Две стороны жемчужины

Мария Алексеевна вынула пирог из духовки.

– Ешь сама, у меня нет аппетита.

Инга отрезала кусок Курника и, запивая горячим чаем, принялась есть. Мария Алексеевна лежала в зале на диване и не видела, что по лицу дочери бегут слезы, попадая на пирог и в сладкий чай.

Инга старалась не вспоминать Дмитрия, вычеркнула его из памяти, но в душе осталась горечь. Перед глазами встал Димка: высокий, стройный, похожий на итальянца, черноглазый и белозубый. Он ни на кого из своей семьи не походил, рядом с ним они выглядели так, будто присыпаны пылью. Разница в четыре года не мешала Димке преследовать её. Обычно она лишь отмахивалась от признаний парня, но в тот день Инга впервые встретилась с отцом. Мать никогда не скрывала, кто её родитель, не выдумывала лётчиков и космонавтов. Ещё в детстве объяснила: я родила тебя от любимого человека, но, к сожалению, мы оказались не нужны ему, поэтому у тебя есть только я. Инга не собиралась видеться с человеком, ни разу не вспомнившем о дочери, не подарившем ни одного подарка. Но так случилось, попала на практику в санаторий, принадлежащий отцу. Столкнувшись с ним в холле, поняла: он знает, кто она такая. Отец принял равнодушный вид и прошёл мимо. Это задело Ингу настолько, что она бесцеремонно прошла в его кабинет и уселась перед ним в кресло.

– Что тебе нужно?

Ни смущения, ни беспокойства она не заметила на его холёном лице.

– Вот счёт. Перечислишь на мою карточку всю сумму, что задолжал за восемнадцать лет. Папочка, – быстро приняла решение Инга, понимая, что не будет никакого разговора, раскаяний или извинений.

Он холодно посмотрел на неё, усмехнулся, взял бумажку с номером счёта.

– А ты не похожа на мать. Хорошо, я перечислю. Надеюсь, больше ты меня не побеспокоишь.

Тягостное молчание длилось минут пять. Он без интереса рассматривал её, Инга леденела под его взглядом, ощущая себя букашкой. Наконец поднялась.

– Не побеспокою.

– Вот и ладно, – он занялся бумагами, больше не обращая на неё внимания.

Инга на деревенеющих ногах покинула кабинет. Никогда ещё она не чувствовала себя настолько никчёмной и незначительной. Во дворе столкнулась с давним поклонником Димкой. Он протянул ей букет гладиолусов. Инга не любила их: один-два цветка распустятся, остальные остаются в зачатках на длинном зелёном стебле.

– У меня есть два билета на концерт Киркорова. Пойдёшь?

– Дима, я не дешёвка какая-нибудь, у тебя на меня денег не хватит, – ухмыльнулась Инга.

– Хватит, я заработаю, – воодушевился Дмитрий, обрадованный, что любимая девушка наконец снизошла до беседы с ним. Тёмные глаза загорелись упрямством. – Пойдёшь со мной?

Так всё началось. После беседы с папашей Инга решила: никогда не позволю мужчине растоптать себя, как это произошло с матерью. Я всегда буду главной. Тем летом она чувствовала себя роковой женщиной, немного жалела, что один из поклонников слишком молод, игра стала бы ещё увлекательнее. Её не интересовало, где Дмитрий берёт деньги, каждый сам решает, как поступать.

***

– Вы к кому? – Елена Назаровна, открыв дверь на звонок, обнаружила на пороге незнакомую женщину.

– Если вы мать Арины, то к вам.

– Что она опять натворила?

Мать Арины мучилась от головной боли и желания выпить. К концу второй недели трезвости желание становилось просто невыносимым. Если муж пил ежедневно и понемногу, то она периодами. Спустя две недели употребления горячительного у неё начинал болеть желудок, отказываясь принять ещё хоть каплю. В трезвый промежуток времени Елена Назаровна наводила порядок в квартире, усерднее ходила на работу, бралась за воспитание дочери.

– Вы знаете, что Арина спускается к морю с Высокого берега? Вчера потащила туда моего сына, и он чуть не сорвался вниз.

Высокий голос гостьи вонзился в мозг Елены Назаровны.

– Но не сорвался же. Что вы от меня хотите?

Гостья обвела глазами комнату, губы дёрнулись в пренебрежительной усмешке. Чисто, но обстановка ужасающе скудная: продавленный диван, дешёвый пожелтевший тюль на окнах, круглый древний стол в пятнах ожогов от сигарет и горячих сковородок, на тумбочке с перекошенной дверцей ламповый телевизор.

– Вы не боитесь, что дочь упадёт?

– Она с трёх лет там лазает. Ничего с ней не сделается.

Гостья покачала головой.

– Тогда объясните своей девочке, чтобы не водила туда моего сына.

Елена Назаровна поморщилась.

– Сами объясните. Аринка, иди сюда. Быстро я сказала!

Арина в комнате, принадлежащей ей и брату, наклеивала ракушки на глиняный горшок. Услышав голос матери, побежала на зов.

– Тут кое-кто требует, чтобы ты не таскала её трусливого сына на Высокий берег, – наклонила голову Елена Назаровна, глядя на гостью с насмешкой.

– Что вы говорите, он не трусливый. Это вы безответственная, если отпускаете туда дочь! Что можно взять с девочки, когда у неё такая мать.

– Какая такая? Ты чего припёрлась сюда? Оскорблять?

Арина встала перед разъярённой матерью, та всегда вспыхивала быстрее, чем сухая трава от искры.

– Можешь не сомневаться, моя дочь больше не приблизится к маменькиному сынку.

Гостья, медленно отступая к выходу, кивнула:

– Я только рада этому.

Елена Назаровна, обогнув Арину, с силой захлопнула дверь за женщиной и повернулась к дочери.

– Я тебе говорила, не таскаться на Высокий берег! Какого чёрта ты меня не слушаешь?

– Я осторожно, по удобной тропе, – Арина тронула мать за руку. – Мамочка, не сердись.

В висках Елены Назаровны пульсировала боль.

– Марш в свою комнату и не высовывайся. На пацанов вечно жаловались, теперь на тебя. Как мне всё это надоело!

– Мамочка.

– Иди к себе и сиди там тихо, – она сняла с крючка в прихожей матерчатую сумку. – А мне нужно лекарство.

Арина, опустив голову, поплелась в комнату, из-за неё маме снова понадобилось лекарство. Ей хотелось плакать, опять несколько дней в доме не будет горячей еды, станет грязно, родители начнут кричать и ссориться. Целых десять дней она была счастлива, после уроков мама кормила её супом и спрашивала о школе. А вечером даже пару раз читала ей книжку. Папу, чтобы не раздражал, запирала в спальне. Брат принёс коробку цветного теста, и Арина слепила букет цветов, теперь он красовался на тумбочке возле маминой подушки. Она сказала: букет ей нравится.

***

Неприятности Арины не закончились и на следующий день. Перед началом занятий в класс вместе с Серёжей Волковым вошла его мама и потребовала от учительницы пересадить сына от Рудаковой.

– Хорошо хоть обошлось синяками, – закончила она рассказ. – Кто знает, что ещё она выкинет – лучше держаться от этой девочки подальше.

– Я пересажу, не волнуйтесь, – успокоила её Римма Михайловна.

Когда мама Серёжи ушла, учительница спросила:

– Может, кто-то хочет сесть за один стол с Рудаковой.

Арина переводила взгляд с одного одноклассника на другого, но они либо отворачивались, либо опускали глаза. «Неужели и в школе я буду одна», – запаниковала она.

– Я сяду с Ариной, – вызвался Саша Фламер. В ответ он получил от одноклассницы такой признательный взгляд, что смутился. Саша не мог вынести, потерянного вида Арины, она напомнила ему любимого пса Джойса, тот выглядел также, когда его оставляли в одиночестве.

– Вот и замечательно, поменяйся местами с Серёжей.

После занятий Саша решил и дальше опекать Арину. Этот весьма самостоятельный мальчик всегда отправлялся домой сам. Отец Саши работал хирургом в центральной городской больнице, мама медсестрой в приёмном покое, занятые родители многому научили сына.

– Хочешь, я провожу тебя домой, – предложил Саша.

Арина сначала обрадовалась, но потом, вспомнив сердитую маму Серёжи, решительно отказалась.

– Нет. Я далеко живу, тебя родители заругают.

Саша улыбнулся.

– Не заругают. Где ты живёшь?