Государь поневоле

Александр Осин

Государь поневоле

Пролог

Шумной, многоголосой толпой повели нас в царские покои. Шли гурьбой по галерее, я было испугался, подумал, что могут не выдержать переходы, но обошлось. Перед входом в мой терем, рядом с гвардейцами, стоял Алексашка. На мой вопросительный взгляд он украдкой, у самого пояса, показал большой палец. Повернулся тогда я к гостям и изобразил фирменный взгляд Петра. Те как на стену напоролись. Замерли.

— Всё! Далее мне провожатые не надобны. — И отвернулся.

Гвардейцы вместе с Меншиковым пошли оттеснять провожавших нас гостей обратно в большой дворец.

Елена как шла, не поднимая головы, так и замерла. Секунду я не мог решиться, что дальше делать. Кто она сейчас Елена-Прасковья или Елена-Елена, носитель или вселенец? Как мне себя вести? Но будь, что будет! Царь я или не царь? Подхватил молодую жену на руки и решительно вошел на свою половину.

Легкая как пушинка, Леночка обняла меня за шею и уткнулась в плечо.

Ногой закрыл дверь и понес её дальше в покои. Пройдя кабинет, зашел в спальню. У дальнего окна, напротив камина, стояла большая кровать, такая, как я и просил сделать — без пуховых перин, на пружинном матраце от Демидова. Напротив, на столике, стоял испеченный лебедь, два бокала и, в серебряном ведерке, бутылка шампанского, взятая у Лефорта. Я посадил жену на край кровати. Она вся сжалась, низко наклонив голову, кулачки прижала к груди.

— Елена, — я присел рядом, наклонился, пытаясь поймать её взгляд — не бойся. Не обижу. Или лучше тебя пока называть привычным именем Прасковья? — я улыбнулся и прошептал — Девушка Прасковья из Подмосковья.

Вероятно, Ленка-вселенец узнала цитату, и робкая улыбка стала для меня наградой. А её глаза всё-таки были полны слез.

Я положил руки ей на голову, снял венец. Господи, как туго затянули волосы! Осторожно стал распускать косу. Потом, нащупав застежку, расстегнул жемчужные бусы.

— Как ты только это терпела!

Начал расстегивать "платье". Девушка всхлипнула. Я замялся, продолжать или подождать. Нет, лучше подождать, пусть пока пообвыкнется, а я заодно схожу — сполоснусь. Разоблачить из свадебного наряда молодую царицу стоило большого труда. Хорошо, что её переодели после венчания. С венчальным платьем я бы, наверное, без помощников и не справился.

— Жарко! — Я стал снимать и с себя всю эту "древнерусскую одёжу", в которую царя обрядили на пир. — Не устала ли ты, Прасковья, большой день стоять-то выдалось? Я и то умучился за день. Пойду, омоюсь. Ты не робей, хочешь тоже душ прими. Знаешь, что сиё есть?

Слабое покачивание головы.

— Мне Никита Демидов сделал — в мыльне вода как дождь из медного рога льётся. Коли захочешь — приходи.

Молчание. Ну и как мне дальше с ней быть? Я, конечно, понимаю, для Лены-Прасковьи это первая ночь с мужчиной, но почему Ленка-вселенец спряталась, не объяснив ей, что и как. И зачем она оставила девочку одну сейчас?

Оставшись в сорочке, я внезапно вспомнил, что молодая жена, скорее всего, голодная. Сам я успел украдкой перекусить окороком — спасибо, Алексашке, расстарался. Обернулся к ней.

— Ты кушать хочешь?

— Да.

Ну, наконец-то, хоть, шепотом, но ответила. А то от самого венчания молчит да плачет.

Оторвал ножку у лебедя.

— На. Ешь. Скоро приду.

….

И я ушел в мыльню.

…

Мне пришлось немало потрудиться, чтобы придумать, как устроить из царской мыльни привычный для меня санузел. Ещё больше времени ушло на то, чтобы убедить матушку-царицу построить мне отдельный терем рядом с дворцом, по специальному проекту. Да "выбить" денег на него у сестрицы-правительницы.

Унитаз сделали медным, фаянс должного качества пока не получался. Вся сантехника из бронзы и латуни, трубы разве что опять медные. Брюс, хохмач, предлагал мне позолотить чугунный вазон в его лаборатории, благо опыты с гальванопокрытием металлов прошли удачно, а медь отдать ему на проволоку. Алексашка же вообще сказал, что любой уважающий себя монарх должен гадить исключительно в чистое золото. Скоморохи, блин, клоуны. Петруша тогда сразу оживился насчет чистого золота, но я его привычно загнал в "подсознанку". На самом деле наиболее дорогим были незаметные глазу резиноизделия. На них ушла почти треть привозного сырья, стоившего раза в два дороже золота по весу. Ванну отлили из чугуна, и покрасили традиционно — белой эмалью. Такую же раковину и поддон для душа. Тут же поставили деревянную купель и сауну. Получилось, что мыльня у меня занимала место почти столько же как и спальня.

Каменки как таковой не было. Печь топилась из коридора — одним углом сауну, а другим оставшуюся площадь. Горячую воду для меня грели в специальном котле в подклетях и догревали небольшой печкой на чердаке, куда она подавалась перепадом давления от водонапорной башни. На догреве постоянно дежурил гвардеец из молодых, следивший за верхним котлом и, заодно, работая противопожарной сигнализацией.

В сенцах я окончательно разделся и зашел в саму мыльню.

Душ был чудесен. Наскоро смыв пот, я решил понежиться минут — дцать и дать время Елене привыкнуть к статусу царской жены. Да и самому немного успокоиться, чтобы не пугать девушку молодыми гормонами.

— Государь.

Я обернулся. На пороге душа стояла Ленка.

…

<CENSORED>

…

Не знаю, сколько ещё это продолжалось, но я очнулся, когда угли в камине уже прогорели. Леночка спала на мне. А я боялся пошелохнуться и разбудить своё сокровище.

Потихоньку повернулся и осторожно положил свою девочку рядом на кровать. Она, не просыпаясь, вздохнула и крепко обняла меня.

Сон у меня пропал. Я накрыл, как сумел, нас одеялом и нежно поцеловал жену в лобик. Задержался, вдыхая аромат волос. Аромат любимой женщины. Только сейчас я понял, как мне повезло. Надо было провалиться сквозь время в сознание малолетнего царя, потерять семью, друзей, весь свой привычный мир со всеми его удобствами и проблемами, чтобы найти, наконец, свою единственную. Ту, ради которой не жалко и руку себе отгрызть, только бы не потревожить её сон. За эту ночь я сильно внутренне преобразился, и уже не отделял себя от Петра. Я и стал Петром. Впитал все его детские страхи, немерную жажду действовать и природную ярость, всю нежную любовь к матери и к этой девочке, что спала рядом. Я ощущал себя с Петром, уже как единая личность, помнящая обе свои прошлые жизни.

А заснуть так и не смог. Я начал вспоминать свою жизнь до переноса в том, старом, мире.

Часть первая

Глава 1

Банк продавали. Грубо и в открытую "сменили крышу" и указали на покупателя. Разжиревшие на антикризисных подачках госбанки поглощали всё, до чего могли дотянуться. Вот и до нас "дотянулись". В конце февраля нам приходил уже представитель покупателя и разговаривал с сотрудниками. Выбирал — кого оставить, а кого и "отправить на пенсию".

В тот день, опоздав на полчаса, я прочел в почте краткое сообщение шефа: "зайди ко мне. СРОЧНО!". Ну, раз шеф так "кричит", то надо идти. Взял блокнот и поднялся к нему на 7-й этаж.

— Вика, шеф у себя? — спросил я у сидевшей в "предбаннике" секретарши.

Вика только помахала, молча, рукой. Типа "заходи-заходи быстрее".

Стукнув для приличия, вошел в кабинет.

— Разрешите, Виталий Палыч?

— Дверь закрывай. Садись. Кофе будешь? — я кивнул — Вика, кофе и мне опять чай. — Крикнул он по громкой связи.

Шеф чего-то набирал на компе. Я ждал. Минуты через три зашла Вика. Молча, расставила чашки и исчезла.

— Димыч, ты в курсе ситуации? — Спросил Палыч, когда я отхлебнул кофе.

— Вы про поглощение?

— Да.

— Плохие новости для меня?

— Для меня не лучше… Ты уже что-то ищешь?