.

– Мы же договаривались с тобой Алечка, что не Денис Михайлович, а просто Денис, – сказал он с довольным видом. Его поза демонстрировала важность. Взгляд вкручивался в ее лицо, как окурок об стеклянную пепельницу.

– А знаете что? Я напишу статью! – ответила девушка. Подняла горящие глаза и всхлипнула.

– Тогда тебе придется написать заявление по собственному желанию. Для начала. И делай, что тебе хочется. Только не в моей редакции.

Редактор пододвинул ей листок. В этом движении просматривалась неуверенность.

– Я готова!

– То есть так легко из-за какой-то глупой статьи?

– Для вас все мои статьи глупые, я хочу написать что-то стоящее, чтобы не я читала с завистью конкурентов, а они читали меня!

– Как знаешь! Жду тебя завтра с заявлением! – Денис не выдержал и сорвался на крик. Но последние слова он уже кричал навстречу ветру от захлопнувшейся двери, – еще не хватало мне из-за какой-то девчонки…

****

Разговор выдался неприятный. Начальник не воспринимал ее всерьез. Давая ей рассказывать мелкие новости. Алю это очень задевает. Но сегодня – край.

Она выскочила из здания редакции, в лицо ударил летний моросящий дождь. Своими первыми, неуверенными шагами пробегал по крышам домов и автомобилей, все вокруг оживало: деревья, словно изумруды становились зеленее. Листья раскрывались, будто старались вдохнуть как можно больше свежести. В пропитанном газами от машин городе все оживало.

Черные туфельки щелкали в направлении подруги. Хотелось с кем-то поделиться.

Аня ее самая первая и единственная лучшая подруга. Еще со школы они неразлучны. Но теперь школьные истории и секреты покинули Алевтину. «Помнишь Аль, как Мишка с парты грохнулся, он тогда кричал стоя на ней…», – рассказывала Аня. А в ответ пустая улыбка. Одна парта, одна первая любовь, которая укрепила их дружбу. Учеба в университете, Аля на журфак, Аня на юрфак, и там они не расставались. Корпус объединил в себе две профессии. Девушки немного разошлись после переезда Алевтины к своему жениху.

Без зонта, приятно гулять под дождем, но не целый час.

(Кажется, забыла сумку в редакции). Блокнот с вопросами и с ним кошелек. Придется еще вернуться.

Знакомая дверь приветствовала одиноким глазком. Темные волосы промокли насквозь. От дождливой свежести хотелось согреться. Рука набрала привычный номер домофона.

– Привет, Анют, – Аля поздоровалась чуть робко.

– Привет, сейчас открою.

Ступени пролетели незаметно.

На пороге уже встречала Аня. Ее домашняя рубашка до колен, казалась очень легкой. На три размера больше, из-под нее выглядывали розовые шортики, а снизу тапочки под цвет рубашки.

Девушки почти одного. И в плечах и в талии, как две сестры-близняшки, они даже иногда обменивались одеждой. Только кожа у Ани совсем белая, и боялась солнца. Девушка завидовала Алевтине особенно из-за небесно-голубых глаз. Аня считала свои зеленые глаза невзрачными.

А вот судьбы у девушек расходились, как две тропинки в лесу, одна вела в глушь, а другая к свету, к реке с песчаным берегом. У белокожей девушки родители были богаты, папа «шишка» – директор сети автосалонов. Постоянные командировки, пока совсем не переехали в Москву. А дочка решила остаться. Подруга здесь и учеба, и личная жизнь. Заново все строить было бы невыносимо тяжело. Аля даже не знала, кто ее родители.

Глава 6. Карина

Уже двадцать два года. Часто вспоминается то время, когда люди с ног до головы в белых одеждах окружали Карину. А кроме них постоянные боли в голове. Страдания родителей (одного из них точно). Девушка считала, что только мать искренне переживает за ее здоровье, и за ее дальнейшее существование. А отец их бросил и девушка уверенна в этом на сто. Мать инсценировала гибель. Отец богат и далеко неглуп, но и мать имела кое-какие средства и связи после развода.

В голове у девушки часто всплывает момент, когда ей исполнилось восемнадцать лет, что происходило до совершеннолетия – являлось для нее загадкой. Новый год жизни – новая жизнь. Как жила в прошлом году? Да черт его знает. И вот он – восемнадцатый день рождения (ровно та дата, что указана в «Карина-02»).

Все вокруг оградилось плотиной, огромной, такой, какой обычно останавливают реки, но что-то пошло не так, конструкция оказалась не надежной. Наверно кто-то схалтурил и не доложил кирпичик – плотина дала трещину, и за доли секунды она рухнула.

В тот момент голова наполнилась за те же доли секунды: «Не ори на меня… твоя дочь не спит, она слышит нас… я заметила, как ты любишь ее… да она больна, но ты хоть пальцем пошевелил, ради нее? Да, ты работаешь, а жена дома… жена с больным ребенком…». Картинки и слова бесконечным потоком – вот и еще одна дамба снесена. Что это? Это боль, но боль почему-то приятная, ей нравилось получать воспоминания. «Здравствуйте, Михаил Степанович… вы уверены, что все получится… спасибо вам… я вас отблагодарю… вы тоже мне нравитесь… я вам еще позвоню, а с мужем я разведусь, вы нас спасли и дали надежду…».

Девушка стояла рядом, картинки стали настолько реальны, что казалось это 2001 год и она рядом с мамой, а та целует пьяного человека в белом халате и он излечил неизлечимую болезнь. «Мам, а ты любишь папу?» – как в колокол ударило в голове. «Я люблю того папу, в которого влюбилась шесть лет назад», – еще один удар. «Мы навсегда уезжаем отсюда?», «Да».

Карина назначила встречу с матерью. Пальцы набирали номер телефона в слепую, наизусть. Увидев родные глаза, для нее случилось еще одно открытие – она прочитала в них все негативные эмоции, что перенесла мать за последние двенадцать лет и это, ей тоже понравилось. Но она возненавидела родного отца и заменила его именем Михаил Степанович – это доктор с добрыми светлыми глазами, пусть с легким запахом коньяка и дешевого табака, но спасшим жизнь и искренне любившим ее мать, а это важнее каких-то запахов. С ним она тоже надеялась встретиться.

«Мам, не называй меня Аленой, я хочу, чтобы ты называла меня Кариной, это мое настоящее имя», – заявила она Диане, а та только расширила большие темно-карие глаза и, оставаясь в недоумении, согласилась. Новое имя не прижилось.