Хмель свободы

– Он уже давно согласен, – ответил за сына Лейба. – Мы не против. Мы за свободу. Какой еврей будет против свободы? Так было во времена Кромвеля, так было и в час Французской революции. Я – темный старик, но я кое-что читаю.

Умчалась тачанка из Ново-Ковно. Длинный шлейф пыли тянулся следом за ней. Лашкевич был углублен в свой «гроссбух».

– Ну, шо у тебя получается, «булгахтер»? – спросил Махно.

– Две тысячи штыков, триста сабель. Це по волости. Но патронов почти нет. Оружие с фронту понанесли, а патронов – по обойме.

– Не навоюеш, – качнул головой Махно. – Надо до большевиков идти. Тульские заводы у них. И царские арсеналы. А людей у нас в достатке!

– А на шо жидов взялы в нашу анархическу армию? – спросил Каретников. – Для этой… для булгахтерии?

– Ты про жидов – оставь! – рассердился Нестор. – Революция это слово отменила! Есть только евреи. Я среди них таких боевых встречал, шо только держись!

– Бувае, – согласился Каретников. – Я в газете тоже видал георгиевского кавалера из жидов…

– Ну от. Совсем другой разговор!

Вечером во флигеле, в небольшой каморке, собрался тайный совет: самые стойкие черногвардейцы. Примкнули к «заговору» и «булгахтер», и Каретников, и многие другие анархисты.

– Поганое дело, хлопци, – сказал Тимош, глядя на соратников сквозь окуляры. – Вслед за Центральной радой и большевыки заключили мир з германцамы. – Он положил перед собой газету. – Ось! Отдают кайзеру всю Прибалтию, половину Белоруси, каспийськи земли, ще и шесть миллиардов марок. Откупаються чи шо?

– А Украина? – спросил Каретников.

– А шо Украина? От Малороссии та половины Новороссии Москва отказалась. А не то Германия всю Россию приборкала б… Украинська Центральна рада, шоб оборониться от большевыкив, пригласыла нимцив до себе. Воны вже в Киеви, скоро тут будуть…

– Хлопцы! – взволнованно сказал Лепетченко. – Нестор нужен! А он сутками – то з Настею, то з дытынкою. Про дела забывает. А случись шо… Ну, придут немые на Украину – и шо тогда? Пропадем без Нестора. Разлетится без него вся наша анархия, як полова по витру.

Щусь скривил губы:

– Ну шо мы всё воду в ступе толчем? Ясная речь: пока Нестор при Насте, а не при нас.

– Надо б якось с ним поговорить, – предложил Тимош. – Втолковать ему, шо Настя – не нашого огорода овощ. Кажуть, она дытя охрестыла в Федоровци. Тайно од Нестора. Не соблюдае його авторитет. Надо разъясныть ему все про Настю. И посоветовать отправыть Настю з хлопчиком до матери. Пока.

– Ха! – выдохнул Лепетченко. – Тогда и Нестор у Настиной матери буде пропадать. Молода жинка! У Нестора ще горячка на баб не пройшла.

– И все-таки поговорить надо!

– Поговори! Схлопочешь сапожной колодкой по голове! – бросил Щусь, скалясь в бессильной злости.

Помолчали. На стене ходики: стук-стук. Лашкевич встал, подтянул гирьку в виде шишки, опустившуюся почти до земли.

– Вопрос надо решать… того… кординально! – продолжил Щусь.

– Це як? – спросил Каретник.

– А от так! – Щусь стукнул ладонью по столу: как топором по плахе.

– Голосуем! – подвел итог Лашкевич.

Руки, одна за другой, поднялись кверху. Не сразу. Но все.

– Когда? – спросил Калашников.

– Завтра утром Нестор отправится на станцию до большевиков. За патронами… Ты будешь со мною. – Федос ткнул пальцем в Сашка Лепетченка. – И ты, – это уже в Калашникова.

Лица назначенных помрачнели. Остальные вздохнули с облегчением.

– И – все! – твердо повторил Щусь. – И – могила!

Утром на станции Гуляйполе было оживленно. Сновали разномастно одетые красногвардейцы. У кого на фуражке звездочка, у кого – алая повязка.

Главный гость в Гуляйполе – бронепоезд. Железное чудище, какого Махно еще не видел. Блиндированные вагоны, обшитый стальными листами паровоз, клубы пара, вырывающиеся откуда-то из прикрывающих колеса щитов…

Нестор стоял рядом с Павлом Глыбой и Йосифом Геленкевичем, командиром бронепоезда «Ваня-большевик». На Геленкевиче все кожаное, и звездочка у него на фуражке не матерчатая, самодельная, а металлическая, крытая красным лаком. Государственная звездочка. Сразу видно: из дальних краев гость.

– Ну, как тебе наш зверь? – спросил Геленкевич у Махно.

Нестор пожал плечами, сощурил в усмешке глаза:

– Серьезная коняка… Чего ж тогда тикаете на Ростов?

– Маневр! – объяснил Геленкевич. – Военна тайна.

– Та какая там тайна? Боитесь, шоб германцы не перерезали вам путь! А без железного пути ваш бронепоезд – як тигра в цирке.

– Ну, ты без этих шуточек, товарищ Махно! – вмешался Глыба.

– Не злись, Павло! – добродушно сказал Нестор. – А если серьезно, то глянь кругом. От – путя, а кругом гола степь. – Он обвел рукой пространство вокруг станции. Дальние поля. Одинокие рощицы. – Решаться все будет в степи. А хозяин здесь – крестьянин. Станут воевать наши селяне – и германцу не удержаться.

Паровоз окутал их облаком пара.

– От только винтовок у нас больше, чем патронов. Может, поделитесь патронами? – попросил Махно. – Все равно ведь уходите.

– Как, товарищ Глыба, дадим анархистам патронов? – спросил Геленкевич.

– Конечно, они хоть и без пролетарского понимания, но… на данный момент союзники. Надо дать. Тем более они, я думаю, на пути к большевикам. А куда ж еще? Ясное дело!

– Антисемитизмом не болеют? Это сейчас первейший вопрос на Украине.

– Чего нет, того нет. Полный интернационал. Этого у них не отнимешь!

– Тогда ладно.

Черногвардейцы стали грузить ящики в подводы.

– А где Щусь? – спросил Махно.

– Вроде до нимецких колонистов подался. Сказал, контрибуцию с их изымет, – ответил Лашкевич.

– Контрибуцию?.. Это он любит.

Один из ящиков треснул при погрузке, и на днище телеги просыпался ручей из новеньких, сверкающих медной желтизной патронов.

Нестор взял пригоршню патронов, полюбовался ими. Понюхал.

– Смотри, Тимош, это и есть тульска пшеница. Кто съест, тот и подавится…

А в это самое время Щусь, Калашник и Лепетченко, вежливо постучавшись, вошли к Насте. Даже сапоги вытерли на пороге.

– Срочно собирайся, Настя. Возьми, шо для себя и для дитяти на первое время понадобится.

– Куды?

– Нестор Иванович вызывает. В Софиевку. Немцы с панамы на нас идут, – объяснил Щусь. – Дуже тяжелое будет тут положение.

– А чого ж вин мени сам не сказав? – Настя глядела на них недоверчиво.

– Ты ж знаеш, он на бронепоезде… решил проехать по уезду. За тобою прислал Сашка Калашника!..

Сашко согласно кивнул головой.

Настя какое-то время размышляла:

– Ладно, я быстренько!..

И, развернув плат, начала бросать в него вещи.

Ребенок, словно почуяв неладное, захныкал.

– Тыхо, тыхо, Вадимко. До татка поидем. Татко зове!..

Щусь помог завязать ей узлы.

В тачанке они ехали вчетвером. Вадима держала на руках Настя. У ее ног валялись клунки. Из одного торчал уголок кружевной «панской» сорочки.

Калашник был за кучера. Кони свежие, напоенные, накормленные. Повозка катила мягко. Вадим дремал.

На развилке свернули с шляха на проселок.

– Куды ж вы, хлопци, на степову дорогу? – обеспокоенно спросила Настя. – Софиевка – по шляху, прямо.

– На шляху, говорят, германска разведка, – ответил Щусь.

С проселка свернули и вовсе на малоторную дорогу. Она повела в выбалок, где разросся густой кустарник, верболоз, камыш… Даже поздним утром здесь плавал туман. Было сумрачно и глухо, как в вечерний час.

– Хлопци! Там же Мокрый байрак – топко!

– Зато нихто не побаче…

– Куды вы нас везете?

Калашник, понукая лошадей, въехал в самую гущу верболоза. Гибкие прутья сомкнулись за тачанкой, только колея была чуть видна.

– Хлопци, вы шо? – крикнула Настя. Но голос ее тут же оборвался: ей зажали рот.

Сухо щелкнули в глухом выбалке два выстрела. И стало тихо. Только еле слышно шептал камыш.