Страница 104 из 111
После этого он замолчал и не произнёс больше ни слова. Лишь на загорелом недобром лице его вспухали и опадали желваки.
Так они ехали по полынной степи с увала на увал. Солнце всё ярче разгоралось в белёсом небе, перепархивали с куста на куст стайки бурых птичек. В ослепительной голубизне пел жаворонок.
Ближе к вечеру они увидели густое облако пыли, затмившее всю западную часть горизонта, стал доноситься неслитный шум, скрин арб, ржание лошадей, лай собак. Отдельные всадники скакали вдоль края тучи. Несколько верховых, заметив Афанасия и Албана, помчались к ним. Это были воины. Передний держал пику, на которой покачивался конский хвост.
— Сотник ставки скачет, — вглядевшись, определил Албан. — Ха, скорый гонец Узуна Хасана тоже не из простых воинов! — Он приосанился, поправил баранью шапку, перевязанную голубой лентой, поднял здоровой рукой пику с голубым флажком.
Увидев, кто перед ними, чужаки сдержали лошадей. Передний воин, стройный, статный сотник, почтительно поздоровался:
— Ассалом алейкюм, мир вам!
У него на бараньей шапке красовалась жёлтая лента.
— Далеко ли путь держите, почтенные? — спросил сотник.
— Мира и вам! — важно поздоровался Албан. — Хорошо, что вы подъехали. Где сейчас ставка хранителя истины Узуна Хасана, да будет полон сиянием его взор? У меня срочное донесение!
— Почему вы без охраны, почтенный гонец? — удивлённо спросил сотник.
— На нас напали. Охрана погибла. Мы убили пятнадцать разбойников. Я ранен в плечо, — отрывисто и громко сообщил Албан, становясь прежним — заносчивым и хвастливым.
— Велик аллах! — откликнулся сотник. — Ставка нашего государя в пяти фарсахах[188] на север, — он показал плёткой. — Езжайте прямо, вас встретит застава. Не нужна ли вам помощь?
Албан отказался от сопровождения. Сотник оценивающе оглядел лошадей с пустыми сёдлами, которых вёл Афанасий, спросил, не продаст ли гонец коней.
— Сколько дашь за каждую? — деловито спросил Албан.
— По тридцать.
— Мало, почтенный.
— Тридцать пять. Это красная цена.
— Сорок.
— Накину ещё две монеты.
— Скину одну.
— По рукам!
Они хлопнули ладонь об ладонь в знак заключения сделки. Сотник вынул мешочек с деньгами, отсчитал названную сумму. Албан, довольный, пересыпал деньги в свой кошель. Лошади стоили дороже, но достались Албану даром. Сотник поскакал к своему обозу. Албан вдруг плюнул вслед уехавшим, передразнил:
— Накину две, скину одну... Тут, русич, все вор на воре! Ни одного честного человека! Только и норовят кого-нибудь обмануть.
Но с Афанасием он и не подумал делиться. Впрочем, тот и не настаивал. На чужой беде не разбогатеешь.
Когда солнце закатывалось за горизонт, путники увидели огромный стан. Там золотились в закатных лучах шатры, пестрели походные палатки, передвигались конные отряды.
Передовая застава встретила их в степи и проводила в ставку. Следующие заставы пропускали их, как только замечали пику с голубым флажком. Скорых гонцов нельзя задерживать. Шёлковый шатёр повелителя Ирана стоял в окружении шатров вельмож, перед которыми располагалась сплошная цепь отборных воинов, острые лезвия копий блестели на солнце. Начальником охраны оказался тот самый богатырь, который боролся с Таусеном.
Он лично проводил гонца и Афанасия к советнику шаха. Величественный старец с лицом мудреца, поглаживая широкую серебряную бороду, расспросил гонца, прочитал письмо управителя дворца и, с интересом окинув взглядом Афанасия, спросил, словно не веря своим глазам:
— Так ты русич?
— Да, великий визирь.
— Давно ли ты из Русии?
— Скоро будет пять лет.
— Неужели ты так долго добирался к нам? И зачем?
— Я привёз письмо моего государя славному шаху Персии.
Афанасий вынул письмо, которое сумел-таки сберечь, подал визирю.
Тот внимательно рассмотрел печать государя Ивана, роспись его, сказал, что повелитель Ирана готов заключить с Русью союз и при ставке сейчас имеются два переводчика, знающие русский язык. Кстати, он сейчас их и проверит.
Одним переводчиком оказался бывший шемаханский купец, много раз бывавший с товарами в Москве. Другой — кудрявый чёрный грек из Крыма, выучивший русский язык у полонянок. Визирь велел им сделать переводы письма. Когда оба выполнили, каждый отдельно, работу, визирь сравнил переводы с тем, что содержался в письме, и остался доволен, заметив Афанасию:
— Теперь я убедился, что твой государь действительно ищет дружбы с моим повелителем. Ваши переводчики превосходны. В таких делах нельзя допускать небрежности. Сейчас тебя отведут в гостевую палату, отдохни, вечером я пришлю за тобой.
Чёрный молчаливый слуга-эфиоп отвёл Афанасия в большую палатку, принёс поднос с едой. Насытившись, Афанасий лёг на тюфяк и уснул мёртвым сном.
Вечером его вновь отвели к визирю. Величавый старик был не один. Трое важных вельмож сидели рядом с ним. Визирь сказал, что шах ждёт приезда русского посла, поэтому удивительно, каким образом письмо государя Руси оказалось у купца. Афанасий объяснил. Визиря удовлетворил ответ, он заметил, что проезд посольств по землям, где проходят военные действия, и на самом деле затруднён.
— Значит, ты был в Индии? Говорят, там идёт война между Бахманидским султанатом и Виджаянагаром?
— Война закончилась, великий визирь. Махараджа Вирупакша отстоял свои владения. За это султан Мухаммед-шах отрубил голову Махмуду Гавану и назначил на его место Малика Хасана.
Вельможи переглянулись, о чём-то тихо переговорили. Один из них обратился к Афанасию:
— Давно ли ты из Индии?
— Около четырёх месяцев.
— При тебе в Бидаре было спокойно?
— Не совсем. Хотя можно сказать и так.
— Сегодня мы получили донесение, что Малик Хасан убит, вместо него Касим Берид-шах. Ты его не знаешь?
— Впервые слышу.
— Этот Касим Берид-шах объявил себя правителем. Мухаммед-шах сбежал из столицы. Сын Малика Хасана стал раджой независимого государства Телинганы. Другие провинции тоже хотят самостоятельности. В Бидаре творится что-то непонятное. Наш могучий шах очень хотел бы узнать подробности.
Афанасий ответил, что будет рад сообщить о том, что видел. И подумал: кроме, разве, того, о чём рассказывать нельзя. Удалось ли Кабиру и оружейнику Вараручи совершить задуманное? Скорее всего — нет. Либо восстание подавлено, либо они опоздали. В противном случае о нём упомянули бы в донесении. Видать, и у Узуна Хасана там есть проведчики.
Вернувшись в гостевой шатёр, Афанасий обнаружил, что его походную сумку проверяли. Ну что ж, подобную возможность он предусмотрел, в его записях нет ничего, что навело бы на догадку, кто он на самом деле. Правда, о войске Мухаммед-шаха он упомянул подробно, но тут же описал выезд султана, сколько коней вели, сколько женщин следовало за повелителем, какие украшения были на вельможах, словом, записи можно принять за впечатления человека, поражённого увиденным. Не более того. У Хоробрита мелькнула догадка, что, возможно, его проверяли не люди Узуна Хасана, а кто-то другой. Но кто из посторонних может проникнуть за сплошную цепь охраны?
Утром его привели к большому золотистому шатру, окружённому рослыми воинами в доспехах. Один из них тщательно обыскал Хоробрита, вынул клинок, засапожный нож. С того времени, как серб Милош Кобилич убил турецкого султана Мурада отравленным ножом, спрятанным в рукаве[189], все государи принимают меры предосторожности.
Узун Хасан принял Афанасия, прохаживаясь по шатру, который мог бы вместить тысячу человек. Золотистое сияние, исходящее от стен, придавало огромному помещению особое очарование. Толстые ковры заглушали шаги владыки Персии, и казалось, что он парит над землёй в золотом ореоле. Но и без этого впечатление о нём у Афанасия сложилось благоприятное, чувствовалось, что этот человек одарён величием души, свойственным истинным властителям, исполненным великодушия и государственного ума.
188
Фарсах, или фарсанг — расстояние, проходимое караваном за час, примерно 6 км.
189
Это случилось 15 июля 1389 года, когда в сражении на Косовом поле сербы, боснийцы, хорваты потерпели поражение от турок.