Диагноз – жив!

– Так это тоже вполне логично.

– А вот наш учитель истории посчитала иначе и влепила мне на уроке трояк. Хотя это была даже не наша тема!

– Да и Бог с ней. Потом выучи по учебнику и получи пятерку. Не трать силы на ветер. И не стесняйся задавать вопросы. Думай, рассуждай, учись! Знаешь, что отличает человека талантливого от всех остальных?

– Что?

– Он может выбирать, чем ему заниматься. Он не связан рамками и системами. Он их создает. Поэтому посмотри вокруг: одни сейчас богатеют, воруют и грабят целую страну. А другие, увы, нищают, как мы. Мы не видим возможностей. А вы с братом их увидите. Поэтому не тратьте себя на ветер! И не идите против совести. Никогда. Мы прожили так, чтобы не стыдиться, наши родители так жили. И вы, пожалуйста, сохраните свою честность.

Впрочем, удивлялись, а порой и пугались моих слов и действий даже они. Что поделать, человек – это сумма поступков, знаний и опыта. Не спрятать образ мысли, прочитанные книги, институтское образование и тех людей, с которыми ты рос и дружил. Все это у тебя в глазах, на языке и кончиках пальцев. Даже если тебе двенадцать. Не спрятать и отсутствие всего вышеперечисленного.

В моем же случае оказалось невозможным скрыть ни университет с семинарией, ни стажировку в Германии по психотерапии, ни сформировавшийся литературный и художественный вкус, ни веру в Бога, ни любовь к Библии, ни знание событий последующих двадцати лет.

И все это радовало, удивляло, восхищало и открывало перспективы. Правда, об окончании школы экстерном или хотя бы с медалью, мне пришлось забыть. Я решительно не помню почти ничего из школьной программы, а наверстывать эти пробелы и прилежно сидеть на уроках, которые я когда-то слушал, мне показалось не особенно интересным. Хотя общая успеваемость повысилась. Придраться было не к чему.

Здесь стоит сказать, что дискуссии на уроках истории, МХК и литературы были уже нешуточными. Некоторые учителя меня стали явно недолюбливать! А некоторые, напротив, начали использовать меня в своих интересах. Таким образом, по протекции директора нашего славного лицея я получил возможность помогать учителям вести кружки и факультативы по этим предметам. Не так чтобы их много кто посещал, но все же.

Больше всех этому обрадовался мой папа. Он втянулся в эту игру настолько, что теперь лично отбирал для меня книги и прочитывал специализированную литературу «под карандаш». Дуэль началась! Впрочем, иногда мы проигрывали.

Мы проиграли битву пожилой женщине, учительнице истории, той самой Лидии Игнатьевне, которая влепила мне трояк и до последнего жалела о Перестройке, развале Союза и победе Ельцина на выборах два года назад.

Мне пришлось признать, несмотря на всеобщее настроение, что дальнейшее развитие России этим курсом приведет к образованию весьма коррупционного общества и его новому расслоению на очень богатых и бедных, на «чиновников» и «бюджетников», хотя они получают зарплаты из одного федерального бюджета и на «Москву» и «регионы».

И когда она скажет, что именно с этими явлениями и пытались бороться ранее, поднимая страну после военной разрухи, проделав путь от Великой победы к покорению космоса меньше чем за двадцать лет, у меня не останется другого пути, как только согласиться с ней. Согласиться в необходимости сильной хозяйской руки и жестких мер по отношению к тем, кто, получив власть и деньги, станет отрываться от реальности, пуская целую страну по ветру.

Крыть было нечем. Мудрая женщина. Может, у нее тоже фора в двадцать лет? Но я получил от нее задание на лето разработать план «развития России в конкретных пунктах и цифрах».

Но несмотря на эти явные успехи в учебе и сближение с родителями, дискуссии по поводу денег и нового образа жизни результатов не дали.

И сад, который будет нас кормить буквально через два месяца, родители так и не продали. Равно как и не купили «доллары по шесть». Ехать куда-то в Эмираты и строить какой-то там непонятный город в Аравийской пустыне ради паспорта «государства с неясными перспективами» им тоже показалось неправдоподобным.

– Ты хоть и здорово мыслишь, но все еще маленький и веришь сказкам, – подытожили они.

Мне очень хотелось рассказать им правду, но я не стал. Неизвестно, чем кончилось бы дело. Не думаю, что они отведут меня к психиатру, но и лишнего болтать пока не стоит.

В итоге все сложится так, как это было в прошлый раз. Дежавю. Работа грузчиком в летние каникулы. Родители, которые дни и ночи, неделя за неделей, уйдя с завода с его бесконечными фильтрами и барометрами, пытались строить свое дело и неизбежный крах этой маленькой несостоявшейся «империи Винтеров», чтобы снова вернуться на завод. Да, стало лучше, но общий смысл остается. Ничего, кроме труда и надорванного здоровья.

А потом начнется череда смертей. Кого-то изобьют до полусмерти, кого-то просто убьют, кто-то не справится с тем, что рухнул целый мир, который они отвоёвывали, восстанавливали и насаждали жизнью.

Одним из таких будет мой дедушка. Тот самый, который вставит мой драндулетик в рычаг КПП своего запорожца. Человек – эпоха! Тот, кто воевал, и тот, кто восстанавливал страну после разрухи! Его мир рухнет в девяносто восьмом. Редко говоривший о войне, хотя почти вся Вторая Мировая осталась на его лице и теле, он не мог поверить тому, что видел и чего видеть не хотел.

– Не за это я воевал, не за это отдал свою молодость и ногу, – тихо, почти неслышно для других, говорил он, смотря новости по федеральным каналам. Подобное же выражение лица у него было и при общении с молодыми людьми. Его разочарование росло. А вместе с разочарованием росла и боль в сердце.

Удивительно, но изуродованный внешне, он, как и большинство его друзей, остались невероятно человечными и даже по-своему добрыми и ласковыми людьми.

Я помню, как он подвозил на своем запорожце парня без ноги. Ветеран Первой Чеченской. Как ехали они молча. Одна судьба, разорванная на десятилетия, и одно на двоих разочарование.

В этот раз я парня не встретил. Невозможно повторить все шаг в шаг, как ни старайся, но ту немую сцену в машине я запомнил на всю жизнь. Однажды я подсел к нему во время просмотра новостей:

– Дедушка, ты сильно разочарован в жизни? – Он вздрогнул от этого вопроса.

– Не думаю, что ты сможешь это понять.

– И все же, я постараюсь. Я вижу, как меняются твои глаза и как они наполняются болью. По сути, я вижу тебя счастливым или на кухне с бабушкой, или с однополчанами в гараже, а потом ты снова становишься очень хмурым. Тебя что-то давит?

– Для ребенка ты слишком наблюдательный.

– Да я вообще смышлёный. Но, если не хочешь, то не говори. Прости, если что-то не то спросил.

В комнате повисла тишина. Неожиданно для меня он её нарушил первым. Дед обнял меня и прижал к себе, гладя меня по голове. Руки были шершавыми. Ласки грубыми, но это были редкие приливы нежности у человека, которого мы за спиной называли Ремнем.

– Я очень люблю твою бабушку, ты должен это знать. Я радуюсь, когда мы собираемся друзьями в моем гараже и можем пропустить по стаканчику, тогда я чувствую себя молодым. Тогда у меня снова работают ноги, нет шрамов и боли. Тогда мне снова семнадцать. Я снова на своем коне. Только нет танков мне навстречу. А потом я иду домой, опираясь на трость, и каждый шаг дается мне очень тяжело. Тогда я думаю, отдал бы я себя еще раз, знай я все наперед? Я воевал, чтобы вы не знали войны. Мы голодали, чтобы вы не знали голода. Но сейчас все не так, как мы себе представляли. Запомни, что нет ничего страшнее, чем обманутые ожидания.

– Думаю, что я тебя понял. Спасибо за честность и мудрость. Я могу тебе как-то помочь?

– Проживи, чтобы мне не было стыдно за всех тех, кого я убил. Чтобы все это было не зря! Я, мои товарищи, все те, кто не пришел с войны, все мы верили в ваше счастье! Пронесите нашу веру в вас достойно.

Через два дня его не стало. Его мир рухнул. Моя бабушка, польская еврейка, бежавшая от Холокоста, нашла в дедушке и утешение, и покой. Она отказалась жить без своего мужа и очень скоро угасла. После, за её кроватью мы найдем множество таблеток, которые она не хотела глотать и рассасывать во время приступов, а просто выплевывала их, пряча за кроватью. Так, меньше чем за год папа стал сиротой.