Невидимая связь

— Отдай, верни её, — смеётся Эдит, тщетно борясь с собакой за право обладания палочкой. — Ну же, будь умницей!

Эта картина — казалось бы, абсолютно обыденная и распространённая — Томасу представляется небывалой, даже сюрреалистичной. У него возникает стойкое ощущение, что всё это происходит не с ним, и даже возникает наивное желание ущипнуть себя за щёку. Миссис Шарп, всё-таки завладев прутом, протягивает его мужу. Он не сразу понимает, что от него требуется, и лишь выжидающий взгляд жены возвращает его в реальность.

— Апорт, — негромко командует баронет. Фарфалла устремляется вперёд, а Эдит снова хохочет, наблюдая, как собака нелепо поджимает на бегу лохматые лапки. Томас слышит какой-то странный звук и спустя мгновение осознаёт, что это — его смех. Выходит, этот навык ещё не утрачен окончательно. Эдит оглядывается на мужа, и они долго смотрят друг на друга, широко улыбаясь. Томас не чувствует зябкого ветра, а неприветливые, тусклые краски здешней природы уступают место мягкому янтарному свету, исходящему от его жены.

Быть может, она права — внутри дома действительно холоднее, чем снаружи? Шарпу не хочется возвращаться.

***

Секреты Аллердейл Холла устают ждать, пока хозяева соизволят их раскрыть. Мирные пасторальные зарисовки не приживаются в этом мрачном поместье, и даже Эдит не по силам перенести сюда безоблачную, сияющую атмосферу, прежде повсюду сопровождавшую её. Напротив, гнетущий сумрак дома постепенно обволакивает девушку, затягивая её в багровую бездну творившихся здесь кошмаров. И однажды являются призраки.

Попытки выяснить у супруга, кто и как умирал в стенах Аллердейл холла, остаются бесплодными, однако миссис Шарп не занимать упорства. Теперь в перерывах между сочинением книги и попытками разделить с Люсиль часть домашних хлопот Эдит постепенно изучает здание, проникая то в одну, то в другую комнату. Уже давно нежилые, запустевшие помещения пахнут сыростью и прелой тканью. Старинная мебель местами потрескалась, местами — покрылась паутиной. В некоторых частях дома и в самом деле небезопасно, не зря об этом предупреждала Люсиль. Один раз под ногой Эдит ломается полусгнившая доска, второй раз от сквозняка захлопывается дверь, напугав девушку до полусмерти. Чувство страха знакомо ей не понаслышке, её нельзя назвать совершенно безбоязненной, но, вместе с тем, упрямый нрав и стальной внутренний стержень толкают Эдит на дальнейшие исследования поместья.

Миссис Шарп часто просыпается по ночам, не обнаруживая в постели мужа, она заходится кровавым кашлем, не подозревая, каковы причины её недомогания, но пока ни капли не сомневается в том, что источник зла не имеет отношения ни к Томасу, ни к его сестре. Более того, она не уверена в том, что зло несут здешние призраки. Скорее, они стараются натолкнуть Эдит на какую-то мысль, показать ей что-то, приблизить к разгадке тайны. Одна находка уже сделана благодаря призраку — цилиндры для фонографа, на которых наверняка что-то записано, осталось лишь изыскать возможность для прослушивания. Повинуясь интуиции, миссис Шарп не сообщает о своей находке супругу, хотя подобная скрытность — не в её характере. Ей очевидно, что Томас с недоверием воспринимает её рассказы о призраках, а Люсиль и вовсе с презрением отзывается о больной фантазии, поэтому Эдит ведёт своё расследование в одиночку.

В один из особенно холодных ноябрьских дней новые знаки приводят её в старую детскую комнату. Миссис Шарп следует за звуком, которого раньше не слышала — до её ушей доносится лёгкое поскрипывание колёс. Поскольку Эдит ничего не известно о своих предшественницах, она не догадывается, что может издавать такой шум. Приоткрыв очередную дверь, Эдит видит небольшое помещение, в одном из углов стоит инвалидное кресло. Сглотнув, она подходит поближе и проводит мизинцем по сидению, на подушечке пальца остаётся слой пыли. Вероятно, креслом не пользовались уже давно. Из другого угла комнаты доносится едва различимый трепет крыльев, и на этот раз Эдит уже знает, что это — мотыльки. В доме они повсюду. Вот и здесь покрывают своими тельцами серую невзрачную стену…

Нет, на стене что-то есть. Миссис Шарп пересекает помещение, чтобы рассмотреть её получше. Мотыльки разлетаются в стороны, открывая истёршуюся от времени картину: нарисованы мальчик и девочка, ведущие какую-то беспечную игру. Эдит с интересом наклоняется ниже, как вдруг позади вновь раздаётся поскрипывание, и она, внутренне сжавшись в комок, понимает, что так могут звучать только колёса кресла, которое по всем законам логики должно быть пустующим и неподвижным. Её нервы напряжены до предела, и, когда к настойчивому скрежету добавляется звук распахивающейся двери, девушка не может сдержать крик ужаса.

— Боже правый, Эдит, наконец-то я нашёл тебя! — на пороге стоит Томас, и весь его вид говорит о том, что он перепугался ничуть не меньше. — Зачем ты поднялась сюда?

Миссис Шарп невольно бросает взгляд на кресло, но оно стоит на прежнем месте. Испустив вздох облегчения, она подбирает слова для ответа, не решившись быть откровенной.

— Думала посмотреть детскую, — запинаясь, начинает Эдит. — Люсиль рассказывала, что вы проводили здесь почти все дни напролёт, и мне захотелось увидеть комнату, с которой у тебя, наверное, связано столько воспоминаний. Поведаешь мне, что за рисунок украшает стену?

— Это я и Люсиль, — отвечает Томас, силясь придать голосу спокойствие. — Так я себе представлял нас, по крайней мере.

— Ты сам нарисовал картину? — переспрашивает Эдит с радостным удивлением. — Я не знала, что ты уже в детстве был таким замечательным художником. Жаль, что теперь ты рисуешь только чертежи и детали для машины.

— Ничего особенного в этой мазне нет, — усмехается Шарп. — Учитывая, что родители почти не занимались нами, у меня была уйма времени на то, чтобы научиться сносно рисовать.

— Ты несправедлив к себе, дорогой, — упрекает его жена, но Томас лишь отмахивается.

— Пойдём в столовую, Люсиль уже приготовила обед, — говорит он.

Эдит послушно следует за супругом, но, поддавшись необъяснимому порыву, застывает в дверном проёме. Шарп уже спускается по лестнице, когда она, собравшись с духом, окликает его.

— Томас, — робко говорит она, стесняясь тех слов, что ей сейчас придётся произнести. — Я уже несколько раз просыпалась среди ночи и не находила тебя рядом. Возможно, ты мог бы… Не знаю, уместно ли поднимать эту тему, но всё же она меня беспокоит. Ты мог бы объяснить, куда ты пропадаешь?

Шарп затравленно озирается по сторонам и барабанит пальцами по перилам. Столь закономерный вопрос тем не менее застаёт его врасплох.

— Жаль, что тебе так плохо спится, — едва слышно роняет баронет. — Я бы не поступил так, если бы знал, что ты можешь проснуться.

— Как – так? — с нарастающим волнением уточняет миссис Шарп.

— Видишь ли, я привык ночевать один… И бывает, что сон не идёт — тогда я запираюсь в мастерской до утра и провожу время за своими чертежами.

Брови Эдит удивлённо ползут вверх. Спустя пару мгновений, осмыслив сказанное мужем, она приближается к нему и доверительно кладёт голову Томасу на плечо.

— Но ведь теперь нас двое, — проникновенно говорит она. — Ты мог бы просто разбудить меня, обнять. А я бы спела тебе колыбельную, моя мама всегда так делала, когда мне не спалось.

Колыбельная… О, ему сполна хватило колыбельных за его жизнь.

— Ну что ты, дорогая, — уговаривает жену Шарп. — Тебя и без того мучают дурные сны, а ты предлагаешь ещё и мне будить тебя.

— Это не сны, — морщит нос Эдит. — Видит Бог, Томас, в доме есть некая потусторонняя сила. Но я не боюсь, не подумай! Я верю — мне удастся выяснить, что здесь творится.